- Видите, да? – Рядом бесшумно возник Андрей Михайлович.
- Вижу, - Зимин вздрогнул от неожиданности. – Только не понимаю, что я вижу? Ваши бойцы занимают позиции, словно для обороны. Только не окапываются.
- Скоро начнут, - куратор покосился на Леонида. – Надо ускорить расшифровку.
- Легко, - Зимин хмыкнул. – Скажите, что конкретно мы ищем, тогда дело пойдет значительно быстрее.
- Зацепки.
- Отличная подсказка! – Леонид скривился. – Почему некоторые ваши бойцы имеют прохладный, мягко говоря, тепловой контур?
- Здесь нет таких бойцов.
- Были, - Зимин пожал плечами. – Теперь все исчезли. Почему?
- Ушли.
- Логично. И почему они ушли?
- У них своя база.
- И снова логично, только неудовлетворительно. Почему у них своя база? Почему они «холодные»?
- Потому что.
- А вот этот ответ меня устроил, - Леонид усмехнулся, но тут же сменил гримасу. Издалека прилетели новые звуки. Достаточно тревожные, если Леонид не ошибся. Зимин прислушался. – Вы слышите? Что это за звуки?
- Выстрелы, - на удивление спокойно ответил Репин. – На внешнем периметре.
- Это не учения? – Уточнил Зимин.
- Нет.
- Что это тогда?
- Всё, что угодно, - Андрей Михайлович вынул из кобуры под пиджаком пистолет, загнал патрон в ствол, поставил на предохранитель и сунул оружие обратно. – Вплоть до чрезвычайной ситуации высшей степени.
- Высшей степени? Это значит – в Кремле? Или во Дворце Советов?
- В пределах Садового кольца.
- А узнать нельзя?
- Пока нет. Не все каналы связи работают.
- А телевидение на что? Если в городе происходит нечто чрезвычайное, все телерепортеры сразу оказываются на месте. Во всяком случае, их летающие камеры. Ещё есть сотовая связь, полностью её не вырубишь. Но, главное, есть Интернет! Если не по сотовым каналам или по волокну, то через спутники…
- Думаю, по всем каналам показывают «Лебединое озеро», мобильной связи нет, а Интернет висит. Даже через спутники.
- Что значит, висит? Это невозможно… - Леонид осекся. – Неужели всё настолько плохо?!
- Пока что именно так, - Репин уставился на Леонида. – Осознали теперь?
- Опять намекаете, что я на острие атаки? Даже в такой чудовищной ситуации вы продолжаете свои странные игры? Зачем? Я не понимаю, за-чем?!
- Когда закончите, позвоните мне, - Андрей Михайлович указал на проводной телефон. – Старая техника пока работает. Мой местный номер – два нуля семь…
…Репин вышел, а Леонид сел за стол и уставился на телефон. Вряд ли майор опять намекнул на что-то. Даже наверняка никаких намеков не было. Но Леонид почему-то воспринял предпоследнюю фразу куратора именно как намёк. Почему? Что за блажь? Зимин этого не понимал, но чувствовал, что рациональное зерно в этом предположении есть. Репин мог «намекнуть» невольно. Ценность подсказки от этого не снижалась.
«Старая техника пока работает. И я копаюсь в архиве, вскрываю тайны прошлого, чтобы помочь КГБ разобраться с текущими проблемами. Ищу связь времен. Какую? Думай, Зимин, думай! Кто сейчас мутит воду? Да похоже, что представители всё той же Конторы, только из какого-то обособленного подразделения. Ведь они свободно бродили здесь, пока им не приказали выдвинуться в центр Москвы. Что о них известно? Только то, что по неведомой причине они дают прохладный контур на тепловизоре. То есть, у них понижена температура тела…»
Зимин резко придвинул свои расшифровки и переложил несколько листков, возвращаясь к сцене обследования в госпитале.
«…У всех понижена температура, брадикардия, при этом нормальное давление, идеальная кардиограмма, в порядке рефлексы и даже повышена скорость реакции…»
Так вкратце доложила доктор Еремина о состоянии здоровья тех, кто якобы получил дозу немецкой сыворотки.
