— Этот шаблон работает. Почти беспроигрышно.
— Не с ним, — подмигивает. — Хотя, если бы пролила ты… Но это уже другой разговор.
— Я хочу уйти отсюда, — устало выдыхаю. Предвкушение какого-то дерьма начинает накатывать. Непонятная паническая атака. Хочется зарыться под землю и переждать. Просто не видеть, как он выходит из-за стола, а спустя минуту она идет за ним. Не считать в уме каждую секунду, что они находятся там вместе.
— Успокойся.
— Я хочу уйти, — словно мантру повторяю. И не выдерживаю. Трясущимися руками заталкиваю в сумочку телефон и сигареты. Пытаюсь даже не поднимать глаза на проход, ведущий к уборной. — Просто не останавливай меня и не иди за мной, пожалуйста, — шепотом, приблизившись к нему слишком близко. Почти касаясь губами.
Он отпускает. Смотрит с беспокойством, но выполняет просьбу. А я трусливо сбегаю, слишком боясь подтверждения моим картинкам, так ярко мельтешащим в сознании.
С невероятной скоростью, чудом не вписавшись во что-либо, выхожу на улицу. Уже практически полночь, и я неслабо сглупила, что не взяла хотя бы пиджак. Холодно. Чертовски холодно, и ветер мгновенно пробирается под тонюсенькое платье, вымораживает до самых костей.
Непослушными руками вызываю такси. И вроде сегодня обычное семнадцатое сентября, но уже трижды натыкаюсь на короткие гудки. Словно именно тогда, когда так сильно мне нужно смыться отсюда, помощь мне не окажут.
С четвертого раза все же дозваниваюсь, успев заказать машину, которая будет только через десять-пятнадцать минут. Четко понимаю, что замерзну смертельно. Не в прямом, разумеется, смысле, но суть ясна. Вернуться в бар и переждать эти гребаные минуты желания ноль. Слишком сильно я ревную. Слишком боюсь не увидеть их до сих пор за столом. Слишком… Проще стоять в темноте, терзаемой ветром, чем полосовать ожиданием душу внутри заведения. К черту.
Каждая минута течет невыносимо долго. Я едва ли не отсчитываю по секунде. Дрожа осиновым листом. Кирилл, что очевидно, так как я сама попросила, не выходит. А он бы не помешал, со своими теплыми руками и косухой. Но поздно пить боржоми.
Ноги начинают ныть. Усталость и сонливость вместе с душащей безнадегой — хреновые спутники. И вроде обещала себе не курить, но нервы слишком расшатаны. Достаю пачку. Подцепив пальцами, вытаскиваю сигарету и спустя пару секунду уже вдыхаю едкий дым. Не спасает. Никотин не согревает. Он и не должен, по сути, зато становится чуток спокойнее. Самовнушение и ладно. Такси, черт побери, где же ты? Увези меня отсюда, пока я окончательно не сожрала себя изнутри, буквально ощущая спиной происходящее в баре.
С каких пор я стала настолько мнительной и истеричной? Что за приступы паники? Почему страх так велик, а ревность настолько всепоглощающа?
Самоедство еще никому впрок не шло. Мозг затуманен. Глаза практически на мокром месте. Ну вот и разбилась. Здравствуйте, осколки… А ведь обещала себе собраться в кулак, сидеть в нем и не рыпаться, ожидая перемен. Дождалась?
— Красота важнее здоровья? — Вздрагиваю, нешуточно испугавшись, так как не слышала шагов. Темнота кромешная. Голос до боли знакомый врезается ржавым ножом между лопаток.
Чувствую, как мне на плечи ложится пиджак, согретый чужим теплом, и меня окутывает его запах. Лёша… Поворачиваюсь полуонемевшим от ветра телом. Чтобы проверить, не померещилось ли. И правда, он. Стоит спокойно напротив. Так близко, что некомфортно. Укутывает посильнее и притягивает ближе. Обнимает.
Не знаю, что ему сказать. Теряюсь. Тушуюсь. Дрожу. Вопросов миллион и пару вагонов, но в горле комом застревают и все тут. Язык, онемевший, прилип к небу, не отодрать. И в его руках так тепло. А сердце плачет, истекает кроваво. Рядом с ним и хорошо, и больно. Глаза сами собой закрываются. Подбородок утыкается в его плечо. Сердце проламывает грудную клетку. Пытка.
