Шли годы. И ведьма понимала, что больше в ней нет ни капли силы, чтобы ограждать принцессу от использования её страшых чар. Чувствовала, что сила уже буквально кипит на пальцах молодой девушки, что она вот-вот осознает, что случилось, разорвёт цепи колдовства злой ведьмы и окажется на свободе.
Но ведьма не была вечна. Её заклинание замедлило их жизни, но не остановило, и она чувствовала, что конец уже близко. Ведьма знала, что должна убить принцессу, и три раза с ножом приходила к ней, склонялась, уже почти готовая вонзить это отвратительное жало ей в грудь, но не осмелилась ни разу на это отвратительное действие, потому что любовь к принцессе всё ещё жила в её душе.
Она и не думала, что может так привязаться к девушке, но выбора уже не оставалось. Ведьма знала, что совсем скоро наступит последний день её жизни, и опасалась, что силы заклятия и на три дня не хватит.
И тогда она приготовила сонное зелье, отдала ему все силы, что ещё у неё оставались, оставила только капельку - чтобы принцесса успела выпить у неё на глазах. И когда она наконец-то испила чашу до дна, ведьма почувствовала, как жизнь окончательно покидает её - и осыпалась прахом в пустоте, обратилась в пыль и порох. Вечность не оставила ей возможности сохранить даже кости, слишком уж долго прожила на этом свете старая ведьма, чтобы иметь шанс попасть в могилу.
Умирала ведьма спокойно, с чистым сердцем, ведь знала, что разбудит прекрасную принцессу только поцелуй истинной любви. Но кто ж может поцеловать её, если она находится так высоко, в неприступной башне?
Вот только слишком уж любила ведьма свою воспитанницу. Не коснулся нож драгоценных рыжих волос девушки, не посмела она задеть их хотя бы пальцем - так и оставила вечно расти. Даже косу расплела и расчесала, чтобы рыжие кудри не путались.
И, боясь, что её прелестница задохнётся, ведьма так и не решилась закрыть окно.
Шли годы. Не менялась принцесса, но её длинные рыжие волосы становились всё длинее и длинее, будто бы вся сила Татьяны уходила именно в них. Сначала они кругами ложились по комнате, но после случайно оказались на подоконнике, будто бы вырываясь на свободу - и теперь уже прекрасные длинные кудри тянулись к земле.
Рушились города. И город у башни сгинул, и лес вновь окутал её, огромную, возвышающуюся над зеленью деревьев, сплошной пеленой. Никто не приближался, не пытался спасти принцессу, ведь некому было приходить к страшной заброшенной башне. Да и все давно уже были убеждены в том, что принцесса мертва, ведь разве живое существо способно тысячи лет оставаться молодым и прекрасным?
Не думали о прекрасной принцессе ни благородные принцы, ни простолюдины. Только однажды сын воинственного герцога из соседнего государства заблудился в лесу - впервые бывал в этих местах, - и тогда-то узрел огромную, сохранившуюся доселе башню.
Увидел он и невообразимо длинные волосы принцессы, что до сих пор тянулись из окна. Отрезал прядь, будто реликвию, и закровоточила она - содрогнулся маркиз и подумал, что, наверное, обладательница этих волос ещё жива, если они отреагировали так на его нож.
Башня за годы перестала быть такой уж неприступной. Множество уступов стали подспорьем для вездесущего плюща, да и волосы указывали путь. И маркиз поднимался вверх - час, два, три, - пока не оказался наконец-то у окна комнаты, где спала принцесса.
И увидел он самую прекрасную девушку на свете из всех, что встречал когда-либо. Склонился над прекрасной принцессой и почувствовал, как в сердце его воспылала дикая любовь к ней. Негоже было так поступать, но ведь в его королевстве уже давно никто не придерживался строгих и, право слово, никому не нужных правил. Посему он коснулся губ принцессы и подарил ей поцелуй истинной любви.
Принцесса и вправду ожила, открыла глаза - но в сердце её не вспыхнуло любви ко всему миру, а вспыхнуло могучее зло. Не знала ведьма, что своим заточением она превратила бедную девушку в то, чем она была сейчас, не знала, что сама выстроила её дорогу ко мраку.
