Кузины не слишком-то любили её. Из-за её способностей и трудолюбия многим из них приходилось заниматься куда больше, чем им хотелось бы. И Селене в том числе. А её язвительность, раздражительность только способствовали тому, что Руфину чаще всего дразнили «княжной Колючкой» или «леди Дикобразом». Иантина же была одной из тех, кому чаще всего доставалось из-за прилежности Руфины. Всё дело было в том, что Тина никогда не была особенно усидчива. Она не могла долго находиться на одном месте, а уж думать дольше десяти минут о чём-либо — тем более. Руфина же всегда задирала её, смеялась над её неуклюжестью, над неровным почерком, куче клякс, над не слишком крепкой памятью… Но разве Тина была виновата в том, что не была так прилежна, так талантлива и так изящна с самого рождения?.. Из всех княжон, пожалуй, только Юмелия и могла состязаться с Руфиной за звание лучшей ученицы. Только вот Юмелию совершенно подобная слава не интересовала. Она просто продолжала заниматься, стараясь к каждому быть ласковой и доброй, никогда не кичилась тем, что усвоение наук давалось ей куда лучше, чем остальным. И кузины любили её, уважали, никогда — ну почти что — не дразнили и не пытались заставить чувствовать себя неуютно.
Впрочем, возможно, в некотором смысле Руфина была даже права. Про мальчиков княжны Сибиллы ходило множество слухов. Тётя вообще была весьма любвеобильна, любила плотские развлечения и жизнь «в золоте и шёлке», как смеясь говорил Нарцисс. Однако, из младшего поколения, только Аврелия и Руфина осмеливались шутить про это. Никто больше не смел произносить что-то подобное. Все боялись. В первую очередь, даже не Сибиллу — та, возможно, только посмеялась бы подобной выходке одной из своих племянниц. Тёток Мирьям, Птолемы, Юсуфии и Айгуль княжны боялись куда больше, чем Сибиллы. Последняя, хотя бы, не заставит их провести несколько часов в классной, выписывая на грифельную доску, чего приличной девушке делать не следует. И вообще отнесётся к этому более понимающе.
Однако правота Руфины никак не может отменить того факта, что Селена просто не может относиться к ней хорошо. Ей кажется это просто немыслимым — любить эту колючку, которая сама никогда никого не уважала и никого не считала достаточно важным, чтобы любить… Селена с удовольствием никогда не видела бы эту свою кузину. И была бы просто счастлива, если бы её поскорее выдали за кого-нибудь замуж — только бы она больше никогда не доставала её своими язвительными замечаниями на уроках каждый раз, когда Селене что-то не удаётся.
— Мне кажется, её беда в том, что она слишком сильная, слишком смелая и слишком умная, — вздыхает Юмелия. — Будь она слабой, трусливой и глупенькой — мой брат смог бы относиться к ней хорошо.
Это, пожалуй, первое, что сказала Юмелия за сегодняшний день, если не считать той пары слов, которые Селена слышала от неё утром. Все княжны поворачиваются к Юмелии — её все, пожалуй, любили послушать. А тут — разве мог быть кто-то более осведомлён об этой свадьбе, чем она? Юмелия была родной сестрой наследного князя, была старше его на три года и очень беспокоилась о его судьбе.
Голос у княжны очень слабый, но говорит она довольно уверенно. Куда увереннее, чем обычно. Она вся дрожит. От нервного напряжения — как кажется Селене. Глупо было думать, что от холода — в помещении, где они сидят, скорее жарко. Все княжны молчат, давая слово своей старшей подруге (Юмелия была не особенно старше их всех, но почему-то всеми признавалась старшей безоговорочно). Даже язвительная Руфина замолкает. Ждёт, пока Юмелия скажет что-то ещё. Но та ничего больше не говорит и становится ещё более грустной.
Селене не хочется видеть кузину такой расстроенной. Её слова кажутся девушке совершенно непонятными. Разве может всё быть так? Разве может Актеон быть таким? И почему Юмелия говорит об этом, словно всё происходящее — её личная трагедия, её личная боль?.. Руфина кажется притихшей, хоть и совершенно не пристыженной. Она просто старается не возражать лишний раз кузине, хотя дразнит всех остальных…
— Юмелия, но ведь они только-только поженились! — удивляется Селена. — Почему ты говоришь так, будто бы всё уже решено? Почему ты говоришь о беде, ведь ещё ничего не случилось?