Никаких эротических мыслей. Никакого вспыхнувшего желания. Только дрожь от его близости, мольба о том, чтобы застрять в этом моменте на подольше и, встрепенувшаяся, нехотя оживая, надежда.
Он пахнет собой. Ненавязчивой туалетной водой без примесей женского парфюма. Очень хочу, чтобы это означало то, что она не добралась до него все же. Воспаленный мозг не прекращает подкидывать истязающие меня мыслеобразы. За десять-пятнадцать минут можно успеть многое, даже не касаясь его тела. Просто встать на колени и…
Слышу звук шин. Понимаю, что машина подъехала. Но терять ощущение его рук… Я практически готова отправить такси обратно. Или же позвать его с собой. Но он решает все за меня. Отпускает. Отступает на шаг. Плохо вижу, что в его глазах сейчас. Просто не понимаю этого выражения. Но там нет льда.
Открывает мне дверцу, дает таксисту пару купюр.
— Завтра мне нужен будет мой пиджак, — ровно говорит мне, захлопывает следом дверцу. Постукивает по крыше машины пару раз рукой, позволяя нам отъехать. А я все еще в шоке, смотрю на него, не мигая, автоматом поворачивая голову, чтобы не потерять из виду, пока мы не исчезаем за поворотом.
========== 14 ==========
Лозунг сегодняшнего дня: «Вытри сопли и помоги себе сама». Пытаюсь взять себя в руки, но выходит плохо. Я всю ночь прокрутилась в постели, так и не сумев толком поспать, несколько часов беспокойного полудрема не в счет. Состояние на грани фола. Веки грозят намертво задраить глаза. В руках такая слабость, что я едва удерживаю небольшие кружки. Ноги вообще как у зомби, лишь благодаря моим усилиям волочатся. Хронический недосып весь последний месяц медленно меня убивает.
Еще с самого утра мне позвонила Вера. Обвинила во всем, на чем свет стоит, и сказала, что такого от меня не ожидала. И вот уже полдня, не меньше, я пытаюсь вспомнить, что же такого я успела сделать, что заслужила такое. Обиды нет. Лишь раздражение, глухое и окостенелое. Привычное, я бы сказала. Наша дружба, видимо, испустила последний вздох. Мучаясь в агонии уже долгие месяцы.
А ближе к вечеру, когда я тихо засыпала за кассой, пришел Кирилл. Помятый. В солнечных очках, чтобы скрыть синяки под глазами. И скрипучим голосом.
— Что с тобой, зомби-бой? — пытаюсь улыбнуться, но выходит скверно.
— Я вчера выпил свою месячную норму. Мне так фигово, что я думал, до тебя никогда уже не доберусь, сдохнув в обнимку с белым керамическим другом.
— Крепкого чая заварить?
— Заварить, — кивает и стягивает очки с лица. Похож на взъерошенного попугая-наркомана. — Только вот как я его в себя запихну — вопрос открытый. Я блюю даже от простого глотка воды. Во мне настоящий шторм, господи, помоги мне, — обойдя кассу, заходит на кухню и буквально падает в кресло.
— А я хочу спать. А спать хочет меня. Но чертова работа не дает нам побыть вместе.
Шутка звучит так устало и неуместно, что не вызывает даже легкой улыбки.
— Тем не менее, пиджак Лехе и правда нужен, — закрыв глаза, бормочет под нос. — У него с утра завтра встреча. И не то чтобы у него не было еще одного костюма… Просто надо его вернуть. Там, кстати, в нем его телефон, — последнее с улыбкой.
— Да? — удивленно смотрю на него. Сонливость отползает, словно дикая кошка, попеременно шипя и пытаясь цапнуть посильнее.
— Что, у тебя даже желания полазать у него по карманам не возникло? Нет в тебе духа авантюризма, женщина. Я бы на твоем месте даже подкладку распорол, а то вдруг там что-то интересное.
— Ты не на моем месте, — протягиваю ему горячий чай. Кривится от запаха, но отпивает пару глотков.
— Надо же, пока обратно не просится, — отпивает еще, блаженно выдохнув. — Предчувствуя твой вопрос о вчерашнем, рассказываю: когда ты ушла, спустя пару минут он вернулся в зал. Один. И первое, что сделал — осмотрел помещение и уткнулся в меня взглядом. Я просто кивнул в сторону выхода, и он, подхватив пиджак, свалил. Утолил я твое любопытство, детка? — самодовольно, чуть более живой, чем прежде, спрашивает.
— А Вера?
