Но критики бывают разными, так произошло и в этом случае. В частных и независимых СМИ и галовидении возникла и начала развиваться новая тенденция. Страницы газет и журналов, а также на экранах частных галоканалов начали появляться галоматериалы, в которых добропорядочная критика сменилась злопыхательством и призывами к свержению нынешнего Императора Иоанна и уничтожению членов его семейства. В таких материалах утверждалось, что лично Император Иоанн и отдельные члены его семьи виноваты в том, что рабочие получают маленькие зарплаты, а крестьяне собирают не плохие урожаи. Что имперская интеллигенция лишена свободы выражения слова, а купечество не может свободно передвигаться по Кирианской Империи. Что в Империи имеется множество тюрем, в которых страдают и мучаются тысячи и тысячи политических заключенных. Что вооруженные силы из-за императорской бездеятельности потеряли боеспособность и не в состоянии защищать границы великой Империи. Эти материалам, публикуемые изо дня в день, внушали простому кирианскому гражданину, что кирианский народ живет плохо, недоедает, страдает и мучается под императорским игом. Кириане никогда не интересовались официальной статистикой, в которой реальными цифрами и фактами опровергались все эти оплаченные имперскими кредитами измышления продажных журналистов. Но когда таких материалов была тьма-тьмущая, а каждый частный галовизионный ящик показывал голову ученого с очками на носу, который с ученым видом бубнил о низком уровне жизни кириан в Империи, то обязательно находились граждане, которые верили этим сумасшедшим бредням. Разумеется, ни один имперский гражданин не пытался разобраться в том, а какую именно жизнь можно считать хорошей, а какую жизнь плохой? Но раз ему говорили, что с уходом Императора Иоанна жизнь в Империи исправится и станет гораздо лучше, то он начинал этому искренне верить.
Разумеется, аппарат Императора Иоанна не сидел, сложа руки, только наблюдая за появлением и развитием этих негативных тенденций в средствах массовой информации и на частном галовидении. Было принято императорское решение о создании имперского министерства пропаганды, но чиновничий бюрократический аппарат нового министерства не спешил с претворением в жизнь замыслов и решений Иоанна. Прошло уже несколько месяцев с момента принятия этого решения, а воз и ныне там. Свое слишком медленное продвижение вперед имперские бюрократы мотивируют острой нехваткой финансовых средств. И это происходит в тот момент, когда родовые кланы не испытывают недостатка в таких средствах.
По собственному опыту я хорошо знал, что, когда речь заходила о деньгах или о большом гонораре, то журналисты, независимо от того, на какой орган печати или галоканал они работали, работали на совесть, выполняя полученное задание. Они, своим талантом владения пером или микрофоном, в заказанных материалах убеждали читателей или галозрителей в том, что никогда не существовало и не могло существовать. Попытки переубедить журналистов и словами доказать им, что подобное отношение к основным принципам свободы средств массовой информации угрожают существованию и независимости Империи, стабильности и процветанию имперского общества, ни к чему не приводили. Светила и простые журналисты страшно обижались подобным обращениям имперских властей и тут же начинали говорить о свободе слова и печати, в иных случаях продолжая свою работу по разрушению имперских устоев и основ.
Наша беседа проходила именно в том направлении и именно таким образом, как мне этого хотелось, затрагивались и освещались вопросы. Даже Иррек увлекся ходом этой беседы и внимательно следил за тем, к чему она клонилась. Министр Юнис первым ухватил суть нашей проблемы в этом секторе и первым предложил ее решение — скупить на корню частные и независимые средства массовой информации галоканалы. Именно этого я добивался от своих собеседников, чтобы они правильно оценили ситуацию и предложили бы, как из этой ситуации выйти. К этому времени заработал план министра Юниса по перехвату финансовых потоков заговорщиков, которые они крали из бюджета Кирианской Империи. Он эти потоки переориентировал на банковские счета банков, которые поддерживали нашу сторону. Этими финансовые средства полностью контролировались нами, никто не мог ими воспользоваться без моего на то согласия.