Серые глаза Юмелии смотрят очень грустно. И как-то… обречённо. Будь на её месте Руфина, та уже сто раз успела бы подразнить Селену по поводу её умственных способностей. Только вот Юмелия совершенно не такая. Она куда мягче, куда добрее, куда тактичнее… Она никогда не скажет прямо, что именно ей не нравится. Её никогда ничего не раздражало… Она была словно ангелом. Бестелесным существом, которое просто не умело злиться, обижаться или делать что-то дурное.
Только сейчас Селене приходит в голову мысль, что Юмелия Изидор похожа на умирающую. Она кажется настолько хрупкой, настолько неземной, что княжне становится страшно. Что станет с ними, если Юмелия покинет их? Селена хочет схватить кузину за руку, но та едва заметно отстраняется. Девушка хочет что-то сказать, но тут видит, что Руфина смотрит на неё с таким осуждением, что осекается. Руфина всё уже давно поняла… Поняла, что Юмелии недолго осталось — вот почему никогда не дразнила и не пыталась превзойти. Она просто понимала, что княжне осталась так мало времени жизни в Ибере, что не желала чем-либо омрачать столь малое, что было отмерено Юмелии…
— Мне кажется, всё уже решено, — говорит Юмелия со вздохом. — Понимаешь… Я всё-таки немного знаю своего брата. Мне кажется, что он никогда её не полюбит и наживёт себе этим страшного врага…
Весь остаток венчания ни одна из княжон Изидор не осмеливается что-либо сказать. Они молчат, сидят так тихо и спокойно, что могли бы при желании заслужить похвалу даже от тётушки Мирьям.
Ветта Певн стоит неподвижно, словно боясь сделать даже лишний шаг, Актеон Изидор старается не касаться даже её руки. Он кажется таким же напряжённым как и она, хотя ему, пожалуй, этот брак сулит куда больше выгод и куда меньше огорчений. Князь лишь немного старше своей невесты. И лишь чуть-чуть выше. Последнее могло бы послужить поводом для насмешек со стороны Руфины, но та будет молчать. Теперь Селена уверена в этом. Руфина не будет тревожить Юмелию, потому что совершенно не хочет, чтобы грех, такой как обида умирающего человека, лёг тяжёлым камнем ей в душу.
Селене хочется разрыдаться от мысли, что Юмелия может умереть. Слёзы вот-вот потекут по её щекам, и девушка едва-едва может сдержаться. На свадьбе нельзя плакать. Это слишком радостное событие для подобного поведения. И Селене совершенно не стоит думать о смерти. Даже если это смерть такого близкого друга, каким является Юмелия. Даже если это занимает все её мысли.
— Согласны ли вы, Ветта Певн, взять в мужья этого человека? — слышит Селена сквозь свои мысли монотонный голос священника.
После этих слов Актеон поворачивается к невесте, словно ждёт ответа… Ему ведь совершенно безразлично — женится он на ней или нет. Почему же он чего-то ждёт?.. Ждут ведь только то, что считают важным, так? Селена считает, что именно так. Не следует ждать чего-то, что совершенно безразлично. И Актеону небезразлично. Иначе бы он не смотрел на Ветту так.
Быть может, Юмелия не совсем права, и этих двоих ждёт счастливое будущее?
Невеста молчит. Даже издалека Селена видит, как дрожат её руки, как напрягается её спина… Ветта Певн молчит. Княжне кажется, что она даже отсюда слышит, как девушка сглатывает. Словно бы хочет что-то ответить, но не может. Словно кто-то сжал её горло, не даёт ей даже вдохнуть…
Ветта молчит непростительно долго. На лице Актеона Селена читает волнение. Наследный князь нервничает. А ещё Селена видит усмешку, играющую на губах Арго Астала. Он словно смеётся над происходящим. Ещё бы… У самого Киндеирна было четыре жены. Едва ли во всей вселенной могло найтись больше десятка женщин, которые могли бы отказать алому генералу.
Молчание певнской княжны затягивается настолько сильно, что по залу идёт шёпот. Гости удивлены происходящим. Им кажется смешным подобное. И Селене хочется схватить Ветту за плечи и тряхнуть, чтобы не смела больше позорить князей Изидор, чтобы не смела поступать так подло, так некрасиво по отношению к Актеону, которого сама Селена не слишком-то жалует… Сибилла приподнимается со своего кресла, княжна видит, как побледнело её лицо. Но Ветта не смотрит ни на неё, ни на Киндеирна, ни на кого-либо ещё в зале. Она словно борется сама с собой.
— Согласна, — наконец, отвечает невеста.
И в её голосе Селена явно слышит слова: «У меня нет выбора»…
Комментарий к IV.
