Но мы не понимали, почему нельзя.
И однажды во время обеда, когда все мы были в столовой и уже съели щи на первое и нам разносили котлеты с картофельным пюре на второе, Витя вдруг отодвинул стул, встал во весь рост и обратился ко всем с такой речью:
— Ребята! — сказал он. — Не пора ли нам поднять вопрос о пироге с капустой?
И от всех столиков закричали:
— Верно! Давай про пирог с капустой!
— Я хочу спросить, — сказал он, — почему нас нельзя каждый день кормить пирогом с капустой? Животы у нас заболят, что ли?
И от всех столиков кричали:
— Не заболят!
— Или мы растолстеем, как эти амуры на потолке?
И от всех столиков кричали:
— Не растолстеем!
Решение было принято под гул всеобщего одобрения.
Решение гласило: просить тетю Настю ежедневно кормить нас пирогом с капустой.
На следующий день был испечен пирог с капустой.
Что это был за пирог!
Это был не просто пирог с капустой, эго было нечто такое сочное, вкусное, пышное, что невозможно выразить простым человеческим словом. Какими тусклыми и жалкими казались слова по сравнению с теми мелкими кусочками крутого яйца, которые попадались в капусте! Разве толстое и ленивое слово «пирог», или деловито-торопливое слово «начинка», или приземистое и хозяйственное — «капуста» могли передать то ощущение, которое можно познать только губами, языком и нёбом?
— Ура пирогу! — кричали мы после завтрака.
— Слава капусте! — кричали мы после обеда.
— Да здравствует тетя Настя! — кричали мы после ужина, когда она сама вышла из кухни в столовую и остановилась возле двери, большая, тяжелая и гордая, как буфет с посудой.
И на следующий день был пирог с капустой. Правда, корочка была уже не такая золотистая и рассыпчатая, и капуста как будто чуть-чуть недосолена, но всё-таки это был замечательный пирог, и мы ели его да похваливали.
На следующий день нас опять кормили пирогом с капустой. Но это было совсем не то, что прежде. Капуста уже не отгоняла мрачных мыслей, а корочка не рассыпалась, даже когда надкусишь ее зубами.
— Что же это, ребята! — говорил красавчик Витя. — Сколько мы бились, чтобы нас каждый день кормили пирогом с капустой, а когда добились, так пирог стал совсем другим. Как же это так получается, братцы?
А умный Миша сходил в библиотеку, заглянул в энциклопедический словарь на букву «П», прочитал объяснение слова «пирог» и объяснение слова «пища» и, надев очки, потому что, когда на его маленьком носике сидели большие очки, его голос звучал более веско и убедительно, вынес такое суждение:
— Всё ясно, товарищи! Процесс пищеварения в нашем трудовом коллективе нарушен! Надо объясниться с тетей Настей!
Объясниться с тетей Настей поручили красавчику Вите.
Он пошел в кухню. Тетя Настя плавала в облаках пара. Он сказал ей так:
— Это довольно стыдно с вашей стороны, тетя Настя! Мы хвалим вас на собраниях, мы пишем о вас в стенгазете, а вы стали печь такой пирог с капустой, что его просто в рот взять невозможно.
Так он говорил, опустив глаза, потому что непристойно юноше, у которого еще не выросли усы, осуждать женщину, у которой уже выросли усы, но когда он поднял глаза, то увидел, что из-за облаков пара тетя Настя насмешливо шевелит своими усами.
— Глупые вы мальчики, — сказала она, — разве я не стараюсь?.. Уж я так стараюсь, так стараюсь… больше чем прежде.
И громадной красной рукой она продолжала замешивать тесто на завтра.
Но назавтра пирог был еще хуже.
Мы только отведали его по кусочку, как вдруг вскочил Витя и закричал:
— Ребята! Еще слишком свежи в нашей памяти воспоминания о том пироге с капустой, который мы ели раньше, чтобы называть пирогом с капустой эту запеканку с тряпками, которую нам подали сегодня!
— Не надо! — сказал добросердечный Петя Коржик. — Не надо говорить такие слова, — и он поглядел на тетю Настю, которая появилась в дверях, скрестив на могучей груди свои могучие руки. — Хотя пирог с капустой сегодня действительно несъедобен, — говорил Петя Коржик, — но мы не станем обижать вас, тетя Настя; мы возьмем себя в руки и будем терпеть, и будем есть этот пирог, потому что мы любим и уважаем вас, тетя Настя.
Но красавчик Витя с ним не согласился.
— Нет! — воскликнул он, размахивая вилкой. — Мы не должны терпеть, а должны бороться. И за пирог с капустой мы будем бороться, он стоит того, ребята! — И, обращаясь к тете Насте, он сурово спросил: — Что случилось, тетя Настя? Скажите нам чистосердечно: почему вы разучились печь пирог с капустой?
Мы все молчали, ожидая ответа тети Насти, как вдруг раздался голос умного Миши. Уже давно, надев очки, он рассматривал свой кусок пирога с капустой: корочку отдельно, капусту отдельно. А когда всё рассмотрел, то сказал так:
— Тетя Настя не разучилась печь пирог с капустой. Внимательно рассмотрев тесто и начинку, я пришел к выводу, товарищи, что нынешний пирог ничем не отличается от прежнего. Вот в этом-то всё и дело!
— Хе! — сказал глупый Ванечка.
