А на деле… Все слишком непросто, но как это объяснить дитенку, я не знаю.
***
Вполне логично, что Леша дает нам передышку, исчезнув на неделю. Но не с концами, как я надеюсь… а сославшись на занятость и плохое самочувствие дочери, только до выходных. О чем я случайно подслушала в его разговоре с сыном. Где тот обещает погулять с нами в субботу в парке. А Илья не особо сопротивляется, отвечает лишь, что спросит у меня. Но вот уже пятница, а ребенок молчит. То ли идти не хочет, то ли считает, что я точно не откажу. А меня колбасит во все стороны, я и хочу его увидеть и нет. Дилемма.
— Мам, а пойдем в парк? Папа Леша приглашал погулять, а я с тобой хочу и с ним тоже хочу. Можно? Если ты против, я не пойду и будем смотреть мультики и есть сухарики, — запрыгивает, значит, такое чадо на меня с утра пораньше в субботу, а я в немом удивлении. Нет, оно, конечно, приятно, что я все еще номер один и мое слово в разы весомее, чем отцовское. Но его желание соединить нас пусть даже временно. Бр-р.
— Ладно, только давай ты сразу съешь целую тарелку манки и выпьешь, как честный ребенок, стакан травяного чая. Договорились?
Это чистой воды шантаж. Манку он ест редко и нехотя, а травяной чай для него вообще мерзость несусветная, если сравнивать хотя бы с киселем или какао.
— Хорошо, — хоть и хмурится, но соглашается. А я шлепаю на кухню и занимаюсь готовкой. Обдумывая, что на себя натянуть. Отнестись с пренебрежением к встрече или, наоборот, бросить ему в глаза, мол, смотри и слюнки пускай. Как собака на кость на витрине. Красивая и недоступная. Такая уж недоступная? Всплывает мысль, и я все раздражение пускаю в перемешивание закипающей каши. Даже долбаное подсознание играет против меня…
Отметив похолодание, укутываю сына. Сама влезаю в теплое облегающее платье до середины бедра. Натягиваю замшевые ботфорты на безумном каблуке, пальто на пару сантиметров короче платья и массивный шерстяной шарф. Волосы свободно разбросаны по плечам и спине. Длинные, иссиня-черные. Из макияжа только нюдовая матовая помада, выделенные скулы и подкрашенные ресницы. Золотая середина между секси-мамашей и забившей на личную жизнь одиночкой.
Однако отличный внешний вид уверенности не придает. Хочется курить, но со мной ребенок. Да и велюровые перчатки не скажут спасибо, если пропахнут дымом. Приходиться терпеть. Пока не вижу, как Леша идет к нам навстречу. И катит перед собой новомодную дорогую коляску. С блаженным умиротворенно-счастливым лицом. Сигарету мне. Срочно. Провалиться бы под землю сию же секунду. И видимо, не только я неприятно удивлена, Илья с опаской смотрит на свою сводную сестру и немного хмурится.
— Привет, Ильюша, смотри, что я тебе привез. — Правильная тактика. Хмыкаю понимающе. Задабривает, чтобы стереть с лица ребенка отрицательные эмоции, а после будет всячески отвлекать, в итоге все конфликтные моменты сглажены, не успев раздуться. Гениально, черт возьми.
Достает пакет, что лежал под люлькой. А там не могу не согласиться с тем, что очень крутая фирменная куртка. Яркая, явно теплая и стоящая херову кучу бабок. Недолго ломаюсь и разрешаю ее сразу же примерить. Сидит как влитая, а Илья тут же начинает проситься, чтобы его пофотографировали, и с истинным удовольствием позирует и кривляется. Меня же понемногу отпускает. Перестаю обращать внимание на коляску, мирно катящуюся рядом. На Лешу, бросающего красноречивые взгляды. На все. Есть только я и сын, который безмерно рад обновке.
— Через пару дней приедет заказанная обувь и еще парочка теплых вещей.
Скашиваю глаза, даю понять, что услышала, но ничего не отвечаю. Купил? Молодец. Его деньги — его дело.
— Сфотографируй меня с сыном. — Останавливается и протягивает мне свой смартфон. Пожимаю плечами, беру… и жду, пока они, наконец, выберут нормальную позу.
По итогу снимков никак не один. Их штук двадцать. Даже я там оказываюсь, поддавшись на уговоры Ильи. Пусть слишком серьезная и смотрящая на сына, а не в объектив. И до сих пор непонимающая, для чего ему это фото. Мне и без того в крайней степени дискомфортно рядом с ним. А тут еще и такие выбросы.