1. Либерея - библиотека
========== V. ==========
Картинка перед глазами девушки плывёт. Она ничего не соображает. «У меня нет выбора» — единственная мысль, которая бьётся в голове у певнской княжны. Она была обязана это сказать. Обязана была произнести это отвратительное слово, которое теперь решало всю её дальнейшую судьбу… Ей кажется, что что-то внутри неё умерло, как только она сумела сказать это. Что это было? Гордость? Чувство собственного достоинства? Душа? Ветта медленно ступала по роскошному ковру лилового цвета и никак не могла понять, что именно с ней не так. Ноги едва держат её, но девушка не позволяет себе опереться на плечо своего жениха. Впрочем, он не особенно-то горит желанием как-либо помогать ей. Ветта вполне может его понять, но от этого ей не становится легче. Напротив, от этого ей ещё больше хочется ненавидеть этого князя… Священник продолжает венчание дальше. Для этого им обоим — Ветте и Актеону — нужно опуститься на колени, чтобы Киндеирн и Сибилла подняли венец над их головами, а священник прочёл молитву. Актеон опускается на колени довольно быстро. Ветта смотрит на него и не понимает, как подобное «счастье» могло случиться с ней. Девушка медлит. Ей совершенно не хочется опускаться на колени, не хочется, чтобы эта свадьба продолжалась. Ветта оглядывается. В зале много народу, но кроме Нарцисса нет никого, кого бы девушка знала хотя бы немного — Сибилла кажется княжне слишком опасной, слишком врагом, чтобы хотя бы чуть-чуть доверять ей, а жених… Жениха Ветта ни капельки не любит. Девушка опускается на колени. Пол кажется ей слишком жёстким. Колени начинают болеть. А священник словно нарочно медлит, читает молитву как нарочно медленнее, чем следовало бы. Над головой Ветты венец держит сама Сибилла. И девушке хочется провалиться со стыда под землю — почему-то присутствие этой женщины на свадьбе кажется девушке почти кощунственным. И княжна никак не может объяснить самой себе — в чём именно дело. Актеон смотрит на неё недовольно, рассерженно, зло, и девушке хочется толкнуть его. Впрочем, она сама, должно быть, смотрит на своего жениха — уже мужа — недовольно. Ветте приходит в голову мысль, что ненавидеть друг друга в их ситуации просто глупо. В конце концов, они оба совершенно не виноваты в том, что родители решили обвенчать их. Только вот раздражение, появившееся ещё с той первой встречи, когда певнская княжна пыталась выкрасть из стойла коня своего жениха, никак не хочет исчезать, оно сковывает стальными цепями грудь, не давая дышать, не давая совершать разумных поступков… Ветте кажется, что ей нужны железные нервы и стальная выдержка, чтобы пережить Изидор. Ей совершенно не хочется становиться частью их рода, как обыкновенно становились почти все, кто выходил замуж за изидорских князей или женился на изидорских княжнах. В ту пору, когда Ибере был только создан, Изидор были самым многочисленным дворянским родом — их в общей сложности было двадцать пять или двадцать шесть, тогда как тех же Астарнов было всего семеро. Ветта не хочет становиться одной из них, не хочет привыкать, не хочет смиряться. Ей хочется остаться той девчонкой, которая бежала по лесам Леафарнара, той девчонкой, которую встречало каждое дерево, которой улыбался каждый ручей, которую ласкал каждый лучик солнца… Только вот у неё совершенно нет уверенности, что всё будет так, как ей хочется. Ветта лишь терпеливо стоит на коленях и ждёт, когда всё закончится. Ей кажется, что самое главное для неё сейчас — перетерпеть, переждать. И всё станет лучше. Ветта смотрит на неподвижное, напряжённое лицо своего супруга и думает, каким он ей кажется отвратительным — в своей непомерной гордыне, которую вряд ли кто-нибудь сможет пересилить. И княжна — возможно, ей уже стоит называть себя в мыслях княгиней — может не справиться с ним. Страшно даже подумать, во что может превратиться её жизнь. Девушке хочется проснуться. Хочется закрыть глаза, открыть их снова и очнуться уже в отцовском тереме, среди сестёр и братьев, хочется оказаться на таком родном Леафарнаре, хочется вдохнуть полную грудь воздуха и бежать, бежать, бежать, покуда хватит сил… Ветта Певн чувствует себя маленькой девочкой, заблудившейся в лесу — уставшей до полусмерти, отчаявшейся, напуганной так сильно, что хочется поддаться той панике, которая окутывает всё существо. В конце концов, ей всего сто семнадцать, и для демонов она совсем ещё дитя. Ребёнок, который и не обязан понимать всё происходящее. Только вот обычные дети не обязаны владеть собой. А Ветта должна помнить, что она — княжна.
