- Или где-то проваландался, - вдруг прозвучало из полумрака вагона. – На самовольное оставление части в условиях боевых действий походит. Как считаете, капитан Филин?
Под ближайшую лампу вразвалочку вышел упитанный подполковник. Это мягко говоря, упитанный. Начальник политотдела дивизии товарищ Стасенко. Фигура теоретически авторитетная, но практически никем не уважаемая за склонность к пустословию, мелочность и бесхребетность.
- Это вы, товарищ подполковник, у санитаров спросите, которые два часа назад меня откопали, - Филин смерил подполковника ироничным взглядом.
Форма на замполите была не полевая, а повседневная и сапоги начищены до блеска. Он будто бы не пришел сюда, а прилетел.
«Прошелся бархоткой перед тем, как запрыгнуть в вагон? Перед доктором выкаблучивается? Тоже мне франт. Лучше б жрал поменьше».
- А у Васнецова с Бадмаевым уточните, - продолжил Филин, - сколько кило земли поверх нас троих лежало, и как они считают, смог бы я выбраться, погулять денек, а потом снова зарыться на ту же глубину?
- Ладно, остынь, - Стасенко смягчил интонации. – Вот вечно ты ерепенишься, Филин. Чего тебе неймётся? На грубость хочешь нарваться? Без пенделей, как без пряников?
- Я с детства такой: энергичный и любознательный. Поэтому в разведке и служу. А у вас какое оправдание?
- Опять дерзишь? Хочешь до цугундера договориться?
- Какая подначка, такая и сдачка. Можете влепить мне выговор с занесением в личное дело. Или рапорт в СМЕРШ напишите. Что вам больше нравится?
- А-а, - подполковник сморщился, как от лимона и махнул рукой. – Чумовой ты, Филин! Столько медалей мимо тебя пролетело из-за языка твоего бескостного, взвод можно наградить. И премиальных профукал… два кармана. Не жалко тебе?
- Не-а, - Филин усмехнулся. – Можете смеяться, но я за Родину воюю, а не за деньги с медалями. А вы?
- Уф-ф, - Стасенко снял фуражку и утер платком лысину. – Забодал ты меня. Смершевцам только не говори про свою подземную лёжку. Не поверят. Сутки в отключке, считай заживо похоронен был, а теперь вон что, живой и бодрый. Эти товарищи в божьи чудеса не верят. Так, товарищ Ерёмина?
- Мне-то откуда знать, товарищ Стасенко? В госпитале все в одно чудо верят – в исцеление. От хирургов и других врачей его ждут.
- Во-от! – Протянул подполковник Стасенко многозначительно и поднял к потолку палец. – Никакого религиозного мракобесия, чистая наука! Всё в полном соответствии марксистско-ленинской теории, а также сталинской практике. Без ложных надежд на опиум для народа и спасительные свойства культовых талисманов и оберегов, вроде крестов, ладанок и образов. Вы согласны, товарищ капитан?
- Крестики это не талисманы и не обереги, а просто символы веры, - Филин пожал плечами. – Напоминание такое. Задумал человек дурное, взялся за крестик и вспомнил, что религия ему этого не позволяет. Недаром же и среди атеистов распространена уловка «нарисовать крестик на память». Но насчет науки согласен. Она шагает вперед семимильными шагами.
Капитан похлопал по ближайшей полке.
- Наша наука не хуже ихней, - подполковник уловил намек. – Или вы, товарищ капитан, обратный ход рассуждений предпочитаете?
Он с подозрением прищурился и уставился этаким «проницательным», как ему казалось, взглядом на Филина.
- «Дайте мне точку опоры и я переверну Землю», - капитан развел руками. – Дайте товарищу Ерёминой немецкие документы и тогда мы поймем, кто кого на текущий момент хуже или лучше.
- «На текущий момент», значит, - Стасенко кивнул. – Я запомню, товарищ Филин, эту вашу уклонистскую оговорочку. Разберемся с этим трофеем, будьте любезны заглянуть ко мне на беседу.
- Слушаюсь, товарищ подполковник, - спокойно ответил Никита. – Если не получу новое задание, непременно загляну.
- Надеетесь, Васнецов защитит, как обычно? – Стасенко усмехнулся. – Ну-ну. Посмотрим. Кстати, вы не в курсе, куда исчез один ваш боец… ефрейтор Покровский?
