Молчаливая весна - "Anzholik"


========== 1 ==========

Если честно, я до сих пор не понимаю, как оказалась в этом темном баре глубокой ночью четырнадцатого июня. Ведь еще с утра собиралась пройтись по магазинам. После — помочь сестре и прийти домой пораньше, ибо не выспавшейся амфибией перемещаться на работе надоело. Но отчего-то уже время близится к полуночи, а я по-прежнему не дома, не в постели. Сижу в не самом лучшем заведении сомнительной репутации, еще и в окружении не самых приятных людей. Вокруг звучит с завидным постоянством отборный мат, вьются клубы табачного дыма, ну, а о громкости смеха мужской половины постояльцев я лучше промолчу.

Большая часть девушек, присутствующих здесь, откровенные и безумно вульгарные. Каждая без исключения с ярким макияжем, огромным количеством побрякушек и минимумом одежды. Изрядно выпившие или принявшие что позабористее. Готовые оттрахать каждого сидящего за столом. И я теряюсь в догадках: это их постоянная, принятая в этом обществе манера поведения, или же они просто перебрали.

Я, правда, не ханжа. Выпиваю довольно редко. Еще реже курю. И не потому, что выросла идеалисткой и была воспитана в слишком правильной семье. Моя семья — разговор отдельный. Там все печально и даже плачевно. Пьющая мать и работяга отец, четыре сестры, из которых лишь одна родная, остальные — сводные по отцу. Обстановка в доме настолько тошнотворная и сводящая с ума, что появляюсь я там крайне редко и чаще всего по настоянию или требованию явиться.

Однако даже меня, не привыкшую к идеалам нашего общества, порядком удручает происходящее вокруг.

Бывало ли с вами, что, сидя в компании людей, вы ощущали себя откровенно лишней? Причем фактором была скорее даже не внешняя составляющая, а внутренняя? Но уходить не хотелось. Парадокс. Необъяснимый причем. Совсем.

— Лина! — это карканье в последнее время было настолько навязчиво-противным, что я рисковала либо придушить ту, с которой общаюсь с пеленок, либо банально впихнуть ей в рот помойную тряпку. Ибо ее привычка вечно, настолько назойливо, словно навозная муха, жужжать в ухо, не то что раздражала, а вводила в граничащую с безумием ярость.

— М-м? — нехотя отвечаю подруге, задавив в себе волну недовольства. Быть выдернутой из собственных раздумий — не самое приятное дело. Тем более сейчас. Когда я уже на грани, чтобы просто встать и молча уйти отсюда домой в теплую постель. Тем более ей, потому как именно она — причина моего присутствия здесь.

— Ты где летаешь снова? Ты слышала вообще, о чем я тебе тут шепчу долбанных десять минут подряд? — очень «тихий» шепот рвал бедную перепонку по правую сторону моей головы. И естественно, никто «не слышал», что она тут мне впаривает. Стоило ли вообще в таком случае так надрывно шуршать в ухо якобы нечто «не для всех» с такой громкостью?

— Не заводись, — соскребаю руки со столика, попутно отметив обращенные в нашу сторону взгляды.

— Как обычно. Все повторяется, несмотря на твое обещание быть ко мне внимательнее. Отлично. Сиди и дальше, молча, как отрешенная овечка, думай о какой-то херне и перебирай в руке кривую крышечку от пивной бутылки. — Ядовитую змею видели в тот момент, когда у нее яд откачивают? Очень похоже.

Заведенная уже не на шутку Вера — всегда заноза. Но я как-то совершенно извращенно люблю ее и терплю с мазохистским удовольствием уже очень долгие годы, на протяжении которых она с завидным постоянством делает мне мозг. Неисправимая, слишком подвижная и не в меру эмоциональная. Такая вроде и похожая на меня, и так диссонирующая на моем фоне одновременно.

— Перестань. Я отвлеклась, повтори. Пожалуйста, — пользуясь своей самой милой из улыбок, до тошноты вежливо прошу. Фирменные глаза котика из «Шрека».

— Ладно, но это точно в последний раз, — говорит она уже не впервой. А если придраться, то это ее любимая фраза. — Так вот. Как тебе Алекс?

— Какой Алекс? — не сразу до меня доходит. Что объяснимо, ведь он представился ранее нам Алексеем или же просто Лёшей. Больше на моей памяти тут никому не подходит это «имя». Однако эта заковыристая рыжая бестия уже придумала ему рядовую кличку. А это означает лишь то, что он привлек ее внимание. Что чревато.

