И тут вспомнил про того броненосца, что имел честь встречать новых гостей. С тех пор он так ни разу и не попался мне на глаза. Видимо, слишком глубокой оказалась травма. Нужно было более внимательно исследовать доступный участок джунглей, мало ли кто тут может обитать?
Выбрав парочку охотников посноровистее, приказал следовать за собой. Весь путь, как мог, расчищал от зарослей, чтобы в следующий раз идти было легче. Штык-нож не мешало бы заменить на мачете, но где его сейчас взять?
— Вы же хлебальником не щелкайте! — проинструктировал я своих, — Смотрите в оба.
Указав пальцами на глаза и ткнув этими же пальцами в джунгли, получил согласные кивки. Может быть и поняли. Уже к полудню я изнемогал от жары, но виду старался не подавать. Аборигены, более привычные к тропическому климату, моих тягот не разделяли.
Зато удалось найти еще один ручей с пресной водой. Так же едва не нарвались на выводок хищных цветов. Жуткие мясистые пасти хоть и не проглотили бы человека, но отравить могли на раз. На всякий случай взял копье, добытое у индейцев и вырубил весь этот кошмар. Также нашлась небольшая поляна, усыпанная грибами. Спросил у охотников, можно ли есть, те пожали плечами.
Так до вечера и дожил, изучая собственные угодья, но странного зверька не встретил. Не то, чтобы он был мне нужен, но такое миролюбивое животное явно может пригодиться в хозяйстве.
А потом настало время ночных посиделок. Развели небольшой костер, я соорудил вертел, решив побаловать дикарей жаренным мясом. И хотя без соли все это выглядело весьма постно, племя ртом не кривило. К тому же, моя будущая наложница откуда-то достала каменную чашу, совсем небольшую, но достаточную для того, чтобы растолочь в ней сухие листья неизвестного мне происхождения. Но учитывая, что их потом подожгли и сладковатый дым очень скоро наполнил пространство какой-то неуловимой магией, назначение процесса понял.
Так, под треск сучьев и ночные звуки леса, я с головой погрузился в странное деяние, которое устроил старейший из племени. Его желтые пальцы неустанно чертили на небесах узоры, вкрадчивый голос вещал о чем-то таком, что невозможно постичь самому.
Я смотрел на его силуэт, очерченный бесподобно звездным небом и никак не мог понять, неужели вселенная когда-то была так близка к нашей планете. Знакомые созвездия утопали в сияющих океанах небесных тел, которые мне никогда видеть не приходилось. Было видно, как медленно и торжественно проистекает млечный путь, как крупные звезды-горошины размеренно мерцают в глубокой синеве ночного неба. Все это, вкупе с гипнотизирующей речью старейшины, погрузило меня в транс...
Не я сам, но мой взор терял всякие границы, расширялся. Мозг не воспринимал картину так, как прежде. Все звездное небо я мог видеть, словно глаза мои были рассеяны по земле и видели всё, видели одновременно. С невообразимо глубоким спокойствием созерцая космический механизм, я совершенно ясно осознал всю тщетность своих попыток вернуть жизнь в прежнее русло. Все это бессмысленное барахтанье — лишь растерянность. Подобно муравью, я пытался из общего хаоса кристаллизировать хоть какой-то клочок порядка. И конечно же, все эти попытки обречены на провал. Если не остановиться прямо сейчас, если не бросить былые затеи, то вселенная попросту сотрет меня, как ненужный винтик, упавший в густую листву. Ветер и дождь смоют жалкие попытки обустроить быт так, как я привык его видеть. Но голос старика на этом не останавливался, он поднял меня выше и вот уже видны холодные вершины пирамид, там на востоке. И очень далеко на западе. Они были всюду, где планета порождала невидимый глазу магнитный узор, пирамиды накапливали и преобразовывали такую энергию, о которой неизвестно ныне, неизвестно будет и много тысяч лет спустя. И вдруг, меж этого хаотичного нагромождения, я с замиранием сердца распознал глубинную закономерность. Все стало так до смешного просто и ясно: вот же звезды, вот их отражения, здесь нет никакой ошибки, точность превышает все доступные системы счисления! Истина породила источник тепла и света в душе, я уже готов был кричать, что все понял, а потом… Очнулся.