Но маркиз и не думал о том, что его идеальная возлюбленная может что-то замышлять. Он долго-долго расчёсывал её волосы, пока не сплёл с них длинную, прекрасную рыжую косу, и целовал каждую прядь - и плечи её, и шею, и губы. Принцесса не противилась - только просила, чтобы отвёл он её в реальный мир.
Маркиз не был самым могучим магом королевства, но и его сил хватило для того, чтобы обвязать принцессу длинной волшебной верёвкой и повести к плющу. Растение будто сопротивлялось и обрывалось под их ногами, но принцесса держалась крепко. Долго они спускались вниз - дольше, чем он забирался вверх, много дольше, - но наконец-то добрались-таки до земли.
Маркиз уселся на свою прекрасную лошадь, подсадил и возлюбленную, поддерживая её тяжёлую, прекрасную косу, и они ускакали в его королевство. Там он, не медля, представил девушку своему отцу и сказал, что желает на ней жениться.
Отец не возражал, сражённый красотою девушки. Да и больше войны волновали его, нежели то, на ком женится сын, посему решили свадьбу сыграть, как только будут произведены все подготовления.
И маркиз, и его отец, герцог, и матушка-герцогиня были очарованы прелестной принцессой. Разделяли этот восторг и другие. И принцесса оттаяла, пустила в своё сердце любовь и готовилась с удовольствием к свадьбе.
Но судьба всегда ходит окольными путями. Однажды, когда она примеряла свадебное платье, её случайно иголкой уколола швея - и даже забыла извиниться. Уснувшее было зло вспыхнуло в сердце прекрасной принцессы, и у швеи остановилось сердце - она даже не успела подумать о своих детях.
Никто и не заподозрил прекрасную девушку - и свадьба наступила в срок. Прибыли и дядя да тётя маркиза, король и королева, бездетные, но ещё совсем-совсем молодые, унаследовавшие эту страну богатой и прекрасной.
Но принцесса не желала ждать. Не желала надеяться, что детей у них так и не будет. И подсыпала страшный яд им в вино.
Король и королева, испившие из свадебных бокалов, умерли в страшных муках, но никому и в голову не пришло подозревать принцессу. Ведь разве столь чистая, прекрасная девушка могла причинить вред? Только все боялись, чтобы ей не стало плохо после пережитого ада, но девушка умело хваталась за свой рассудок и выжила, выдержала.
Её маркиз стал королём. И всё такой же слепой к преступлениям своей королевы, он продолжал безмерно любить её. Не замечал, как умирают ни с того ни с сего его подданные, не видел страха, что начинал блуждать по стране. Единственным, о чём он думал, была его молодая супруга, которую король обожал, будто бы его предшественник - хлато.
Но королева так и не выставила для себя никаких границ. И любви её короля было слишком мало, чтобы простить всё это. Она подсыпала яды, убивала, швыряла кинжалы в спину - и он терпел, прощал, потому что любил её безмерно. Но когда королева выжгла целую деревню вместе с детьми, женщинами, стариками - только за то, что ей отказались целовать сапоги…
Не удержался король. Знал он, что зло её и чары - это что-то связанное одной красной нитью. И в страшную, дикую ночь отрезал длинную косу любимой.
Когда утром проснулась проклятая, то поняла, что чар в ней больше нет. И наорд, эти жалкие, злобные существа, уже бросался на ворота дворца.
…Тогда отыскал король высокую башню, из которой когда-то спас свою принцессу. Колдовал он над нею долго-долго, очищал стены от плюща, делал их ровными и гладкими, чтобы никто не мог в неё забраться. Забросил в неё свою жену, спасая её от дикой толпы, поцеловал на прощание и ушёл навсегда.
Она смотрела на любимого из башни и плакала каждый раз. Он ненавидел свой народ, но продолжал жить ради него - пока болезнь не подкосила и не потушила его за считанные дни. Тогда-то она обрела моральную свободу.
Касаясь своих обожжённых пеплом рыжих волос, стёрла она себе память о прекрасном любимом короле, открыла портал и упала в него, рванулась в далёкое прошлое, забыв обо всём - только вырезав ножом на коже, что должна однажды выкрасть и спрятать от всего мира жуткую, ненавистную принцессу.