Но согласно действующему законодательству Кирианской Империи, имперские чиновники и министры не имели права осуществлять частную предпринимательскую деятельность. Поэтому перекупку частных и независимых средств массовой информации нельзя было бы поручить имперскому министру Юнису или имперскому советнику доктору Робберу. Настал черед и моего друга Иррека, который уловил суть ситуации и сообразил, что в самые ближайшие дни ему придется превратиться в медиамагната, который и займется практической работой.
Министр Юнис проинформировал меня о том, что по его поручению и его доверенными людьми недавно создана и официально зарегистрирована небольшая инвестиционную компания. Компания имеет небольшой офис и персонал в центре Саана и готова в любой момент развернуть свою деятельность. Акции компании он уже сейчас готов передать в мой архив, оставив себе и доктору Робберу восемь процентов. В нерабочее время он будет курировать финансовую сторону деятельность компании, а доктор Роббер будет отвечать за конкретные шаги по приобретению частных и независимых средств массовой информации. Оставалось только Иррека ввести в совет директоров и назначить генеральным директором этой компании, перевести на ее счет несколько миллиардов кредитов и пожелать компании счастливого плавания в море инвестиционного бизнеса.
Иррек включился в общий разговор, стал задавать уточняющие вопросы. А я потерял интерес к разговору, меня уже не интересовали детали сделки. Я с удовольствием прикрыл глаза, желая, немного отдохнуть в тиши министерского кабинета пока Иррек решал свои вопросы.
Глава 10
Бойцы полковника Жека были настоящими профессионалами своего дела, в течение пяти минут они отключили охранные программы главного полицейского терминала, заставив навсегда замолчать автоматические огневые точки, установленные на крыше здания и по внешнему периметру здания. Когда мы приблизились к самому зданию Городского управления полиции, то встретили новое препятствие, все его входы и выходы, а также окна первого и второго этажей были плотно замурованы мешками с песком. Попытки бойцов ломами или прикладами фазерных винтовок и автоматов пробиться во внутрь здания, ни к чему не привели.
Тогда полковник Жека отдал новый приказ и к зданию подогнали несколько глайдеров бригады. В тот момент я полагал, что командир бригады решил воспользоваться этими глайдерами, поднять бойцов на крышу и оттуда начать штурм здания, но ошибся и, раскрыв рот от удивления, наблюдал за тем, что делали его бойцы. Солдаты достали из глайдеров длинные палки и, состыковав их в еще более длинные шесты, примерно, в шесть — семь метров длиной. Затем один из бойцов вставал у навершия шеста и стремительно бежал к стене здания, а сзади двое бойцов толкали его к стене. Когда впередибегущий боец добегал до стены, то он не остановился, а продолжил свой бег… по вертикальной поверхности стены. А двое его приятелей, сзади, помогали ему преодолевать земное притяжение и шестом заталкивали к окнам третьего этажа здания полицейского управления. Десять имперских пехотинцев практически одновременно оказались на третьем этаже и, прикладами фазерных автоматов и карабинов разбив стекла окон, по одному исчезали в окнах третьего этажа.
А этот несколько своеобразный лифт по доставке бойцов на третий этаж продолжал свою непрерывную работу, поднимая одну за другой на третий этаж боевые группы. Вскоре рядом с нами осталась только группа боевого прикрытия, да и Герцег со своими гномами, которые внимательно наблюдали за профессиональными действиями бойцов полковника Жека, трясли бородами и делали вид, что они и не такое способны. Но по отдельным высказываниям и отрывкам фраз, я понял, что бородачи полковника Герцега все же оказались под глубоким впечатлением профессиональных действий имперских пехотинцев.