«Якобы – потому, что на самом деле неизвестно, какое вещество попало им в кровь. Но суть не в этом. Сходство есть – это главное. Какой вывод? КГБ сохранило и применило немецкую сыворотку? Запросто. Наверняка образцы хранились, изучались и совершенствовались все эти годы в секретных лабораториях. Зачем было применять сыворотку? Почему сейчас? Ответить сложнее, да этого и не требуется. Репин ждет от меня ответы на другие вопросы. О сыворотке он наверняка знает, поэтому «зачем» и «почему» может рассказать получше меня. Есть в записях что-то ещё, какой-то единый ключ к обеим ситуациям: и в прошлом, и в настоящем. Надо работать, надо расшифровать всё, пока не стало поздно!»
14. Февраль 1945, Восточная Пруссия, подступы к Кенигсбергу
В штрафной батальон попадали по разным причинам. Кого-то так наказывали за проявленную в бою трусость, кто-то попадал по собственной глупости, у некоторых сдавали нервы или их подстегивала выпивка и они шли в рукопашную на начальство. Процентов двадцать объяснить своё появление в штрафбате не могли. И на то имелось также огромное количество причин.
Филин и Васнецов относились как раз к «необъяснимому контингенту». Причем, объяснения не знали даже командиры, приговор трибунала был засекречен. Это не сильно выделяло бывших разведчиков из общей массы, но командиры посматривали на них косо. Они будто бы чуяли подвох и ждали, когда он вылезет наружу.
И ведь правильно чуяли. Это выяснилось, когда в штрафбат приехали офицеры СМЕРШ из штаба фронта, а с ними какие-то «товарищи из Москвы». Единственным знакомым лицом в делегации оказался Ворончук, теперь уже капитан. В одном ряду с холеными полковниками и даже генералами он выглядел неуместно, однако и товарищи из Управления СМЕРШ, и москвичи относились к молодому капитану хорошо, как к незаменимому специалисту. Шпыняли и отправляли гонцами они нескольких зеленых лейтенантов, тоже прилетевших из Москвы – судя по отутюженной форме с неуставными стрелками на рукавах.
Один из лейтенантов и отыскал Филина, а затем Васнецова, и привел их к Ворончуку. Московские и штабные гости пока осматривались и не спешили сообщать командиру штрафбата о цели своего визита, чтобы не поднимать шум раньше времени, так что у капитана Ворончука и бывших разведчиков имелся примерно получасовой зазор.
- Но это не для болтовни, а чтобы глубоко всё осознать, - предупредил Василий, наливая товарищам чай и накладывая кусковой сахар в миску, поверх уже нарезанного хлеба. – Налегайте, мужики, подсластите штрафную жизнь. Досталось вам тут за эти три месяца?
- Не больше, чем обычно, - Филин пытался бодриться. – Нас по назначению используют, в разведке. Раз пять всего в атаку ходили.
- И как?
- Ты о наших новых талантах? – Никита отвёл взгляд и невесело хмыкнул. – Все пять атак результативно. У меня шесть дырок, у Андрея Михалыча – восемь. Могли бы уже давно в госпитале отлежаться и вернуться в часть, как «искупившие кровью». Или на погост. Раза три точно могли в братской могиле очутиться. Но это теперь не по нашей части. Форму зашили, постирали, да и снова в бой.
- Как народ реагирует?
- Мы не афишируем. Застирываем кровь и штопаем втихаря, чтоб никто не видел. А если видит кто, говорим, что повезло, так… царапнуло. Да и некому реагировать, бои страшные, из каждой атаки четверть возвращается, от силы. А новички пока сориентируются – новая атака. Так что, легенды о нас «былинники речистые» не слагают. Не задерживается тут народ, ну и легенды, стало быть, тоже.
- Один факт, что вы три месяца здесь – уже легенда.
- Мы ж разведка. Специально подготовленные бойцы. Этого объяснения большинству достаточно. Офицеры только зыркали. Матёрые были кадры, всё просекали.
- Не зыркали они, а наблюдали, записывали и докладывали, - признался Василий. – Иначе, какой смысл вас в штрафбат отправлять? В тюрьме надежнее было бы спрятать.
- Мы так и поняли, - Филин кивнул и переглянулся с Васнецовым.
- Без доказательств теория – болтовня, - пожав плечами, сказал бывший подполковник.
- Боевые испытания нам устроили, - Никита вновь кивнул. – Хватило доказательств?