…Когда-то давным-давно жила могучая, всесильная тёмная ведьма. Было у неё всё, что только могла пожелать любая другая женщина - и деньги, и слава, и клиенты часто заходили за советом, и даже найти свою любовь она могла так быстро, как и щёлкнуть пальцами. Но шли годы, и ведьма начинала стареть, терять свою первозданную красоту, а за маской уже не могли спрятаться её злые-презлые глаза.
Черты лица его внучки искажались злобой. Феофилу было уж и посмотреть страшно на то, в что она медленно, но уверенно обращалась.
Некромага не трогало время. Но сказки его становились всё более страшным ии запутанными, и Феоил чувствовал, как на его старые плечи опускался груз ответственности.
- Сегодня я пришёл к тебе в последний раз, - устало и мрачно проронил Безликий, останавливаясь рядом с ним. - Сегодня я в последний раз предлагаю тебе рискнуть и поставить всё на победу. Если проиграешь… Они что так, что так умрут. А если выиграешь - они будут живы.
Феофил кивнул. Его жизнь - он знал об этом с самого начала, - была ошибкой. Его жизнь - лишь миф для поддержания двух полумёртвых неопытных магов, которых даже он, могущественный когда-то волшебник, теперь не мог вытащить на свободу из того кошмара, в который они сами себя затолкали. Своими деяниями, творениями, чарами. Всем, что у них было.
- Но для этого мне надо обрести тело, - Безликий подступился к некромагу. - И тогда ты сможешь спасти свою внучку.
Феофил усмехнулся.
- Что тебе надо?
- Только коснуться метки, - отозвался Безликий. - И я перейду в него.
Он и вправду протянул пальцы - рубашка была уже прожжена отвратительным клеймом, и оно сияло ярче любой звезды на плече у молодого некромага. Безликий смотрел на Бейбарсова, уже представляя, как душа молодого некромага окажется частью круговорота ненавистного Безликого.
Но Феофил всегда был хитрее, чем о нём думали. Стоило только коснуться метки, как тонкая, почти растворившаяся в воздухе нить вспыхнула - Зеркало Тантала говорило о себе.
Все они боролись против Безликого. Но чтобы победить, надо не отдать ему тело некромага. Чтобы победить, Глеб должен выжить.
Безликий закричал - истошно, страшно, таким знакомым для его, Феофила, внучки голосом. Его черты лица менялись - из пустоты проглядывалось что-то живое.
Но его лицо не стало острым и угловатым, он не стал выше и шире в плечах, а чернота не вспыхнула во взгляде. коварство и злоба теперь плескались в небесном взгляде, светлые пшеничные волосы будто бы колосились на ветру зерном…
Такое зло не могло долго прятаться в теле несчастного юноши, потерявшего свою волю, свой рассудок при встрече с чтецом. Теперь Безликий кричал, извивался на полу, но не мог вырвать эту капельку испуганного, но такого искреннего добра из собственного тела.
Он взвыл, отчаянно пытаясь вытолкнуть себя из этой подобы, но не смог. Мальчишка уже стал его частью, и их души слились в безмерном коловороте.
- Ты всё равно умрёшь, - прошипел Безликий. - Я мог бы подарить тебе шанс, но ты сам от него только что отказался!
Феофил только коротко кивнул. Он знал об этом. Он видел, как растворялись в воздухе тела Глеба и Тани - теперь они не блуждали по сказкам мысленно, теперь они сами стали частью уготовленных книг.
У них осталось право только на одну историю. В некромаге и на неё не осталось сил, но Феофил отлично знал, откуда их сейчас можно было почерпнуть. И он был готов на эту жуткую, страшную жертву.
Что-то пошатнулось, качнулись невидимые весы мирового баланса. И пальцы Феофила Гроттера сжались на корешке книги, которую он уготовил для Глеба и Тани.
Их истинная история была в его руках.
***
Гудел вокруг потусторонний мир. Мёртвые будто бы проносились мимо - это Грань, то самое страшное место, до которого дотягиваешься, касаешься кончиками пальцев и будто бы не понимаешь, как такое могло случиться. Как человек мог здесь оказаться? Но страх, непонятный, завораживающий, будто бы бурлящий в крови, никак не давал покоя.