Пальцы еще хватались за подол того сокровенного, что удалось почувствовать, но лоскуты прозрения таяли во тьме, становясь неосязаемыми. Судорожно вспоминая хоть что-то из увиденного, я понял, что это бесполезно. Некоторое время вслушивался в треск костра, как-будто его монолог способен был как-то помочь, но нет.
Только через минуту осознал, что на меня сейчас смотрит все племя. Но не с удивлением или страхом. Они улыбались, понимающе и с долей иронии. Было чувство, что меня одурачили или… Я только прикоснулся к тому, что их примитивное мышление давно исчерпало до дна. Впервые за долгое время внутри что-то екнуло. Как-будто не я их тут учу жизни, а они мне показывают — в действительности — как надо жить и чем думать.
“Так почему же вы так боитесь этих индейцев?” — неозвученный вопрос, однако, был удостоен ответа. Старик подкинул в костер несколько сучьев и продолжил рассказ.
На сей раз его движения и голос погрузили меня в иную реальность, более замкнутую, менее разумную. Словно волшебный архитектор, он воздвиг вокруг меня тонны каменных блоков, стянул все тело невидимыми путами, заставил дышать тем воздухом, который только что пронзила молния. А я смотрел, как пляшут языки пламени, бессильный найти иную точку реальности, в то же время ощущая, что вокруг меня грохочет водопад, буквально осязая его своим сознанием. Невообразимое количество энергии обтекало меня и мой пирамидообразный панцирь. Но я вынужден был впитывать лишь малую толику того, что представлял из себя космос. И цель у этого всего была одна — впитывать до тех пор, пока хрупкий сосуд души не станет полон, а затем, слепо брести по каменному лабиринту, к заветной маленькой комнатке, испещренной невиданными каналами, коснуться их дрожащими пальцами и отдать всего себя, без остатка.
В какой-то момент мне показалось, что я потерял сознание, но видел свое тело со стороны. Тело смуглокожего индейца, со странным ободом на голове. Я лежал на каменном полу, почти без чувств, пытаясь пересилить совершенно беспробудную пустоту в груди. Целое Мироздание познается на выдохе! И все исчезло в тот же миг: каменная твердь пирамиды, джунгли, планета и солнечная система. Немыслимо маленькая пылинка парила в пустоте, созерцая весь космос и везде я был, куда бы не направилось внимание неведомого наблюдателя. Наблюдателей. Бесконечное количество глаз смотрели на меня, а я послушно появлялся перед каждым из них. Квантовая частица, подчиненная немыслимым законам, но…
Удар в грудь и вот я вновь бреду по темным коридорам, к заветному узлу магнитных полей, чтобы наполняться до краев, не для себя, для кого-то мне непостижимого. И кожа моя красна не от краски, каждая пора источает кровь и потому всякий акт полной самоотдачи иссушает меня изнутри. Кому я служу? Для чего я умру? Не важно. Абсолютно не важно. Вот бы еще один разок ступить за грань, раствориться в глубокой синеве космического пространства, о котором я ничего не знаю, но готов сжечь себя и свои крылья ради созерцания бесконечности…
“Хороша же дурь у этих дикарей...” — это было последнее, что я подумал, перед отключкой.
VIII
Утро принесло легкий дурман в голове и непонятное чувство затаенного волнения. Впрочем, лишние эмоции быстро улетучились, стоило только с разбегу влететь в прохладные воды голубого озера. Племя по-прежнему не проявляло особой активности: кто-то дремал под кустом, охотники упорно затачивали наконечники копий, старики сидели под скалой, лениво переговариваясь. Аонвы нигде видно не было. Несколько обеспокоенно, я осмотрелся в ее поисках.
Вообще, после вчерашнего события, это племя представлялось мне сборищем хиппи, которым ничего от жизни не надо, было бы что поесть и где поспать. Да и у меня внутри что-то дрогнуло. Словно упрямый грызун с каждым днем все больше подтачивает мой внутренний стержень. Что будет потом? Понятия не имею.