— А что Вера? Появилась минут через десять после него, судя по лицу, расстроенная и, думаю, не ошибусь, сказав, что заплаканная, — пожимает плечами, протягивает мне чашку. — Можно мне еще этого чудесного эликсира?
— Можно.
— Ну а рассказать, что вы там делали, м-м? — поигрывает бровями.
— Мы? — на пару секунд выпадаю из реальности. Уже, вероятно, в тысячный раз, прокрутив в голове те невероятно быстро пролетевшие минуты в его объятиях. — Я чуть не околела, пока ждала такси. А тут мне голос на ухо: красота важнее здоровья?
— Обделалась от неожиданности? — ожив после кружки с чаем, начинает стебаться. Задница, а не человек.
— А потом на мои плечи лег пиджак, он меня в него укутал, обнял… и ждали пока приедет такси. Все, — игнорирую его вопрос.
— Вот они — сдвиги, женщина, сдвиги. А ты все вперед папки в пекло собиралась ринуться. Ожидание вознаграждается. Так что, улыбаемся, машем и рвем когти вперед в том же направлении.
— Я просто не понимаю, что могло измениться за этот срок, кроме моего полного помешательства на нем. Чем дальше, тем хуже мне становится. Что-то еще разве менялось? — с сомнением спрашиваю.
— Вообще-то, да, — немного недовольно отвечает.
— И что же?
— Его взгляд, Лина, его чертов взгляд мутировал уже несколько раз, приближаясь к нужной нам кондиции. Ты по-прежнему слепая, что крот, — закатывает глаза. Потягивается до хруста конечностей и расплывается, другого выражения не подберешь, по креслу.
— Я заметила только то, что смотрит он чаще и без металла, что ли… Мягче, наверное.
— Наверное? Бог ты мой, когда же ты прозреешь? Он наблюдает за тобой, как сокол. Даже если тебе кажется, что он безразлично попивает свое виски, он видит все, отмечает, запоминает, делает выводы. Ты никогда не задумывалась, что время идет, без его телодвижений, просто потому, что он тебя испытывает?
— В смысле?..
— В прямом. Он уже однажды позволил себя женить, такой красавице как ты. Внешне вы не слишком похожи. Но типаж один в один. Правильные черты лица. Темные волосы. Хорошая фигура. Вызывающее поведение. Она окрутила его в два счета. Словно мартовская кошка влезла в его постель очень быстро. А потом просто заполнила собой все. Выпила из мужика все соки.
Болезненно прилипнув в стенке, впитываю информацию. Это неприятно слушать, но необходимо.
— А он любил ее. Так сильно любил, что слепо верил и чуть не отдал последнюю рубашку. По итогу. Ее измена. Развод. И с трудом сохраненный салон. Она забрала у него машину. Дом. И чуть не лишила всего остального, заручившись адвокатом-акулой, которому наплела, что Леха заставил ее убить их ребенка, и такое, мол, она ему никогда не простит. Стоит ли говорить, что ребенок был не его?
Кривлюсь, неприятно слышать такое. Дети — не разменная монета и не повод для шантажа. Удивляет слепота Лёши. И немного просыпается ревность к его прошлому. Он ее любил… Вот как.
О женском коварстве я знаю не понаслышке, но до подобного никогда бы не опустилась. Случались эксцессы. Не отрицаю. Пользоваться мужчинами научиться очень легко. Начиная от физического удовольствия, заканчивая материальными благами. И еще легче привыкнуть к такому образу жизни.
— Значит, я на нее похожа?
— Отдаленно и лишь в поведении. Внешне, повторюсь, сходство только в типаже. Это также глупо, как если бы я сказал, что все брюнетки на одно лицо. Или все шатенки словно сестры-близнецы.
— Тем не менее…
— Даже не начинай. Не видит он в тебе свою потерянную любовь. Его скорее передернуло бы, будь ты похожа на нее, чем проснулось бы желание. Просто поверь мне на слово, — серьезность в глазах Кирилла заставляет верить. Однако это не отменяет факта, что от услышанного появляется осадок.
— Так к чему ты о ней начал говорить?
— К тому, что после вот такой шишки вольно-невольно начнешь внимательнее смотреть по сторонам. И я был бы очень рад сказать тебе, что на этом его печальный опыт закончен, но нет, была еще парочка хреновых моментов.
— С его-то внешностью? Да ладно. Я не верю, что с его данными можно иметь патологические проблемы с женским полом.
— Факт остается фактом. Потому из заботливого, хорошего мужика он превратился в того, кем является.