— Ну, Лёша, господи, один хрен, что так что сяк, — мимика как у актрисы театра сатиры, не меньше. — Он офигительный! — выдыхает томно. — Ты посмотри на линию его шеи, а на выступающую ключицу. А? Боги, да я бы разложила его сию же секунду на этом чертовом уродливом столе, и плевать на занозы, что остались бы в моем теле. — К слову, говорит она о мужиках подобное, пожалуй, даже слишком часто. Потому вообще не шокирует в данный момент подобное слышать.

— О, — многозначительно складываю губы, якобы удивившись. — Но остановись, прошу, — перевожу взгляд на ее горящие глаза, направленные ровно в то самое молчаливое существо напротив. Который якобы совсем не замечает, что его совершенно «негромко» сейчас обсуждают две сидящие напротив девушки.

— Нет. Определенно точно — нет. Я не могу молчать, только не сейчас. Он же… Он… — рисует в воздухе непонятные фигуры и практически закатывает глаза. — Он даже лучше Сашки, а уж по нему я сохла с пару месяцев. Ты же помнишь Сашку? — спускается, видимо, на землю с небес, где она уже кончила с пару раз под мужиком, о котором вздыхает. И смотрит требовательно мне в глаза.

— Ага, забудешь такого, — нехотя отвечаю, демонстрируя всем своим видом неудовольствие от воспоминания о данном индивидууме.

— Ой, я снова забыла, — подчеркнуто виноватый вид и архимилая мордашка. Два огромных, хлопающих наращенными ресницами, глаза. Делаю вид, что сработало. — Я правда забыла, что он тебя бросил до этого… Ну, до того, как мы… Неважно. Это уже в прошлом, — отмахивается картинно, отпивает аккуратно, едва ли не вылизывая горлышко бутылки из-под колы. — Вернемся к красавчику. Он, наверное, жесткий. Ты видишь его взгляд? Настоящий самец, — поигрывает яркими бровями. — Доминант во всей красе. Да я бы с ним, под ним или на нем… черт, да плевать как. Хочу. Я решила. Безотлагательно и надолго в свое пользование. Да я бы даже замуж за такого! — последнее мне ровно в ухо шипящим шепотом. Ненавижу, когда она так делает. И как я не оглохла за эти годы? Магия и волшебство, не иначе.

Остановить такой поток не под силу даже урагану, просто поверьте. Но, вероятно, именно ее восторг заставляет меня рассмотреть его придирчиво сантиметр за сантиметром.

И то, что я рассмотрела, оказалось на удивление не отторгающим, хоть и не вышибло мозги, как у подруги.

Он довольно статный. Высокий до безумия. Очень коротко стрижен, а виски и вовсе сбриты почти под ноль. Ни единого пирсинга на лице. Не вровень с теми мохнатыми обезьянами с татуированными руками и избитыми у большей части пирсингом лицами, а может, и не только. Подавляющее большинство с бородками, бородами или же огромной щетиной. У него же она едва заметна. На чистом лице без зазоринок, родинок и даже мелких прыщиков. Идеально чистом лице.

Шея не сказать, что мощная, скорее типично мужская. Симпатичная, но обыденная. Аккуратные уши, обычный нос. И уравновешенно широкие брови. Глаза карие, невыдающиеся. Просто карие, не черные, как ночь, не насыщенные, как шоколад. Тупо карие, каких множество. Это цвет… А вот то, как эти глаза прожигают — разговор отдельный.

Стеснения в нем нет и миллиграмма. В ответ на мой придирчивый взгляд я получаю ровно такой же, но куда более жесткий и откровенно злой. Мне кажется в этот момент, что он даже не моргает. Что нереально, однако же…

На лице ни тени эмоций, только глаза дикие и убийственные. Это почти жутко. Это почти пугает. Почти. Не будь я такая наглая, я бы не приняла подобное как вызов. Медленно приподняв бровь в немом вопросе. Только мой жест не расценен вообще никак. Ноль эмоций.

Гляделки продолжаются очень долго по моим меркам, на деле же не более пары минут, и неудивительно вовсе, что взгляд я отвожу первой. Просто не выдерживаю напора. Не справляюсь с силой, исходящей от человека. Но твердо решаю разбить мрамор лица без тени эмоций. Правда, не знаю как. Но цель поставлена.