— Эй, старый! — подхожу к местному, как оказалось, шаману. Аонва. Где Аонва?
Старик некоторое время смотрит мне в глаза. Серьезно, пристально. Потом что-то спрашивает, на что я пожимаю плечами. Не понимаю, мол. Затем он сводит ладони вместе, прикладывает их к своей груди в области сердца. Произносит что-то вроде “Канмата” или “Камита”, я понимаю, к чему он клонит. Как правильно ответить? Некоторое время я мучительно соображаю. Какой отец захочет услышать о том, что дочь его — всего лишь побочный эффект, который возник при банальной поддержке своей гордыни? Я ее не люблю, но и не хочу терять из виду. Она, как путеводная звезда, которая всегда должна быть на горизонте. Можно предположить, что если ее не станет, то на этом закончится всякая сакральность внутри меня. Я вновь стану тем, кто появился тут в первый день.
И вдруг, как ушат холодной воды: “Что ты несешь? Что ты себе насочинял?!”
Старик заметил смену настроения, отступил на шаг назад, а потом и вовсе ушел, оставив меня с ощущением, что я поступил как примат, которому вдруг что-то не понравилось.
“Ладно, к черту! Больше ни за что не позволю себя дурманить этими их травками!” — трезвая мысль враз поставила все на свои места. Что там планировалось на сегодня? Очередная вылазка к индейцам. Хотелось бы узнать побольше об этих уродских великанах. Где они обитают? Чем живут? Какие цели преследуют? Пришлось опять вернуться к шаману.
— Поможешь? — подхожу к старику, рисую на земле фигуру человечка, рядом рисую большую. В три раза выше. — Это кто?
— Пурана.
— А это? — решил я расширить словарный запас, указывая на маленького человечка.
— Прая.
— А где они обитают? — обвожу пространство вокруг, затем тычу в большую фигурку, старик отрицательно машет головой, — Не знаешь? Или говорить не хочешь?
Старик отбирает у меня палку, рисует что-то вроде толстой змеи, насколько я потом понял — это крупная река. С одной стороны реки я вижу некую стену, старик объясняет, что за стеной тьма. Этот жест с закрыванием глаз я запомнил. Скорее всего, он просто не знает, что именно таится на другом берегу. Но потом появляется еще одна важная деталь. По нашу сторону реки, от пирамид, проходит прямой путь. Старик указывает под ноги, топчет. Понимаю, что это подземный тоннель и очень глубокий. Похоже, что речь идет о некоем мегалитическом строении. Нечто подобное было обнаружено в Сибири, кажется, горный хребет Кулумыс. Еще много всяких волнений вызвало место, называемое горной Шорией. Было о чем задуматься. По крайней мере, следовало в самые кратчайшие сроки узнать, о чем идет речь. Что скрывают великаны за рекой и стеной?
Отчего-то, только сейчас я понял, каким идиотом являлся все это время. Ведь отправляли меня в уже более менее современный мир, с образовавшимися материками, где есть Италия и Евразия, Австралия и Америки. А где я оказался? Уже давно надо было понять, что привычные очертания суши имеют абсолютно другую форму. Из этого следовало, что у меня нет ни одного ориентира, кроме сторон света. Профессор явно не найдет мое послание, даже если я его где-то оставлю. Тектонические плиты напрочь уничтожат любую мою попытку оставить след о эксперименте со временными прыжками. Таким отчаянно одиноким я еще себя никогда не ощущал. Наверно, так чувствует себя космонавт, оказавшийся наедине с космосом. Или единственный выживший после кораблекрушения, в спасательный шлюпке, посреди океана.
В очередной раз отбросив ворох тяжелых мыслей, я осмотрелся в надежде найти хоть какой-то якорь, удержавший бы мое душевное равновесие. Такового не нашлось. Что же оставалось делать? Узнавать о прошлом своей планеты со всей возможной обстоятельностью. Совершенно очевидно, что оно не столь прозрачно, как нам привыкли преподавать в различных учебных заведениях. Кто знает, к чему это может привести меня, со всем багажом теорий и практических знаний? Если уж существование цивилизаций циклично или же спиралевидно, то я буду первым, кто это увидит воочию. Главное теперь не рисковать по пустякам, четко расставить цели и приоритеты. И найти хоть какую-то возможность оставить послание на камнях этого мира. Также необходимо вспомнить все самые немыслимые предположения и археологические несостыковки, которые замалчивались ранее.
