Семнадцать
Летом ей кажется, что выкинуть из головы образ Драко Малфоя легко и совсем ничего не стоит. Но как только локомотив «Хогвартс-Экспресса» даёт прощальный гудок, Пэнси ничего не может с собой поделать. Всеми правдами и неправдами она задерживается на перроне как можно дольше, чтобы потом с обиженной гримаской постучать в двери купе Драко.
— Здесь свободно? — говорит она чуть растягивая гласные, в бессознательной попытке копировать манеру разговора Драко. — Мест нет во всем слизеринском вагоне, — быстро добавляет она, чтобы присутствующие Кребб и Гойл не усомнились в том, что ей АБСОЛЮТНО БЕЗРАЗЛИЧЕН ДРАКО МАЛФОЙ. А они и не сомневаются — дуются в какую-то карточную игру и не обращают внимания на происходящее.
Малфой подвигается чуть ближе к окну, давая понять, что девушка может сесть рядом.
Почти всю дорогу они молчат. Малфой хмурится и бродит в мыслях где-то совсем далеко. И тогда Пэнси решается. Наклонившись к самому уху Драко, она шепчет: «Я скучала, Драко. Встретимся вечером там, где никто не сможет нам помешать?»
И этим местом оказывается туалет плаксы Миртл. Пэнси не догадывается, но Драко сам рассказывает ей о том, что за два последних года эта комната стала едва ли не единственным убежищем, где можно побыть наедине с собой, поразмышлять не боясь, что кто-то подслушает твои мысли.
Неожиданно Драко рассказывает Пэнси всё. Ведь он доверяет ей — своей старой школьной подруге. Девушка внимательно выслушивает странную исповедь, в которой Драко повествует о своих страхах, тревогах. И он убеждён, что ничего сделать нельзя, он растерян и словно чего-то ждёт от Пэнси: слов утешения, возможного совета. А Пэнси не понимает ничего, ведь самое важное — это поцелуи, на которые они прерываются во время разговора. В них есть что-то успокаивающее и тревожное одновременно. Нет, Пэнси считает страхи Драко совершенно напрасными, ведь её родители убеждены: Тёмный Лорд вскоре придёт к власти, и тогда воцарится порядок. Чистокровные займут положенное им место, а магглорожденные и полукровки будут там, где им следует быть.
Она высказывает эту мысль Драко, нехотя отрываясь от мягких губ, и тут же возвращается к ним снова. Ей нравится, что в поцелуях что-то изменилось, и Малфой уже не так спокойно реагирует на её руки, разгуливающие под его мантией. Дыхание Драко становится глубоким, но лоб при этом покрывается испариной. Пэнси укладывается на спину, прямо на холодный пол и со словами: «Согрей меня», увлекает его за собой.
Она пытается прижаться, он — отстраниться. Той самой частью тела, что находится пониже пояса. Пэнси думает, что хочет прикоснуться к нему там. Ловкой змейкой проскальзывает девичья рука под ремень, другая терзает непослушную пряжку.
— Ты этого хочешь? — звучит удивленно и сдавлено, а Пэнси не отвечает, как хищник добычу перехватывая его губы.
И стоит признаться, что с одной стороны это — страшно, но терпеть, когда при каждом его взгляде внизу живота всё скручивается в узел, а после болит, больше нет сил.
Она навсегда запомнит его взгляд, когда впервые касается того, что доселе было запретным. Хорошо различимые даже в полумраке зрачки мгновенно схватываются серой радужкой, превращаясь в точки. Драко испуганно, резко вдыхает. А она неуверенно водит по напряженному члену вверх-вниз. Снова и снова.
Ей кажется, что всё должно быть как-то по-другому, и Драко должен делать что-то в ответ, но ещё несколько быстрых движений и он бледнеет, а потом совершенно бессильно роняет голову на плечо Пэнси.
В книжках, которые она читала, готовясь к этому дню, всё было описано не так: красиво, многоцветно, со снопом волшебных искр в конце. В жизни по-иному: очень неловко, холодно от каменного пола, тяжело от отдыхающего на ней тела и мокро, липко руке, всё еще неуместно находящейся в его штанах.
Пэнси елозит по полу. Освобождается от руки Драко, проникшей под резинку чулок. Она освобождает ладонь и с удивлением смотрит, как жемчужного цвета, в лунном свете, жидкость, стекает по пальцам.
Она приходит в себя от шока только от того, что видит, как Драко без тени смущения разглядывает ее руку.