Естественно, я решаю, что безо всяких проблем приберу его к рукам. Почему нет? Конечно же, даже не задумываюсь, что не получится или будет запарно. И мысли не допускаю, что на меня не клюнет мужчина. Такого не было ни разу. Хочу? Беру. Другое дело, что после меня частенько бросали, потому как характер не сахар, поведение не мед. Да и особой верностью я не отличаюсь обычно, хотя и не сплю с каждым встречным. Просто всегда относилась, да и отношусь к постельным играм куда проще остальных. Этакий мужик в юбке, как частенько шутит Вера, хотя шутка ее всегда с оттенком едва уловимого презрения. Ведь чтобы получить, к примеру, эту «не милашку» в пользование надо: разбить лоб в кровь, истереть руки до кости и расплавить себе мозг, обсыпать ее всю огромной кучей денег, подарков, ухаживаний, задарить цветами и, внимание, только тогда она ПОДУМАЕТ.

Бредовость такого поведения мне, простите, не понять. Если хочешь, то смысл ломаться? Удовольствие ведь для обоих, и женщине хочется не меньше мужчины, а порой и того сильнее. Но нет же, ломают комедию, изводят мужиков, а потом психуют, отчего же те шарахаются от них, как от чумы. Хотя, признаться, не всегда так. Частенько встречаются мазохисты, катающие на своих шеях таких кисок, и, по крайней мере, с виду их все устраивает. Идиоты.

Я же придерживаюсь иной политики отношений. Привязывать себя не люблю, но и ничейной ходить не слишком стремлюсь. Если присутствует секс, то логично, что даже подобие, но отношений, существует. И как вывод из этого — ты несвободный человек.

Только вот ограничивать себя одним мужчиной я не пытаюсь. Почему все считают, что если ты кого-то якобы любишь, то все, необходимо в экстренном порядке ставить жирнющий крест на всех остальных и не дай бог даже не смотреть в чужую сторону? Чушь. Любить-то можно одного, но это не мешает нам хотеть еще кого-либо или же и того пуще влюбляться. Пусть на передовой будет один единственный, так цепляющий и такой желанный, но привлечь внимание может и другой, возможно, и третий.

Потому с таким мышлением я твердо уверена, что преуспею.

Осторожно за ним наблюдаю, но за всю ночь не слышу от него почти ничего. А конкретно в свой адрес вообще ни слова. Он редко отвечает на мужские вопросы, кивает, если согласен, и чуть, всего на миллиметр, кривит губу, если его что-то не устраивает. Мужики хлопают его по спине, ржут, как кони, и, видимо, давно привыкли, что он малость не такой. Он так сильно не подходит им, настолько сильно выделяется среди разномастной яркой толпы, но идеально вписывается в атмосферу. И это поражает.

Позднее, когда переваливает за три часа ночи, и он собирается уезжать под вздох остальной компании, я понимаю, что еще отличает его от них. Обычно байкеры или же те, кто старательно под них пытаются косить, стремятся к угольно-черным, блестящим и агрессивным машинам. Цепи, шипы и никаких светлых тонов и тем более чистой стали. Его же Харлей как белая ворона, но в то же время удивительно красив.

В эту ночь я влюбляюсь если не во владельца, то в его железного коня. Литого, блестящего, с темно-шоколадными вставками. Аккуратного и какого-то холодного. В нем нет той тьмы, что так любят эти гориллы волосатые, в нем нет агрессии. В нем холод, и мне кажется, что если я его коснусь, то словно дотронусь до куска ледяной глыбы.

========== 2 ==========

Первая моя ошибка на пути к поставленной цели в том, что я отчего-то решила, что он меня подвезет. Всегда ведь так, разве нет? Красивая девушка просит, и любой мужик, если не импотент или же если не занят, хотя часто это не преграда, приглашает присесть сзади или спереди, ну или, по крайней мере, не отказывает.

Не в этом случае… Как оказалось.

— Слушай, Лёш, — кокетливая улыбка. Приторно-сладкая и слегка вульгарная приклеивается к губам. Глаза с почти незаметной искрой, скорее хитрые и наглые, чем наивно-влюбленные. Всегда действовало. Проверим на нем. Прозондируем почву.

— Слушаю, — первое слово в мою сторону, но такое незаинтересованное. Мертвое, черт возьми.