- Два варианта. Либо, куда и все остальные – на небо… в чисто научном смысле разумеется, в виде пепла. Либо… воюет. Наши далеко продвинулись?
- Относительно.
- Вот там его и надо искать… относительно.
- Поищем. А пока вы свободны, капитан Филин. Здесь вам делать нечего.
- Как знать…
- Мне пригласить майора Жданова?
- Я тоже выйду, - сказала Ерёмина. – Душно здесь. Будут новости, я в машине. Разрешите идти?
- Ступайте, - подполковник Стасенко раздраженно махнул рукой.
Филин выпрыгнул из вагона и помог Алевтине спуститься на землю, а дальше первой двинулась она. Где стоит машина, разглядеть было невозможно, пусть уже вовсю светило пока ещё в меру яркое и относительно теплое октябрьское солнце.
«Уже ноябрьское, - мысленно поправил себя Филин. – Тридцать первое я пролежал как боров под слоем грязи. Как только не окоченел? Земля тлела, это да, но ведь не сутки с гаком. И не задохнулся. Нет, Стасенко, напрасно ты столь решительно отвергаешь религиозное мракобесие. Без чудесного вмешательства тут не обошлось, вот те крест во всё пузо, товарищ замполит».
- Сам предупреждал, что лишнего говорить не надо, и что? – Ерёмина вдруг обернулась и одарила капитана легкой улыбкой. Светлой, но почему-то грустной. – Ещё немного и довел бы несчастного Стасенко до психологической травмы. Ему и так трудно, никто его, похоже, всерьез не воспринимает.
Никита отметил очень неожиданный и благоприятный сдвиг в наметившихся отношениях. Алевтина обратилась к нему на ты.
- А как можно воспринимать всерьёз этот ходячий сборник лозунгов? – Филин усмехнулся. – Знаешь, и умные люди иногда говорят глупости. Это простительно. Но когда умничают глупцы… это невыносимо.
- Всё равно, поосторожнее. Он трусоват, в лоб не пойдёт, но если подвернется случай, обязательно отомстит за все обиды. Такие типы злопамятны.
- Ты не только врач, ты еще и психолог?
- Все врачи психологи, - Алевтина остановилась и вдруг взяла Филина за руку.
Сначала капитан вообразил невесть что, но в следующую секунду понял – доктор просто решила посчитать пульс.
- Что там? «Пустое сердце бьется ровно»?
- Ты начитанный, - Ерёмина посмотрела на капитана как-то странно, искоса, будто бы с опаской, но и с любопытством. – А ну, пробежимся?
- Не вопрос, - Филин рванул с места в карьер и вмиг очутился на десяток метров впереди.
Доктор тоже не стала изображать кисейную барышню и припустила за капитаном вполне профессионально, по времени примерно второго разряда.
Стой машина чуть дальше, забег мог бы продолжиться. Ни Филин, ни его соперница особо не запыхались. Но рядом с «полуторкой» оба затормозили и доктор снова ухватила Никиту за запястье.
- Пятьдесят, - выдохнула Алевтина.
- Это хорошо?
- У меня… под сотню. А я, между прочим, бегом занималась. Область выигрывала. А ты каким видом спорта занимался?
- До войны? Никаким. Физкультурой в школе. Но с сорок первого… ещё какой спортсмен. Мастер спортивного ползания и Ворошиловский стрелок из всех видов оружия. А что не так?
- У тебя пульс… слишком медленный. В покое вовсе меньше сорока был. Может, от этого и в глазах темнеет.
- Меньше оборотов, меньше износ «пламенного мотора», - Филин улыбнулся. – Не так?
- Ты ведь не механизм, - Алевтина заглянула в машину. – Странно, где Ванечка? Здесь столько матценностей. Тиснет кто-нибудь лекарства, ему ж влетит.
- А правда, что новые лекарства, которые от всех инфекций лечат, из плесени делают?
- Правда, Никита, - доктор повертела головой и негромко позвала: - Ваня! Ты где, Ваня?!
- Командир! – Вдруг долетело откуда-то из-под вагонов. – Уходи, командир! Уходи!