— Вот это да, — только и вырывается у него из груди.
— Тебе понравилось? — робко спрашивает Пэнси.
Он молчит и отводит взгляд, и тишина, воцарившаяся между ними, становится слишком густой, неловкой. И она наполняет её Словом, врезающимся в воздух острым осколком. Звучащим отчаянно, словно крик подстреленной птицы.
— Я люблю тебя, Драко…
И снова тишина. Он не находит слов в ответ, а просто глупо отмалчивается.
Пэнси стыдно, когда она смотрит на приводящего в порядок одежду Драко. Он впервые не кажется ей привлекательным и воспитанным. Он жалок, когда не подает ей руки и прощается, не глядя на девушку, так и оставшуюся сидеть на полу.
А когда она возвращается в гостиную Слизерина, там никого уже нет. Серой тенью девушка скользит в свою комнату, чтобы там, надежно отгороженной от всего мира зелёным балдахином, выплакаться всласть.
…
Разорванные чулки можно починить при помощи заклинания. Утром она так и сделает. Ведь нельзя же выкинуть то, что куплено отцом во Франции за очень большие деньги. Но как починить то, что оборвалось внутри?
«Пэнси знает, что ненавидит Драко», — остроугольные буквы перечёркивают старую запись.
…
Почти весь учебный год она старательно избегает Малфоя, да и тот не ищет встреч. Его взгляд непроницаем, но теперь Пэнси знает, что виной тому не она. В общей гостиной однокурсники только и обсуждают, что дела родителей Драко идут совсем не так, как планировалось изначально.
….
Но всё возвращается на круги своя. Она снова берёт его за руку у всех на виду в ночь битвы за Хогвартс. В миг, когда всё самое главное выходит на первый план, а второстепенное отступает. Люди стоят на руинах того, что когда-то называлось Большим залом и Пэнси считает, что должна показать Драко свою верность и до конца остаться с ним.
— Пойдём, — зовет она, сама не понимая, куда предлагает идти.
— Я нужен своим родителям, — коротко отвечает Драко, отнимая пальцы, но тут же закладывает фундамент для будущих прегрешений, прося Пэнси: «Прости».
Восемнадцать
Пэнси снова и снова старательно изгоняет образ Драко из головы. Ей кажется, что получается здорово. Лето на Побережье сказывается благотворно: золотисто-бурый загар выгодно оттеняет лазоревые глаза. Она здорово похудела и под восклицания: «Charmante petite fille»*, — наконец, становится по-настоящему привлекательной девушкой.
Говоря о любви вскользь, безразлично, она, тем не менее, заряжает изящный мундштук длинной сигаретой. В сизом дыму, который напускает в баре случайная публика, так просто прятаться друг от друга, оставляя самые ценные мысли при себе в ожидании ночи, чтобы потом под её покровом целоваться в подворотнях с каким-нибудь Луи или Жаком и, может быть, даже позволять что-то большее.
…
У неё новые туфли. Другая манера наносить макияж. Французская элегантность. Это не остается без внимания, когда Пэнси идёт по платформе 9 и ¾.
На неё оглядываются вчерашние однокурсники, девочки перешёптываются, обсуждая перешитую по фигуре форму. А Пэнси понимает, что ни за что не вернулась бы на дополнительный курс, не узнай она случайно, что Драко Малфой продолжит своё обучение.
Попытка номер бесконечность оказывается на удивление удачной.
— Не найдётся ли в вашем купе места для меня? — говорит Пэнси, обратив взгляд к Драко. Всего одного ответного достаточно, чтобы двое находящихся в купе ребят молча покинули его.
А Пэнси и Драко остаются одни, сидя друг напротив друга, в ожидании когда тронется поезд.
В купе тесно, жарко. Воротник собственной рубашки точно удавка. Пэнси распахивает мантию и ослабляет узел галстука. Пейзаж за окном плывет, но она не знает точно, пошёл ли поезд или ей только кажется.
— Ты прекрасно выглядишь, — эти слова вовсе не иллюзия, по крайней мере, Пэнси видит, как шевелятся его губы. Других слов и не нужно. Миг, и она на одном диванчике с Драко. Близко-близко. И он готов поклясться, что эта девушка владеет искусством бесшумной трансгрессии. Вздох, и она сидит на его коленях. Осторожно ведёт языком, утопая в уголке вздрогнувших губ. Теперь сладко ему, а в её памяти всплывают странные образы и желание сравнить с событиями последнего лета.