— Так темно сегодня ночью, не заметил? А мне так далеко до дома добираться… — намеки, такие прозрачные, но такие действенные обычно.

— И?

Многословно и содержательно, правда? Это обрубает и распаляет одновременно.

— И я была бы не против, если бы ты меня до дома подвез, — коль уж намеки никак, порой приходится лупить ровно в лоб.

— Рад за тебя, — ровно и бесстрастно в ответ.

— Рад?

— Да.

— Да?

— Нет.

— Что «нет»?

— Не подвезу.

А после с протяжным рыком мотора и не более, чем через две минуты он скрывается из виду за поворотом. Сказать, что я поражена — значит знатно преувеличить. Это не обида до смерти. Истерика не поднимается медленно в груди, и уж точно не наворачивается тоскливая слеза, брошенной девушки в темноте, вблизи уродливого бара. Но признаю, мне неприятно. И не столько от того, что он отказал, бывает всякое, начиная от неподходящего момента до неподходящего настроения, а от его совершенно безэмоционального лица. Мне, по правде говоря, впервые такой человек повстречался. И он удивил. Очень.

***

Если вы думаете, что я больше не вернулась в тот бар, то вы ошиблись.

Я не просто туда вернулась, а стала самой заядлой его поклонницей. В самом деле стала, не притворно.

Прониклась. Полюбила атмосферу всего за пару дней, а спустя неделю могла по праву сказать, что стала чувствовать себя своей. И без внимания не осталась.

С Лёшей же мы не общались, совсем. Сидя вот так за одним столом долгие часы, лишь изредка скрещивали взгляды и все. И никакого продвижения.

— Он на меня не смотрит, — зудит на ухо Вера уже который вечер. И что я должна ей на это ответить?

— И?

— Что «и»? Я и так, и вот так. И боком повернусь, чтобы профиль был виден, и наклоняюсь чуть ниже, чем было бы прилично. И улыбаюсь призывно и глаза масляные делаю, а он никак! Понимаешь? Вообще никак. Это, блин, впервые. Я себя чувствую ущербной, — хорошо, что сейчас она все же поубавила свою привычную громкость.

— Может, он не умеет просто.

— Что не умеет?

— Реагировать, — выдыхаю устало и натыкаюсь как раз ровнешенько на его взгляд. Победитель по жизни, не иначе.

Только даже то, что он явно понимает, что послужил главной фигурой нашего обсуждения, никак не отпечатывается на его лице, ни малейшего проблеска. Непробиваемый.

Это до подозрительного глупо, вот так отвергать все мысли о нем, однако исподтишка поглядывать и отмечать, что смотреть в его сторону куда приятнее, чем на кого-либо из сидящих рядом. Да и из всех, кто находится в баре, но и берите выше, приятнее, чем на кого-либо из моих теперешних знакомых. Мне нужна была неделя практически, чтобы осознать это. И принять тот факт, что помимо вызова, который я приняла, существует еще и симпатия. В начальной ее стадии пока что.

И, возможно, именно поэтому я решаю сделать еще одну попытку.

— Сегодня ты столь же холоден к моему предложению? — тактика чуть более напористая, наглая… и без ненужной розово-тошнотворной кокетливости. Просто как есть. На то не клюнул, может быть, это подействует.

Однако на сей раз, в ответ лишь слегка приподнятая бровь и молчание. И это очень не мило.

— Ты невероятно разговорчив. Так всегда?

— Да.

— Это ответ на который из вопросов? — решаю я копнуть поглубже и расшевелить, ну хоть немного.

— На оба.

А после снова он надевает шлем и уезжает. И в этот раз меня это немного, но взбесило.

— Тридцать восьмая, — слышу я сбоку от одного из его, насколько я поняла, самых близких дружков.

— Ты о чем?

— Ты тридцать восьмая по счету, кого он отшил, — чуть ядовитая улыбка искажает и без того не слишком симпатичное лицо. Его, вроде, все зовут Корень. Почему? Не в курсе, но и то, как его зовут, и он сам не вызывает из положительных никаких эмоций.

— Он гей? — если бы я услышала, что да, это было бы самым невероятным шоком в моей жизни. Правда. Потому что такие как он просто ни за что в жизни не должны быть геями. Извращенцами, придурками или уродами — ладно еще, но геем? Такой мужик обязан продолжить свой род.

Дальше