- Ты же видишь, - Ворончук постучал пальцем по погону, как бы намекая на большие звезды начальства, прибывшего, чтобы увидеть уникальных штрафников. – Поначалу не верили. Но после третьего или четвертого рапорта – прониклись. Начали планы на вас строить. А когда выяснилось, что немецкую сыворотку воспроизвести пока невозможно, приказали вас беречь.
- То-то, мы думаем, после новогодней ротации полегче стало. Но мы-то грешили на то, что за эти дни серьезных боев не было, своими глазами наших подвигов новый комсостав не видел, а на слово прежним командирам не поверил.
- Тут вы угадали, - Василий кивнул. – Новый комсостав вообще не в курсе ваших особенностей. Ты не стесняйся, Филин, налегай. Давай, ещё чайку подолью.
- Видать, непростое дело готовится, если такое начальство заявилось и так бесшумно подкатывает, - Филин с удовольствием похрустел сахаром и запил чаем. – Обычно, если проверка, построение объявляют, шухер до небес. С какой целью москвичи понаехали? Не потому ведь, что им просто захотелось на нас посмотреть.
- Раньше времени рассказывать о деле не уполномочен, но… - Ворончук обернулся к задернутому брезентом входу в землянку. – Заходи!
Полог отодвинулся и в землянку заглянул старшина Бадмаев. То есть, бывший старшина, а теперь боец штрафной роты. Он как всегда улыбался и хитровато косился на Ворончука.
- Заходи, не запускай холод, не май месяц на улице, - капитан махнул рукой. – Знакомьтесь, ваш новый боевой товарищ.
- Это против правил, - заметил Васнецов. – Рядовой состав отбывает срок в штрафной роте, а не в штрафбате.
- Считайте, что перед разжалованием Бадмаеву было присвоено звание младшего лейтенанта, - Василий махнул рукой. – Садись к столу, Бадмаев.
- А младшего лейтенанта Покровского не будет?
- Не всё сразу, - Василий усмехнулся и выложил на стол три пачки папирос. – Тоже вам. Теперь к делу. Из Москвы пришло, наконец, заключение по вашим анализам. Я ничего не понял, но доктор Ерёмина утверждает, что это революция в медицине. Правда, есть кое-какие нестыковки. Вроде как ваши анализы только на две трети соответствуют анализу содержимого той пробирки… из-за которой вы тут героически чалитесь вот уже три месяца.
- Тебе спасибо, товарищ капитан.
- Спасибо скажи своей бестолковой предусмотрительности, - парировал Ворончук. – Мне ничего другого не оставалось. Да вас всё равно упрятали бы. Не сюда, так ещё куда похуже. На боевые испытания, как ты выразился.
- Можешь не оправдываться, мы понимаем.
- Я и не оправдываюсь, - капитан пожал плечами. – Больно надо.
- А как это вещество попало к нам в кровь? – Спросил Васнецов.
- Во-от! – Контрразведчик поднял кверху палец. – Здесь вторая нестыковка из трёх. Покровский опять взял вину на себя. По его версии, дело было так: он очнулся, придавленный останками этих «неубиваемых» и понял, что весь во вражеской крови. У него было много ранений, но когда на раны попадала кровь немцев, они затягивались на глазах. Покровский нашел вас и, недолго думая, пока немецкая кровь не свернулась, «окропил» всех троих. И все вы задышали.
- Как он только додумался до такого? – Васнецов нахмурился.
- Я тоже спрашивал. Он ссылается на то, что вырос в семье доктора.
- Так себе оправдание, - заметил Филин.
- Мне тоже версия не нравится, особенно в сочетании с его кавказским прошлым. Очень уж красиво сошлось: Кавказ, «Эдельвейс», новая встреча с егерями уже здесь, после артналёта очнулся первым, без свидетелей, и вдруг взрыв секретного поезда. Слишком много странностей. Скорее всего, он врал, что случайно обнаружил эффект заживления с помощью крови бешеных фрицев. Вероятно, он знал о нем заранее. Откуда? Пока неизвестно. Покровский делает вид, что не знает. Поэтому ефрейтор пока и не в штрафной роте. С ним нашим следователям ещё работать и работать.
- Может, он и впрямь не знает ничего. Тогда нет никакой нестыковки.