— Говоришь, будто он монстр, — фыркаю.
— Ну, инвалид он эмоциональный. Очевидно ведь. Осторожный. Даже чересчур. Потому с тобой он так долго и муторно тянет кота за яйца. Я могу отдать голову на отсечение, что причина в том, что он хочет убедиться в твоей серьезности и абсолютном отсутствии корыстных целей. О чувствах я намеренно молчу. Только слепой не увидит, как ты пускаешь соки при его виде.
— Не говори ерунды.
— Конспиратор из тебя день за днем все хуже и хуже.
Понимаю, что он прав. Каждое слово. Да я и не пытаюсь скрывать свое небезразличие. Предельно устав от игр. Всерьез захотев попробовать отношения. Не боясь привязать себя к определенному человеку. И вопреки своим, как мне казалось, неизменным убеждениям, не желаю его делить с кем-то другим, да и сама попросту не замечаю никого вокруг. Привыкшая к свободным отношениям, вдруг решила, что смогу остепениться и ограничиться одним-единственным человеком. Странно. Непривычно. И даже страшно. Но я попробую.
========== 15 ==========
В бар вчера я все же не поехала. Дойдя с Кириллом до своей квартиры, отдала ему пиджак брата и упала спать после горячего душа.
Наконец, более-менее выспавшись, чувствую себя человеком. Никто не трезвонит с самого утра. Голова не грозится расколоться на части. А руки и ноги функционируют как должно. Потому, налакавшись сока, наскоро собравшись, выдвигаюсь на тренировку.
Мысли все еще облизывают полученную накануне информацию. Размышления о его бывшей жене, неудачных романах и осторожности в настоящем времени. Физическая нагрузка прочищает голову. Все становится как-то понятнее, что ли. Части пазла сами примагничивают друг друга, складываясь. Понимание того, что это не он непробиваемый, а стена, которую он выстроил между собой и окружающими людьми. Что если попробовать ее разбить или просочиться сквозь нее, то там будет совершенно другой человек.
Проблески эмоций во взгляде. Его руки, что недавно согревали. Стакан с виски и возвращенные серьги. Это крохотные проявления его заботы. Словно из-за стены он выглядывает, но пока опасливо. Он не знает меня толком. Я же знаю его лишь по рассказу брата и некоторым поступкам. Все так запутанно и сложно. Но больше не кажется нереальным.
Он больше не кажется мне недоступным.
Осознаю в который раз правоту Кирилла. Его просьба подождать была продиктована непредвзятой оценкой происходящего. У себя в голове он примерно просчитал, когда, как и что может произойти. Подмечая нюансы. Отмечая перемены.
И что бы я делала без него? Вероятно, расшибла бы в кровь лоб, пытаясь переть напролом. Испортила бы все, даже толком и не начав. Своим упрямством и излишней самоуверенностью.
Странно переосмысливать свою жизнь, натуру. Меняться лишь от чувств к другому человеку. Понимать, что в этот раз все иначе и как раньше больше уже не будет. Вот она — точка невозврата.
— Ты готова? Я пришвартуюсь скоро у твоего подъезда, не хотелось бы вызывать еще одну машину, потому просто подожду тебя.
Суббота радует солнцем и безветренной погодой. Рискую надеть короткую кожаную юбку и рубашку в крупную клетку, застегнутую по самый подбородок. Ботинки с плоской подошвой, испещренные цепочками, заклепками и различными побрякушками. Полный аншлаг на голове, ярко обведенные черным карандашом глаза и алая, как кровь, помада.
Забросив кожаную куртку в сумку, на всякий случай. Туда же сигареты и помаду с телефоном, вываливаюсь из квартиры. Кирилл стоит возле машины, переругиваясь с кем-то по телефону. Влезать в его личную жизнь не считаю нужным, потому, кивнув, просто залезаю на задние сиденья и жду.
— Скоро возвращается мой босс, — недовольно поясняет, запрыгнув ко мне на сиденье. — А это значит, что сидеть и делать отчеты и прочее отсюда я не смогу.
— Что-то я не припомню, чтобы ты говорил мне, где ты работаешь.
— Строительная компания. Я что-то вроде помощника главы компании. Вся бумажная хрень, налаживание контактов и так далее. Меньше знаешь — крепче спишь, детка, — подмигивает. — Тем не менее, мне нужно будет через недельку, максимум, полторы уехать. С его разрешения я работал отсюда, отправляя ему всю важную документацию на почту, созваниваясь с клиентами.