Здание Городского управления полиции насчитывало тридцать этажей и без единого выстрела приняло в себя батальон имперской пехоты, более пятьсот бойцов. Окна здания оставались темными и не озарялись вспышками выстрелов фазерных автоматов или карабинов, не слышалось разрывов ручных гранат или выстрелов из гранатометов. Я переживал и волновался за судьбу полковника Жека и его пехотинцев, прошло пятнадцать минут с того момента, когда последний боец исчез в оконных проемах третьего этажа здания, но все, по-прежнему, было тихо и не было видимых свидетельств, что в здание что-либо происходило. Я приготовил плечевой энергомет и уже собирался им воспользоваться, чтобы пробить вход в здание и выяснить, что там происходит с бойцами полковника Жека. Но в этот момент в замурованном кирпичом центральном входе послышался сильный треск и во все стороны полетели осколки кирпича, камня и стекла. Когда пыль улеглась, то в образовавшемся проеме я увидел улыбающегося полковника Жека, который приглашающее помахал нам рукой.
Вслед за полковником мы прошли в здание и по лестнице поднялись на второй этаж. Начальник штаба батальона доложил мне, что бойцы батальона обследовали четыре этажа здания Городского управления полиции, но пока еще не обнаружили ни одного живого или мертвого полицейского. Пехотинцы работают по следующему принципу, несколько штурмовых групп проникают на этаж и обследуют каждый кабинет или помещение. Только после полного обследования этажа группы переходят на следующий этаж. Штаб батальона десантников разместился на втором этаже в кабинете, в котором имелась телефонная кабельная подводка, подводка полицейской специальной связи и телекоммуникационных каналов для общего и служебного пользования. На столах и стульях было расставлены тактические терминалы, по которым офицеры штаба наблюдали за действиями штурмовых групп.
В настоящий момент имперские пехотинцы зачищали пятый этаж здания, контакта с противником пока еще не было. Я уж собрался приказать полковнику Жека, ускорить темпы зачистки здания, как произошел первый огневой контакт, неизвестные кирианцы из лучевого автоматического оружия обстреляли одну из штурмовых групп. Когда группа приблизилась к лестнице для подъема на шестой этаж, то ее обстреляли из двух фазерных автоматов. Контакт носил секундный характер, бойцы штормовой группы не успели открыть ответный огонь, как противник бесследно исчез. Имперские пехотинцы тщательно обследовали лестницу и подходы к лестнице, откуда велся огонь, но не обнаружили даже следов противника.
Так и осталось неизвестным, кто и почему стрелял в этом месте.
Но только бойцы успокоились и продолжили зачистку здания. Как прогремела очередь у лифта на втором этаже, но уже в противоположном от первого огневого контакта торца здания. Когда нас провожали в штаб батальона, то я собственными глазами видел, что этот лифт охранялся имперским пехотинцем. Мы с полковником Жека под прикрытием пяти бойцов с оружием наготове побежали к месту стрельбы, но у лифта увидели грустную картину, лежащее на полу коридора тело имперского пехотинца. Мы подбежали в тот момент, когда двери лифта медленно закрывались. В немыслимом прыжке полковник Герцег успел закатить в кабину лифта гранату через не успевшую закрыться дверь. Вскоре в кабине послышался негромкий хлопок взрыва гранаты, а вслед за ним более сильный взрыв. По всей очевидности, сдетонировало находившееся в лифте взрывное устройство, вдребезги разнесшее и кабину, и сам лифт. В кабине лифта кто-то находился, но от него после взрыва ничего не осталось, было много крови и какие-то обесформленные останки, по которым невозможно было установить, кому бы они могли принадлежать.
* * *
Эти два случая перестрелки и взрыв лифта свидетельствовали, прежде всего, о том, что здание Городского управления полиции не пустовало, что в нем находились живые существа. Поэтому я отказался от мысли залезать в дела полковника Жека, давать ему советы или на чем-то свом настаивать, полковник должен был сам решать проблемы, возникающие с зачисткой здания, и командовать своими бойцами. До этого момента он блестяще справлялся со своими обязанностями командира и его бойцы уже очистили от противника шесть этажей здания, не потеряв при этом ни одного бойца. Даже караульный у лифта, был не убит, а тяжело ранен в спину, он потерял много крови, но останется жить, как доложил батальонный фельдшер.
Когда я поинтересовался у полковника Жека, сколько времени потребуется батальону для полной зачистки здания полицейского управления, то полковник, подумав, ответил, что примерно около суток.