Но это все цветочки. Самый сок дальше.
— Алексеев Алексей. Добрый день, коллега, — улыбчивый, с такими же пафосными часами на запястье и идеальной прической, шатен останавливается напротив меня и тянет руку для приветствия Леше.
— Добрый, — вежливая полуулыбка в ответ, принятое рукопожатие.
— О, я теперь понимаю, почему ты свою жену от нас скрываешь, — посмеивается и буквально питонит меня глазами. Открыто так оценивая. Мне лишь остается сдержать гримасу отвращения и позволить уголкам губ чуток приподняться.
— Молодец мужик, держи ее обеими руками. А то украдут и на двоих ваших деток не посмотрят. — Врезать, что ли?
— Да уж держу, не волнуйся, — то ли скрывает истинную реакцию, то ли решает не раскрывать всех карт и попросту разойтись с ним побыстрее. Но сложившаяся ситуация напрягает. Походу не только меня напрягает. Благо Илья занят гонкой за голубями и не обращает на нас внимания, просто крутится вокруг как юла. Один раз врезавшись в Лешу и зайдясь звонким смехом. Ну да, ну да. Просто идеальная картина со стороны. Знали бы, какое дерьмо творится на самом деле, покрутили бы пальцем у виска.
— У нас корпоратив будет скоро, очень прошу, даже требую вашего присутствия, — готов растечься лужей у моих ног. Лизоблюд. Противно. — Как вы смотрите на мое предложение? Согласитесь ли скрасить мужскую компанию и заставить всех завидовать нашему Алексееву?
— Благодарю за приглашение, но я предпочитаю праздник в кругу семьи, — и это вместо посыла в пешее эротическое, которое крутится на языке. Постным голосом, будто мне мела в рот насыпали.
— Очень жаль, очень. Но я надеюсь, вы передумаете, удачной прогулки, — еще раз пожав руку стоящему рядом бывшему мужу, откланивается, и слава богу.
Мерзкое ощущение заставляет отойти на пару шагов, сделать вид, что я вообще не знакома с отцом, вцепившимся в коляску, как в спасительный круг. Это слишком. Подыгрывать и унижаться. Примеряя на себя какую-то альтернативную реальность.
— Если хочешь, можем пойти на этот корпоратив. — Чего?! Я буквально задыхаюсь от возмущения, что невооруженным взглядом видно на моем лице. Глаза мгновенно кровью наливаются. А он по-прежнему мистер Невозмутимость. Похоже, совсем увлекся и перестал замечать границы. Играется. Весело ему. Но я не куколка.
— Леша, ты не чертов султан, у тебя не может быть две жены! Одна по паспорту, а вторая в качестве сопровождения? Тебе что, совсем берегов не видно теперь? Я в шоке, — выливаю на него такую дозу презрения, на которую только могу быть способна.
И мне еще много-премного чего есть ему высказать, но…
— Ах, вот вы где, — нарисовывается законная жена этой сволочи. Мне кажется, или он вздрогнул? — Ужин почти готов, поехали домой, Элине уже как раз пора кушать, — тотальный игнор в мою сторону от Ольги. Жмущийся ко мне Илья с откровенным недовольством на лице.
Ну? Что там еще до кучи подкинете мне, чтобы уж совсем ощутить себя в полном дерьме по самую макушку? А? Кто там, блять, сверху, есть контакт, нет?
Прогоняю из головы картинку их поцелуя на моих глазах, что произошел пару секунд назад. Злорадствует Оленька, умница. Пометила территорию, благо не сняла штаны и не нассала прямо на его дорогие туфли. Не смотрю на равнодушные глаза Леши, что приклеились намертво ко мне и прошивают насквозь. Как толстая игла дубленую кожу. Примораживает…
Короткое мгновение удерживаю взгляд вообще без тени эмоций. Разочарованная этой встречей. И похоже, на лице таки отпечатывается след моих эмоций. Пру как танк вперед, не вслушиваюсь в недовольное сопение сына, которого буквально утаскиваю за руку в сторону дома. Это все слишком. Вот так все вместе кучей. Как центнер помоев на голову без возможности сделать вдох. Чувствую себя настолько ничтожно и жалко, прям до тошноты. Унизительно все произошедшее. Будто я и без того не в курсе, какое место занимаю… в его жизни.
Нулевое. Долбаный инкубатор. Миссию выполнила и теперь могу быть свободна.