Но нет. Несравнимо. Волнительно. Когда с лёгким стоном Драко сдаётся, позволяя её и своим рукам любые вольности. Рёбра под пальцами — почти холмы, а между ними точно лава растекается от прикосновений. Высокогорье груди — со снежным кружевом белья на вершинах, губы — источник, заключённый между ладоней, а поцелуй, как родниковая вода в жаркий полдень. Он пьёт её жадно, а Пэнси извивается на его бёдрах, стремясь быстрее освободиться от одежды, удавки галстука, нижнего белья. Она, конечно, понимает, КАК эти движения действуют на Драко, но не останавливается, даже когда он просит, горбясь и шипя.
— Сейчас всё кончится, даже не начавшись, — со смешком предупреждает он девушку, но та, выгибаясь, сообщает в ответ:
— И не раз.
Принимает его медленно. Давит на бёдра, вынуждая замереть и не ускоряться сразу. Смотрит в глаза. Ей не стыдно. Искусством говорить о неловком, делать неловкое, знать таковое, она овладела за несколько месяцев, и теперь с удовольствием наблюдает за результатом.
Она сама начинает двигаться так, как надо. Одаривает взглядом победительницы, когда едва сдерживающий себя Драко смотрит на неё, мелко вздрагивая всем телом.
Тепло. Хорошо. Нет, горячо-отлично-изумительно-мощно. Снова тихо-тепло-скользко-влажно. То быстрее, то медленнее, ударяя плетками волос, она продолжает двигаться желая, чтобы это продолжалось как можно дольше. Пэнси закрывает глаза, чтобы наконец увидеть эти самые волшебные искры, и кажется, они уже начинают появляться в глубокой темноте, но… Драко не может долго держаться, не может, в отличие от неё, позволить себе лишних звуков. Пэнси видит, как белоснежные его зубы почти до крови прокусывают собственную ладонь, чтобы не закричать вслух.
Девичьи пальцы автоматически поправляют выбившуюся прядь, затем бегут кривыми дорожками в поисках застёжки кружевного бюстье. Улыбается машинально, бессмысленно, чувствуя, что счастье — это просто, и оно заключается в том, чтобы ощущать в себе его плоть.
Но в глазах Драко вопрос.
— Что? — озвучивает за него Пэнси.
— А как…— мнется. — Как для тебя это? Тебе понравилось?
— Я ставлю тебе оценку «выше ожидаемого», — врёт Пэнси, отмечая про себя, что Драко выглядит довольно жалким: со следами помады на лице, растрёпанными волосами и в спущенных трусах. Но есть в этом что-то искреннее, родное. Настолько теплое, что она шепчет в раскрасневшееся ухо едва различимо: «Я люблю тебя».
Фатальная ошибка. Он молчит и смотрит на неё, будто чего-то не понимает.
— Но…
— Что «но»? — в её голосе слышится раздражение. — Тебе не хочется сказать в ответ то же самое?
Драко отворачивается к окну, будто в быстро проносящемся, сливающемся в единую линию свете огней туннеля, в который въехал поезд, можно было найти ответ или хотя бы спрятаться. Его глаза в полутьме пугающе огромны. Они распахнуты, будто видит он перед собой то, чего не видят остальные и это нечто — ужасное…
— ЧТО?! — не выдерживает она.
— Я женюсь следующим летом.
…
Значение фразы «Сердце упало в желудок» хорошо ей известно. Но теперь она понимает что чувствуют, когда говорят «Сердце оборвалось».
Девятнадцать
Она намерена бороться, даже если придется разорвать в клочья платье на этой пятифутовой пигалице, светящейся счастьем. Малфой у алтаря выглядит растерянным, он озирается по сторонам. Пэнси опускает вуаль — никто не должен видеть её слёз, когда она слышит клятву Верности. Не себе.
И тогда она обновляет запись в своем дневнике, к которому не прикасалась уже несколько лет. Она не пишет ничего нового, только подчеркивает фразу «Пэнси знает, что ненавидит Драко» тремя жирными линиями.
Смотрит на себя в зеркало и скорбь в глазах тоже подчеркнута жирной чертой… растекшейся туши.
Тридцать пять
Пэнси порой кажется, что Драко знает её лучше, чем она сама. Во всяком случае его длинным, ловким пальцам ничего не стоит заставить её кричать за несколько минут, если их хозяин того хочет. А если у него настроение поиграть, любовник может истязать её часами, доводя до пограничного состояния и оставляя намокшую, горячую, жаждущую, умоляющую.