В зале слишком много народу, слишком душно. И все они смотрят на неё. Смотрят, ждут, что она совершит ошибку, оступится, даст повод для насмешек… Девушке катастрофически не хватает воздуха. Ветта едва может поверить в то, что она только что сделала. Она согласилась… Согласилась на эту чёртову свадьбу, хотя могла бы хотя бы попробовать отказаться. Платье жмёт в груди, Ветте хочется убежать, сдёрнуть с себя ставший слишком узким сарафан, хочется скинуть с ног неудобные сапоги, выдернуть из косы ленту… Ветте хочется побежать, бежать по зелёной траве или холодному снегу, взмахнуть крыльями, прыгнуть и… полететь. Она готова практически на всё, чтобы вырваться из этой золотой душной клетки, где ей предстояло застрять на долгие годы, века, тысячелетия, а быть может — и на всю оставшуюся жизнь. Дарар является самой настоящей тюрьмой. Пусть и только для Ветты. Когда священник заканчивает читать молитву, когда он объявляет их мужем и женой, когда Киндеирн и Сибилла, убирают венцы, девушка осмеливается встать. Голова у неё кружится, а в груди всё не утихает буря разочарования и злости, бессильных, но владеющих ею безраздельно. Актеон тоже встаёт. В его глазах явно читается гнев. И девушке хочется толкнуть его — толкнуть при всех, кто сидит сейчас в зале и наблюдает за церемонией — и накричать, потому что не он один жертва этого династического брака, потому что не он один страдает от произошедшего, не ему одному неприятно, что в зале собралось столько демонов разных титулов, социального положения и званий. Только вот подобное поведение совсем не пристало девушке благородного происхождения, старшей дочери князя Светозара Певна и княгини Кароль Певн, урождённой графини Магот. Подобное поведение будет совершенно непозволительным для неё — те, в чьих жилах течёт благородная кровь, просто не имеют права закатывать истерики. И девушка терпит, старательно терпит, надеясь никаким способом не выдать себя, не показать своего негодования, не показать своего горя. Актеон берёт свою жену за руку — как и положено по обряду. Он сжимает её пальцы с такой силой, что Ветте становится почти больно. И в ответ она тоже сжимает его руку так сильно, как только может. Девушка старается не думать о том, как именно может отомстить ей её новоявленный супруг ночью. Ей не хочется думать, что он может быть способен на такую низость. Пусть Актеон и кажется ей препротивным, он же всё-таки князь, демон из благородной семьи — Нарцисс Изидор вряд ли позволил бы себе нечто подобное, и Ветте кажется, что и её супруг должен обладать похожими принципами. Во всяком случае, она на это очень надеется. Пожалуй, ей совершенно невыгодно ссориться лишний раз с Актеоном — всё равно ничего теперь не изменить. Актеон надевает на её палец кольцо, торопится, делает это так неаккуратно, небрежно, что царапает ей руку… Ветте хочется залепить ему пощёчину, только вот этот жест выглядел бы недостойно истинной княжны, и девушке думается, что лучше сделать подобное после. Сейчас она не имеет никакого права позорить род своего отца. Поэтому девушка старается вести себя как можно спокойнее — она послушно надевает на палец своего мужа, пытается улыбнуться, когда звучит торжественная речь в исполнении Сибиллы, делает вид, что совершенно спокойна, пока глядит на эти завистливые лица, всех тех изидорских княгинь, которые сидят в зале, пока глядит на смеющихся, беспечных изидорских княжон, которые никогда не смогут понять её хотя бы наполовину. Поэтому Ветта изо всех сил старается не показать своего недовольства всей этой ситуацией. Только вот Актеон Изидор вряд ли может её понять — порой девушке кажется, что он и вовсе князь только на словах. Человек, получивший воспитание в такой благородной семье, не должен быть настолько грубым. Девушка едва ли может понять, что именно нашла в нём великая княжна Изидор, за что Актеона можно было сделать наследным князем. Впрочем, возможно, он был преданным, честным и был неплохим полководцем — в этих качествах Ветта ещё не имела никакой возможности убедиться на практике. И по правде говоря, девушке не особенно-то хочется в чём-либо убеждаться. Она вообще предпочла бы не видеть своего супруга лишний раз. А с ещё большим удовольствием княжна и вовсе не видела бы его ни разу в своей жизни. Всё было бы куда проще, если бы мужем Ветты стал кто-то другой.