Филин резко обернулся и увидел несущегося на всех парах, от насыпи прямиком к санитарной машине… ефрейтора Покровского. Собственной персоной. Впереди, похоже, что на ефрейторских пинках, буквально летел тощий рыжий боец, а следом бежали ещё несколько солдат и один офицер – уже знакомый майор Жданов.
Сначала Никите показалось, что «комендачи» гонятся за Покровским и рыжим, но вскоре капитан понял, что вся компания бежит не за кем-то, а от кого-то или от чего-то. Филин схватился за автомат, но противника не увидел, как ни старался.
- Ноги в руки! – Заорал Покровский совсем уж неприлично громко. – Сейчас рванёт к чертям!
Это пояснение Филина устроило. Теперь уже он схватил доктора Ерёмину за руку и потащил за собой куда подальше. Алевтина попыталась притормозить, якобы, чтобы дождаться Ванечку – судя по всему, это был тот рыжий, но Филин не отпустил наивную и сердобольную докторшу. Ванечка Ванечкой, но если у Покровского глаза становятся квадратными, а голос зычным, что иерихонская труба, дело серьёзное, это точно.
За месяц с хвостиком совместной службы Филин хорошо изучил повадки подчиненного. И в том, что минное дело Алексей знает не хуже настоящего сапера, капитан успел убедиться. Если Покровский сказал, что сейчас рванёт к чертям, рванёт непременно и обязательно «к чертям».
Вытолкнув Алевтину вперед и придав ей нужное направление, капитан всё же оглянулся, чтобы оценить обстановку. Почти все отбежали довольно далеко. Но доктор беспокоилась не напрасно, видимо знала, насколько бестолков водитель её машины. При любой мощности будущего взрыва, убить теперь могло только двух отставших воинов из отряда Жданова и как раз Ванечку, который решил завести свою полуторку.
Так и случилось. Вагоны рванули разом и вот именно так, как предсказывал Покровский – ко всем чертям. Какие мины сработали, ведали только немецкие саперы. Но могущество взрывов было таким, что обломки, казалось, поднялись на высоту птичьего полета и разлетелись на километр в разные стороны.
Взрывная волна легко подбросила санитарный грузовичок, перевернула через капот и отшвырнула метров на двадцать. Несколько десятков вырванных с корнями деревьев завалились, словно пародируя примятую траву, а две дюжины рельсовых обломков просвистели над головами, как запущенные подвыпившими кузнецами молоты. Все, кто пытался убежать, как бы далеко ни находились от железной дороги в момент детонации, потеряли опору под ногами и пролетели изрядное расстояние на манер подхваченных ветром осенних листьев.
Филин совершил этот увлекательный полет спиной вперед, поэтому сумел подметить, несмотря на дым, пыль и фонтанирующую землю, интересную деталь. Состав рванул не весь. Локомотив с пулеметной платформой, два пассажирских вагона и один «вагон-рефрижератор» уцелели. Тепловоз и вовсе остался на рельсах, а три уцелевших вагона просто завалились: пассажирские – назад, а вагон с неведомым советской науке содержимым – вперед. То есть, лежал он с той стороны насыпи, где находился Филин сотоварищи.
Взрывная волна иссякла и капитан совершил относительно жесткую посадку. Спиной ударился о землю, зато затылком обо что-то мягкое. Это уберегло Филина от новой отключки, но... стоило доктору Ерёминой огромного синяка на таком месте, что неудобно говорить. Именно это место оказалось у Филина под головой.
Но насчет синяков и прочей бесплатной фронтовой бижутерии разговор состоялся чуть позже, когда Алевтина отошла от шока. Пока же доктор лежала ничком, оцепенев от боли в ушибленных местах, а капитан, тоже временно беспомощный, наблюдал за происходящим у насыпи и на ней.
Загадочно мощный взрыв не спровоцировал почти никакого пожара. Полыхал устоявший тепловоз, снова дымил пропитавший насыпь мазут, трещал занявшийся бурелом, нехотя горели два вагона по ту сторону насыпи. Пожалуй, и всё. Вагон с загадочным оборудованием даже не тлел. Лежал себе под откосом, почти не закопченный, только помятый.
Но бог с ним, с вагоном. Филин отчетливо видел человеческую фигуру, отделившуюся от силуэта вагона и теперь бредущую прочь. Капитан понимал, что такого не может быть, но мог поклясться комсомольским билетом, что это подполковник Стасенко! Тот самый, идейный богоборец, полчаса назад именовавший любые чудеса религиозным мракобесием.