Гроттер была поразительно бледна. Губу её рассекал тонкий шрам, будто царапина, и она дрожала от холода. Глеб отчаянно хотел её согреть, но не мог дотянуться, не мог коснуться её по-настоящему. Они обратились в тени.
…Что-то в стороне замерцало. Засиял неизвестный, невозможный свет - и Таня зажмурилась, словно пытаясь разобрать, что происходит.
Перед ними стоял её дед. Уставший, измученный, тоже уже потерявший своё временное тело. Теперь он тоже был только оторвавшейся от тела душой, тенью себя настоящего.
Он протянул Бейбарсову книгу - тот сжал её как-то непроизвольно, словно пытаясь защитить от тёмной пропасти под ногами, от дикого кошмара, витавшего вокруг сотнями, тысячами теней. Люди умирали, они все падали туда, в смерть, а после рождались и поднимались из далёких глубин. И они видели всё это своими глазами, не имея шанса отпечатать ни в единой книге.
- Вот и всё, - прошептал Феофил. - Я нашёл её. Я нашёл Вашу Историю. Прочитай её, некромаг, и всё будет нормально.
- Я не могу, - покачал головой Бейбарсов. - Я больше не могу прочесть и слова. Моя сила иссякла.
- Я дам тебе силу, - Феофил улыбнулся с огромным трудом. - Только протяни руку и возьми её.
- Откуда?
- Моё воскрешение - ошибка. Но я отдаю свою вечность, чтобы она была у вас, - как-то странно, испуганно прошептал Феофил.
Всё засверкало. Холодом обожгло пальцы, и Глеб протянул руку непроизвольно, будто бы пытаясь поймать свет.
Душа Феофила Гроттера раскололась на тысячи маленьких кусочков, рассыпалась пустотой и обратилась в поток чистой любви и боли. Бейбарсов чувствовал, как сила вливалась в него, как насыщала разум - и первые слова открытой на первой же странице книги разрезали воздух.
Феофил Гроттер отдал свою вечность для того, чтобы они с Таней могли выжить. Могли ухватить свою маленькую капельку счастья.
И Глеб знал, что эту книгу они пройдут от начала и до конца.
- Но ведь я тоже имею право голоса!
…Казалось бы, только что она произнесла жуткую, кощунственную фразу - все моментально уставились на неё, будто бы на ненормальную, а кто-то из жалких, гадких министришек отца даже засмеялся.
Тане хотелось рыдать. Зачем она на этом свете нужна, если даже совет её отца-короля не желает прислушиваться к её мнению?
- Моя дорогая, - проронил папа, - Я думаю, тебе стоит немного отдохнуть. Иди в свои покои, поспи. Не стоит углубляться в дела королевства, ведь это мужское дело!
- А разве есть какая-то разница между тем, мужчина я или женщина? - вспыхнула Таня. - Ведь если у меня есть хорошие идеи, то их можно реализовать что так, что так! Вы ведь даже не пытаетесь проверить, будут ли предложенные мною способы действенны!
- Милочка, - сердито возмутился советник по провизии, - мы работаем в этой сфере уже много лет. Если вы почитали много умных книжек, это не даёт вам права лезть куда-то дальше, чем бальные платья. Дело девицы - удачно выйти замуж и удовлетворить своего мужчину в постели, а потом нарожать ему детей, да не кривых и косых… Воинов-сыновей и тихих дочерей! Так что идите отсюда и не мешайте нам всем работать!
Гроттер почувствовала себя неизменно чужой в этом отвратительном мирке. Она смотрела на стены, выкрашенные самыми дорогими красками королевства, смотрела на мраморный пол, на дубовый стол, на трон, мягкий и удобный, на золотую корону папы - и однозначно сталкивалась со сплошным холодом и непониманием.
Она отчаянно ждала того мига, когда отец за неё заступится. Разумеется, он может остаться при своём мнении и раз за разом повторять, что политика - не женское дело, но когда его дочери прямо говорят, что дело её - широко раздвигать ноги да не разговаривать слишком громко - это уж слишком! Ведь речь идёт не о жалкой простолюдинке, а о принцессе, будущей правительнице огромного королевства!
- Ступай, деточка, - вместо того, чтобы встать на её защиту, проронил король. - Иди отсюда. Не стоит портить настроение министрам перед обсуждением важного дела.