— Не может быть, — сказал Петя Коржик.
— Всё совершенно ясно, — сказал умный Миша, сверкая очками. — Мы растем, наши потребности растут, а пирог остается таким же, как прежде. Как же он может удовлетворить растущие потребности наших молодых организмов? Предлагаю: отказаться от употребления в пищу пирога с капустой до тех пор, пока тетя Настя не повысит его качества до уровня наших возросших потребностей. Сколько вам на это надо времени, тетя Настя?
— Месяц, — сказала тетя Настя. — Месяц, никак не меньше.
И на месяц мы отказались от пирога с капустой.
Это был мрачный месяц. О нем не хочется вспоминать.
Иногда поздно вечером, когда мы укладывались в постель и тушили свет и только уличный фонарь освещал через окно наши полки с книгами, и чернильное пятно на столе, и футбольный мяч, закатившийся в угол, красавчик Витя поднимал голову и тихо спрашивал:
— Предадимся?
— Предадимся! — отвечал Петя Коржик и садился на своей кровати, обняв острые коленки.
— Предадимся! — говорил умный Миша, надевая очки.
И даже глупый Ванечка ворочался под одеялом.
И мы предавались незабываемым воспоминаниям о нашем прежнем пироге с капустой, о его золотистой корочке и сочной начинке, перед которыми меркнут все другие воспоминания отрочества.
Так шли день за днем и неделя за неделей.
И наконец наступил тот долгожданный день, когда тетя Настя вошла в столовую и на высоте ее третьего этажа, в могучих руках с засученными рукавами, был громадный пирог с капустой. И уже по одному тому, как горделиво она шевелила усами, мы поняли, что за этот пирог с капустой тете Насте не придется краснеть.
И мы не обманулись.
Стоило нам только отведать его, как мы убедились, что золотистая корочка рассыпается раньше, чем прикоснешься к ней зубами, а душистая и сочная капуста тает во рту, отгоняя всякие мрачные мысли.
— Ну и пирог с капустой был сегодня, ребята! — мечтательно и проникновенно сказал Петя Коржик, вставая из-за стола.
А умный Миша, который умел объяснить всё на свете, надел очки и произнес такую речь:
— Всё совершенно ясно. Тетя Настя учла наши критические замечания. Тетя Настя повысила качество пирога до уровня наших возросших потребностей. И скажем тете Насте за это спасибо, ребята!
И мы сказали тете Насте: «Спасибо!»
Пять пальцев
На моей руке живут пять пальцев. Это очень беспокойные пальцы. Я не могу ни на минуту оставить их без присмотра, чтобы они не повздорили между собой или не натворили какой-нибудь беды. Сколько раз я просыпался среди ночи, чувствуя странное движение на своей руке, и видел, что пальцы толкаются и пинают друг друга.
— Чего разлегся, как барин! — кричал Указательный палец и давал подзатыльник Среднему.
— Куда же мне деваться? — с достоинством спрашивал Средний, подвигаясь поближе к Безымянному.
Но мой Безымянный палец ужасный франт и чистюля.
— Не приближайся ко мне, — говорил он брезгливо, — ведь на тебе чернила.
А Мизинец смеялся, как будто его щекотали, и пищал:
— Ой, сейчас вы меня совсем столкнете с ладони!
Так они возились, пока я не сжимал их в кулак.
А однажды я проснулся от короткой и острой боли. «Что за черт, — подумал я, — обо что я мог уколоться?»
Пальцы тихонько лежали под одеялом, тесно прижимаясь друг к другу и прикидываясь спящими. Но я чувствовал, что они не спят, а Указательный всё ворочался и ворочался, будто не мог найти себе места.
— Ну что, бродяга, — сказал я ему, — обо что ты укололся?
— Сам не знаю, — ответил он виноватым и лживым тоном. — Наверно, в постель попала иголка.
Я зажег свет, осмотрел простыню и одеяло, но ничего не нашел. И вдруг обратил внимание на тумбочку, стоявшую возле кровати. На ней острием вверх лежала канцелярская кнопка.
— Ты лазал туда? — спросил я у пальца.
Он отогнул кверху свой кончик и смело поглядел мне в глаза.
— Да, — сказал он, — простите. Мне вдруг очень захотелось побродить одному. Ведь я еще никогда в жизни ничего не предпринимал самостоятельно. И я решил попробовать. >1 вылез из-под одеяла. В полной темноте. Сердце так ужасно билось. Но я всё полз, пока не очутился на краю кровати. Остальные пальцы отговаривали меня, они тянули меня назад, они цеплялись за простыню, но я всё-таки перебрался на тумбочку. У меня закружилась голова от счастья: я мог делать что хочу. Вы крепко спали и ничего не чувствовали. Я мог потрогать лампу, перевернуть страницу книги, сдвинуть коробок спичек. Я даже мог, если бы захотел, спрятаться от вас под кровать. Пальцы уговаривали меня: «Скорее лезь обратно, а то он ужасно рассердится». Но я говорил, что вы не рассердитесь, наоборот, вы очень обрадуетесь, когда узнаете, что у вас есть такой самостоятельный палец. Представьте себе, что все ваши пальцы станут такими же, тогда вы будете спать, или читать книгу, или сидеть в кино, а мы в это время сможем сами что-нибудь делать. Ну, например, пришьем пуговицу или напишем сказку…