«И что он скажет теперь? – Филин скривил губы в ухмылке. – С другой стороны, не слишком ли много чудес на квадратный километр? Я ведь не видел, откуда на самом деле взялся Стасенко. Мы расстались в том самом вагоне, но был ли подполковник в нем, когда громыхнуло? И почему взорвалось либо загорелось всё, кроме этого вагона? Даже вот так, на вскидку, уйма вопросов. А сколько их будет, если задуматься?»
Филин услышал новые звуки и насторожился. Нет, моторизованные части фрицев обычно издавали другие звуки. Сейчас обиженно рычали маломощные моторы и подвывали простейшие трансмиссии. Приближалась колонна из трех полуторок. В тон им ворчало что-то поприличнее, но помельче, вроде «Виллиса».
«Вот и СМЕРШ, - решил Никита. – А почему нет? Сегодня всё происходит очень быстро. И очень странно. Тоже всё».
5. Наше время, Москва
«Настоящая русская баня, массаж, очищающие организм процедуры – один сеанс и вы словно заново родились! До конца месяца скидка пятьдесят процентов! Спешите! Наш телефон и адрес…»
Уникальный случай. «Электроника» пропустила мусорное сообщение. Впрочем, ее вины тут не было. Сообщение каким-то невероятным образом прошло по каналу экстренного оповещения. Так что, разбирательство грозило не разработчикам защитной программы, установленной на «Электронике», а дежурным операторам Экстренной службы «123». И это разбирательство наверняка устроят без помощи Леонида.
«Очищающие организм процедуры… - Зимин вздохнул – На самом деле, неплохо бы».
Организм и впрямь запросил если не процедуры, то хотя бы новой передышки, но Леонид не позволил себе расслабиться. Чем глубже он погружался в тему, тем отчетливее понимал, что важна каждая деталь. Упустить что-то, прошляпить, заболтать, было плёвым делом. Так что, отвлекаться никак нельзя. По-хорошему, вообще требовалось подстраховаться. Как бы подстелить клеёночку и пилить доставшиеся золотые гири над ней, чтобы не пропала ни одна пылинка драгоценного металла.
«И как это сделать? – Зимин покосился на камеры видеонаблюдения. – Сфотографировать хотя бы ключевые страницы? Засекут, хлопот не оберешься. Надо крепко подумать».
Организм всё-таки вынудил хотя бы встать и размяться. И эта перемена положения в пространстве будто бы подстегнула решимость Леонида идти до конца, чего бы это ни стоило. Зимина снова будто бы гипнотизировала и вдохновляла на подвиги прекрасная Варвара. Пусть её поблизости и не наблюдалось.
Леонид заглянул в телефон, как бы проверяя электронную почту. На самом деле Зимин заглянул не в почтовый ящик, а на страницу открытого военного архива. С одной стороны это был маневр прикрытия, с другой – действие на самом деле полезное для работы.
«Если нельзя документально подтвердить описанные в расшифровках события, пусть будут подтверждения хотя бы личностей действующих персонажей».
Листать документы не было ни сил, ни великой срочности, поэтому Леонид просто заполнил несколько форм поискового запроса и оставил свой адрес.
С запросами на офицеров и бойцов 28 Армии подполковников Васнецова и Стасенко, капитана Филина, старшину Бадмаева и ефрейтора Покровского проблем не возникло, архив принял запрос сразу. А вот с капитаном Ерёминой вышла заминка. Архив просил указать подразделение, но из расшифровки Леонид так не выудил таких сведений. Пришлось указать просто «госпиталь». Архив пару секунд покочевряжился, но в конце концов запрос принял.
Зимин вернулся за стол, сложил документы в стопку и медленно переложил их снова, по листочкам, словно знакомясь с синей папкой заново. Таким же образом, неспешно он перелистал прошитую пачку зашифрованных художественных записей.
Действия Леонида должны были выглядеть странновато, но не слишком подозрительно. Мало ли какие методы у исследователей? Есть же выражение «перелопатить кучу информации». Вот Зимин и «лопатил», снова и снова изучая бумаги, чтобы найти то, за что не зацепился взгляд при первом знакомстве с материалом.