- Может. Только нестыковка номер два заключается в другом. Юлит Покровский или нет – дело десятое. Главное, что жидкости, которая была растворена в крови у фрицев, для превращения в «неубиваемых» требуется литра по два на брата. Получается, что Покровский должен был все трупы в яму к вам стаскать, чтобы вы очнулись. Или прямое переливание вам сделать от каких-нибудь уцелевших фрицев. «Окропление» не могло дать эффекта.
- Главная странность не в этом, - уверенно сказал Васнецов. – Перелил нам кровь Покровский, или «окропил» нас, мы должны были стать такими же, как фрицы. Но мы другие. Анализы, как вы сказали, это подтверждают.
- Сходство есть, по большей части вещество такое же, - возразил Ворончук.
- В химии зачастую главную роль играет как раз меньшая часть, например, катализатор реакции.
- Разве я спорю? Не вы первый, кто так подумал. Это и есть нестыковка номер три. Но пока у нас нет других версий. И других подозреваемых тоже нет.
- Виноват Покровский нету, - вдруг заявил Бадмаев, шумно отхлебнув чаю. – Память башка у него плохо-плохо. Был ещё один. Шприц помню. У себя кровь брал, нам колол.
- Шприц? – Ворончук насторожился. – Ты помнишь, как вам вводили чужую кровь? Почему же молчал раньше?
- Не спрашивали, - Бадмаев ответил невозмутимо.
- А кто это был?
- Плохо видел.
- То есть, это мог быть и Покровский?
- Мог быть, - Бадмаев кивнул. – Другой был.
- Так он или другой?
- Он или другой. Плохо видел. Шприц жила попал точно-точно. Лёха руки не такие. Он иголка плохо держать, подшивка криво всегда.
Бадмаев отвернул ворот гимнастерки и показал подшитую изнутри полоску белой ткани, так называемый подворотничок, а по-простому – подшивку.
- Нас два санитара откопали, - вспомнил Филин. – Их допрашивали?
- Допрашивали, - Ворончук задумался. – У Покровского руки-крюки, это правда. Но тут против него работает его же легенда насчет врачебной семьи. Попадать в вену он мог научиться у мамаши.
- В любом случае, вскрылись новые обстоятельства, - осторожно подсказал Васнецов.
- Прокачаем, - пообещал контрразведчик. – А пока вернемся к текущим делам, граждане штрафники. Через полчаса вам будет поставлена особая задача, поэтому советую настроиться.
- Нам? – Удивился Филин. – Троим?
- Вам и вашему батальону.
- Нашему? В каком смысле?
- В прямом. Васнецов пойдет комбатом, а ты – командиром разведроты.
- Нами замените комсостав? – Филин удивился ещё больше.
- Произведем внеплановую ротацию комсостава, - поправил его Ворончук.
- Но штрафбатом не командуют штрафники. Вы снимете с нас обвинения и восстановите в званиях?
- Я всё сказал, - Ворончук загадочно просигнализировал о чем-то одним только взглядом. – Остальное вам расскажут в штабе.
* * *
На подступах к штабу переминались десятка два солдат и младших офицеров в погонах, что выглядело необычно в расположении штрафбата, но все взгляды притягивала единственная женщина – капитан медицинской службы Ерёмина. Увидев сопровождавшую Ворончука троицу, Алевтина Дмитриевна улыбнулась пританцовывавшим перед ней взводным и направилась прямиком к Филину. Этот демарш вызвал у офицеров легкое беспокойство, они подались за Алевтиной, но Ворончук одним взглядом пригвоздил их к месту.
Дождавшись, когда Ерёмина подойдет и начнет разговор, контрразведчик похлопал Филина по плечу и направился к одному из «москвичей», он как раз вышел из штабной землянки подышать свежим воздухом. Поскольку Филина и его компанию «благословил» капитан СМЕРШ, офицерам штрафбата оставалось только вздохнуть и, затаив черную зависть, идти по своим делам. Следующий раунд флирта с доктором им светил разве что в госпитале, попасть в который никто особо не стремился.
- Я так рада, что вы живы и здоровы, - Алевтина сказала это искренне, но после замялась.
- Нормально, не тушуйся, - Филин усмехнулся. – Правильно радуешься. Убить нас теперь трудно, это факт. Но кто сказал, что мы бессмертные? Может, эта неуязвимость высосет из нас отмеренную жизнь за год? Мы тут много на эту тему рассуждали с товарищем подполковником.