Хозяин… владелец… многих вещей, коих не перечесть по пальцам. Пэнси кажется, что она сама — трофей, на вроде тех, которыми уставлена каминная полка в кабинете Драко.
— Ты говоришь, что не любишь жену. Почему бы тебе не уйти? Не предложить развод?
— Тот пост, что я теперь занимаю, высок. И живу я под лупой врагов и под прицелом камер репортёров. А статус семейного человека даёт многие блага.
— Ты никогда не посылаешь мне сов. И только я являюсь инициатором наших встреч! — она действительно теряет терпение.
— Пэнси. Я не посылаю корреспонденции тебе по той же самой причине: это опасно.
— Брехун. Ты перестал писать ещё в школе.
Её тело привыкло к прохладе шелковых простыней, но и они кажутся раскаленной сковородой сегодня. Он не остается с ней в эту ночь. Молча одевшись, уходит, а она не может заснуть. Впервые за много лет Пэнси плачет.
Сорок пять
Она выглядит значительно лучше своих ровесниц. Фигура, не испорченная беременностью и родами, делает образ почти идеальным: кожа, волосы, ногти — все, как у юной девушки. К ней приятно прикасаться, и она позволяет себе проводить время с молодым человеком гораздо охотнее, чем ждать пятницы.
По пятницам ей тяжело, ведь…
Ведь уже три года именно по этим дням она навещает Драко в Малфой-Мэноре.
— Какой огромный и пустой дом. Зачем он тебе одному?
— Привет, Пэнси.
Она, как всегда, застает его читающим книгу или газету, которая плавно ползёт вниз, едва Драко слышит её голос.
— Прекрасно выглядишь, — мужчина делает комплимент.
И Пэнси хочется соврать в ответ, но язык не поворачивается, когда она видит серебро седины пустой породой врезавшееся в драгоценные золотистые пряди. Лоб Драко испещрён глубокими морщинами вдоль и поперёк, и эта символическая решетка будто не дает мыслям вырваться наружу.
— Скажи, Драко, может ты переедешь ко мне? — начинает она надоевший обоим разговор, и на этот вопрос мужчина привычно качает головой. Отрицательно.
— Я всё ещё люблю тебя. А ты? У тебя никого не осталось. Сын переехал… Астория. Её больше нет…
Пэнси запинается, понимая, что, возможно, сболтнула лишнее, и они поссорятся.
— Ты любил Асторию? — тихо спрашивает она.
— У любви нет прошедшего времени, — отвечает Малфой, и взгляд его теряет осмысленность, обратившись куда-то внутрь.
— А я? Меня ты просто хотел?
Он вздрагивает, возвращённый в реальный мир слишком высокой нотой.
— Я всегда хотел Грейнджер. И хочу до сих пор.
Ей хочется ударить, но рука, уже занесённая над щекой, останавливается. Драко впервые за много лет смотрит ей прямо в глаза. Сегодня он честен. А может быть и всегда был честен в своём молчании. Просто она не хотела слушать, о чём повествует его тишина.
Пэнси возвращается домой лишь под утро. Одна. Проснувшись в объятьях Драко, она понимает, что хочет побыть наедине со своими мыслями. До следующей пятницы, когда ноги снова сами понесут её к Драко. Но надпись в дневнике она делает: «Пэнси знает, что любит Драко. А он её нет».
Всю неделю она грустит и отказывается от встреч с поклонником. Она ждёт письма от Малфоя. И письмо это обязательно должно содержать извинения и объяснения. И чтобы после точки одно короткое: «Жду…»
Она искренне ждет совы от Драко, пока не вспоминает: последнее письмо от него она получала в четырнадцать лет.
«Эта дорога ведет точно к чёрту, почему бы тебе не ступить на неё?». Она пишет это послание и даже отравляет его совой, но потом долго не может избавиться от мысли, что поступила не так, как хотела.
Сорок семь
Он ушёл рассветным утром в день смерти собственной жены, только пятью годами позже. Пэнси узнаёт об этом из газет.
Чёрной вороны хвост — траурная церемония, и Пэнси снова прячется за вуалью, понимая, что её слезы здесь ни к месту. Как и платье. Она так привыкла к вещам, открывающим соблазнительные колени, подчёркивающим сахарную белизну кожи, что в день похорон не нашла ничего пристойного в гардеробе из чёрных вещей.