И понимаю, что не хочу я быть там. Или же наоборот… Хочу. Отчаянно. Словно это жизненно важно.
Что? Отправляемся в гребаный путь на одни и те же грабли? Да легко.
Похоже, влипла. Снова. А может, нет? Просто крыша едет… И навалилось всякое…
Но почему же тогда так сильно под ребрами щемит?
========== 8. ==========
— Пап, а маму дядя Кирилл обижал.
Занавес. Леша как сидел на корточках, расшнуровывая ботинки, так и сидит, только глаза от лица ребенка ко мне перемещаются. Медленно так, будто слоумо эффект кто-то наложил на мою жизнь или начал раскадровку делать.
— Как? — спрашивает, подталкивая Илью выдать еще больше информации. А я делаю вид, что обои — очень увлекательное зрелище, как и натяжной потолок с тремя лампочками, слепящими глаза. Господи, ну когда уже закончится этот маразм изо дня в день?
— Они ругались на кухне, мама кричала.
Боковым зрением все еще вижу Лешин прилипший намертво взгляд. Злится. Не нужно быть Вангой, чтобы знать и чувствовать его чертову ярость, которая плещется в темных глазах. Интересно, а во что все выльется по итогу?
— А потом мама выгнала дядю Кирилла из квартиры. Она была очень злая. Я даже не стал просить шоколадку. — Наивный милейший ребенок. Ну, вот зачем он это говорит? Я же так его люблю, а он взял и спалил меня. Сдал с поличным.
— А когда это было, родной? — тихий, заискивающий голос. Но я с легкостью улавливаю в нем вибрации. Его распирает на хрен всего, но при сыне держит себя в руках.
— Вчера. А почему ты не говорил, что дядя Кирилл твой брат? А почему дядя Кирилл всегда был с нами, даже когда я был совсем маленький, а ты нет? Если дядя Кирилл твой брат, почему он не сказал тебе, что есть я? — Почемучка пяти лет отроду не закрывает рот. Смотрит своими огромными глазами, с таким чистым искренним любопытством… На них я и сосредотачиваюсь. Потому что шея затекла пялиться на потолок и лампочки и прочее.
Молчу. Можно, конечно, встрять и начать осаждать излишний интерес ребенка. Аккуратно и плавно, но… Эти вопросы должны были всплыть рано или поздно. Почему не сейчас?..
— Потому что я не знал, что мама общается с моим братом, заяц. И он не говорил мне ничего. — Почему ощущение, что меня сейчас четвертуют мысленно?
— Мама, я хочу еще пирог, можно мне еще пирог? — Моргаю, смотрю как сущий дебил на ребенка, только спустя полминуты поняв, о чем он просит.
— Да, сейчас подогрею, милый, иди пока погуляй в комнате, хорошо?
Сбегаю. Трусливо так, едва ли не на цыпочках, дрожащими руками отрезаю кусок мясного пирога и ставлю тарелку в микроволновку. Трижды блять, он стопроцентно сейчас придет, и будет бум. Будет капец какой бум. Господи. А можно мне сейчас молнию в темечко или инфаркт? Пожалуйста, я так редко тебя прошу.
— Какого хрена, Лина? — яростный шепот у уха и две руки, что с силой сжимают край стола по обе стороны от моего тела. Лопатками чувствую, как его грудь вздымается. Как сердце лупит прямо мне в спину. Мать моя женщина, я разбудила дракона.
Даже не возмущаюсь от того, что меня зажимают. Мысли явно не около эротические в данный момент. И поворачиваться, откровенно говоря, даже страшновато.
— Почему ты общаешься с моим родным братом все эти годы, а я узнаю это совершенно случайно?! Я вообще обо всем узнаю, мать вашу, случайно! Зашел перекусить — узнал, что у меня подрастает сын. Пришел к сыну в гости — узнал, что моя жена общается с МОИМ, черт тебя дери, братом, который, сволочь, все эти годы молчал как рыба. Это что за пиздец, а? — Вжимается в меня еще сильнее. А я начинаю дрожать. Не страшно, вроде. Не хочу его сейчас, опять-таки вроде. Но отчего-то дрожу как осиновый лист. Передоз эмоций, наверное.
— Тебя что бесит больше: то, что он был рядом, когда я была беременна, и так и остался со мной в отношениях или то, что тебя не поставили в известность? Это ревность или обида, а, Леш? — контратака. Кривоватая, необдуманная. Глупая. Но… контратака.