От размышлений отвлек чей-то немыслимый визг. С мест повскакивали все, ожидая некоего неизвестного врага, но я ощутил в этом вопле только панику и боль, потому вооружившись трофейным топориком, помчался в предположительную сторону шума, прихватив парочку охотников. Хорошо, что до этого предусмотрительно расчистил пару троп на ту сторону тропической рощи. Еще издали заметил жуткую картину: памятный панцирный зверь, который отчаянно дергается в объятиях гигантской анаконды. По размерам она не уступала той, что попалась в первый день нахождения здесь. Омерзение заставило меня приостановиться, но визг, он как плеть, хлестнул по плечам и спине. Сложно сказать, контролировал ли я себя в этот момент. Может быть, виной тому стало врожденное отвращение к ползучим гадам, а может быть жалость к погибающему животному.
Если мыслить логически, то змея бы точно не смогла переварить эдакую костяную глыбу, подохла бы и жертва, и хищник. Но мне было плевать, я уже достал свой Кольт, метя в башку, что разверзла свою немыслимую пасть, поглощая броненосца. Мишень неподвижная, в паре десятков шагов и довольно крупная. Охотники, что стояли за моей спиной, уже приготовились к выстрелу, зажав уши и упав на колени.
— Бах! — рявкнул пистолет, скалы ответили восторженным эхом.
На несколько секунд я испугался, что совершил непоправимую глупость, ведь в конвульсиях, анаконда вполне могла перемолоть свою жертву в муку. Но переживания оказались напрасными. Только броненосец понял, что его враг себя не контролирует, как тут же попытался сбежать. Уже устремившись к спасительной свободе, он так отхватил удар хвостом, что его буквально впечатало в скалу. Благо, панцирь мог выдержать и не такие потуги. Ошалело тряхнув головой, зверь трусцой скрылся в густых зарослях. Никакой тебе благодарности. Не зная, радоваться ли новой порции мяса или уже начинать переживать, я спрятал оружие в кобуру. Так ведь племя и зажрется к чертовой матери, а в такие времена расслабляться ни в коем случае нельзя. Но тут пришла в голову интересная мысль. На пальцах объяснил одному из охотников, чтобы он проследил, где проживает наше непробиваемое чудо. Благо, территория райского уголка была совсем невелика, долго искать бы не пришлось.
Через несколько часов блуждания по зарослям, совершенно неожиданно вышли к каменному углублению. Туда легко мог протиснуться человек, но соваться в темный лаз не рискнул бы даже я. Осмотрев характерные следы, я пришел к выводу, что это и есть то место, где проживает броненосец. Много ума тут не понадобилось. Также заметил, что ветки ближайших деревьев объедены, что опять же подтверждало, что зверь травоядный и нам не угрожает.
Остаток дня, плюнув на все прочие заботы, достраивал свою хижину. В этот раз к процессу подошел более обстоятельно, так как в распоряжении был какой-никакой топор. Деревья в ход шли более толстые, выкопать котлованы под такие бревна труда не составляло, поскольку имелась лопата. Дело шло гораздо интереснее, благо, мне не нужен был полноценный сруб, плотно подогнанным штабелем бревен. Умело используя топор, я вырубал в древесине пазы, так как гвоздей в ближайшие несколько миллионов лет не предвиделось. Всего понадобилось свалить двенадцать деревьев. Помимо совершенно бесполезного кустарника и деревьев с чересчур пышной кроной, на своей территории удалось найти абсолютно подходящую породу, напоминающую бамбук. Точнее, это и был бамбук, только диаметром около пятнадцати сантиметров. Роща его стояла особняком, высокие стволы распускали кроны выше карликовых соседей, не позволяя отнимать солнечный свет даже мелкой траве. Рубить такой материал — одно удовольствие, и хотя пустотелые стволы были довольно лёгкими, серый волк из сказки про трёх поросят до нас не доберется, поскольку место прекрасно защищали скалы.