После шестого этажа участились боевые столкновения, огонь из фазерного боевого оружия по нашим бойцам вели кириане, одетые в полицейскую форму, но с заторможенной реакцией и замедленными движениями. Они открывали огонь по нашим штурмовым тройкам из укороченных фазерных автоматов и тут же отходили, стараясь не вступать в долгие перестрелки. К тому же в Кирианской Империи существовали строжайшие правила по применению оружия имперскими полицейскими, запрещающие им иметь и пускать в ход боевое фазерное оружие — автоматы, карабины и пулеметы. На полицейских участках нельзя было найти оружие ничего более серьезного, чем фазерного пистолета «Морган», который был специально разработан для имперской полиции, и являлся основным и единственным видом оружия имперского полицейского. Луч из этого ручного фазера работал на расстоянии до ста метров, он мог оглушить, обездвижить, но не убить кирианина. Поэтому своим оружием имперские полицейские пользовались в основном для устрашения преступников. В нашей же ситуации полицейские вели огонь из боевых фазерных автоматов и карабинов, оружие было устарелым, но, тем не менее, оно было боевым, а такого оружия не должно было быть у имперских полицейских.
Но даже и эти спорадически возникающие перестрелки сильно замедляли наше продвижение на верхние этажи здания. Наблюдая по тактическому терминалу за действием одной штурмовой тройки, я обратил внимание на то, что штурмовые группы полковника Жека стали драться неохотно и с большей осторожностью шли на столкновение с противником, чем этого требовала боевая обстановка. Нет, они не избегали боевого столкновения, но действовали как бы вполсилы. Не вели огня на поражение противника, а издалека открывали огонь, словно хотели предупредить противника о своем приближении. Не пользовались ручными гранатами и гранатометами, старались не входить в тесный контакт с противником и вести с ним рукопашный бой. Из такого ведения боевых действий напрашивался вывод, что бойцы полковника Жека оказались под сильным психологическим воздействием. Возможно, из-за того, что им впервые пришлось воевать против граждан и в столице своей Империи.
Когда штаб батальона переносили на два этажа выше, то я поделился с полковником Жека своими наблюдениями и выводами в связи с действиями его пехотинцев. Он на секунду задумался, затем кивнул головой, соглашаясь с моими мыслями, сказал, что и сам в последнее время чувствует тяжесть в голове и желание, бросить все и немного отдохнуть. Ему до конца не верилось, что граждане Кирианской Империи стреляют в него и в его бойцов, что они его хотят его убить. Ему все время кажется, что это недоразумение, которое вот-вот должно благополучно разрешиться. Сейчас только долг профессионального солдата удерживают его от отдачи приказа, прекратить огонь и вернуться на исходные позиции.
Перестрелки продолжались, но темп передвижения штурмовых групп постоянно падал, все больше и больше имперские пехотинцы действовали сумбурно и нерешительно. Тогда впервые в мою голову закралась мысль о том, что все, что в настоящий момент происходит с бойцами и командирами батальона, это не случайная вещь. Бойцы и командиры были профессиональными солдатами, прошедшими психологическую подготовку по предотвращению гражданских беспорядков на территории Кирианской Империи. Они умели и великолепно знали, как воевать в городских кварталах и в зданиях. Чтобы не подвергать их психику излишнему и не нужному насилию, было бы целесообразнее временно прекратить боевые действия, дать бойцам возможность отдохнуть, а самим разобраться в происходящем. Поэтому я подошел к полковнику Жека и ему предложил, приостановить зачистку этажей, закрепиться на седьмом этаже здания и дать бойцам время на отдых. В ответ полковник устало и вопросительно посмотрел на меня. Пожав плечами, я сказал, что ни я, ни Герцег, ни наши гномы вообще не ощущают какого-либо психологического воздействия. К тому же этажом выше располагаются кабинеты руководства Городского управления полиции. Пока бойцы батальона будут отдыхать, я с гномами мог бы посетить кабинет генерал лейтенанта Сази, начальника управления, и переговорить с ним. Может быть, мы с ним найдем общий язык и сумеем договориться о решении насущных проблем, тогда, возможно, отпадет необходимость кирианцам драться друг с другом.