— Я в шоке от вас обоих. Ладно ты, обиженную разыграла. А он? Родная кровь. Ноль без палочки, походу, в наше время.
— Обиженную? — шиплю сквозь зубы. Зарядив ему локтем в ребра. Чтобы перестал вжиматься так сильно, мешая сосредоточиться и достойно отбиться. — Ты ударил меня!
— Я извинился. А ты сбежала как трусиха при первой же проблеме. Нашла предлог и, собрав вещички, уползла подальше, корча из себя жертву. О чем я еще не знаю? М-м? — и настолько противным голосом это прозвучало, что я не удержалась от последующей мерзости.
— Может, еще спросишь: не Кирилла ли сын Ильюша? А почему нет-то, если унижать, так по полной. Вы ведь с братцем похожи.
Разворачивает в своих руках. Секундное действие. Чувствую себя просто куклой, которой он вертит на его усмотрение. И это жестоко и разочаровывающе. Что, похоже, отпечатывается в моих глазах. Давным-давно пересеченная черта. Стертая грань. Точка невозврата, когда этот мужчина выказал неуважение. Да, я тогда была провокатором. Орала и царапалась. Ревела, обвиняла. И он сорвался. Да, там была моя вина.
Как и сейчас, если смотреть здраво. Утаила я многое. Повязала грузом тайны постороннего человека. Что же, теперь время разгребать то, что наворотила. Пусть и с наилучшими побуждениями. Кого ебет чужое горечко? Кого колышет, что я там хотела? Главное ведь уязвленная мужская гордость. Ему не сказали, теперь страдайте.
Молчим. Я все еще в кольце рук, зажата в этой тесной ловушке. Стою, задраив глаза, как два люка в подводной лодке, и умоляю всевышнего не дать мне расплакаться от жалости к себе. Ведь как бы там ни было, что старшему, что младшему срать с высокой колокольни на то, что у меня творится внутри. Один обижен, что от него спрятали сына. Второй маниакально преследует цель натянуть меня на собственный член. И потому отирается рядом из года в год, провоцируя и выслуживаясь. Будто я после отплачу телом.
Утопаю в собственных чувствах. Горьких, как полынь, эмоциях. И вот теплые руки по моим щекам, оказывается, слезы стирают. Дала-таки плотина трещину. Предел моего терпения достигнут. Слишком много всего навалилось. Слишком тяжело со всем справляться. Когда одна только давка со всех сторон. А поддержки вполовину меньше. Неравноценность происходящего попросту вышибает из колеи. И как в нее вернуться — я не знаю.
— Конечно, он мой сын. Я даже мысли не допускал. Лин, я перегнул. Но и ты не права, — так тихо, почти шепот. Так глухо. Не одну меня все это кромсает изнутри и рвет на клочья. Знаю. Чувствую. Но что поделать, если кому-то сверху вдруг стало скучно, и он решил разбавить, по его мнению, пресные будни захватывающим экшеном. Возможно, со стороны или на экране это было бы интересно наблюдать. Но жить, словно в драматическом сериале? Это чертовски сложно в первую очередь морально.
— Я знаю, ребенок ждет пирог, — механически, будто выключена мгновенно функция проявлять эмоции. Поднимаю глаза, равнодушно мазнув по его лицу, отталкиваю.
Наблюдаю, как Илья уплетает за обе щеки, смотрит мультик и постоянно дергает отца за руку. Игнорирую зудящие на коже взгляды бывшего мужа. С задумчивым видом… сижу в абсолютной апатии, не думая вообще ни о чем. Вакуум. Так пусто в голове, что мне кажется, я слышу тихий гул.
И мне так нужна передышка. Побыстрее… Просто побыть в тишине и покое. Вдали от всего навалившегося и привычного. Порыться в себе, перебрать каждую струнку души. Настроить на нужный лад. Иначе я скоро в такой дисбаланс впаду, что пиши пропало, и уже точно не смогу себя собрать. А быть в раздрае — непозволительная роскошь, слишком многое от меня зависит.
— Пап, а ты меня любишь? — звучит сбоку.
— Конечно люблю.
Чем-то попахивает. Внимательно смотрю на сына, который хмурится все больше. И вот с чего вдруг?
— А Элю любишь? — продолжает выпытывать ребенок.
— И Элю люблю.
— А тетю Олю?
— И тетю Олю, — кивает, выглядящий ну очень настороженно, Леша. И мне его даже совсем немножко жаль.