Эдвард никогда не слышал, чтобы пары вампиров распадались.
Эдвард никогда не слышал, чтобы вампир выживал после смерти его или ее партнера и находил себе другого.
А Эдвард слышал о многих вампирах.
Вот блин.
Я перешла к вопросам о Вольтури, пытаясь скрыть свою реакцию на эти сведения.
Вольтури были ковеном из пяти вампиров: трех мужчин и жен двоих из них. (Жена третьего погибла. И, конечно же, замену он ей не искал.) Жены не были публичными фигурами — только мужчины, Аро, Кай и Марк, были лицом Вольтури. (Аро был не единственным одаренным из них; Марк умел “видеть” отношения между людьми.) Эдвард не слишком много знал об их ранней истории и предложил мне поспрашивать на эту тему Карлайла. Доктор провел некоторое время в рядах их “телохранителей” (существенно большей части их ковена, в которое входили множество вампиров, подобранных по признаку наличия талантов).
Эдвард предполагал, что люди пахнут привлекательней, чем другие виды, потому что вампиры в прошлом сами были людьми и способны выживать наиболее эффективно на той же крови, которая поддерживала их существование в прошлой жизни, однако он не был уверен в этой теории.
Я сделала множество записей. Там было много того, о чем я уже думала и что обработала, и к чему я сейчас добавила новое. Мелькнула мысль отказаться от экскурсии по дому, однако я решила, что раз уже начали, то останавливаться не стоит.
*
На первом этаже располагался холл, который я уже видела, кухня, которую я окинула одним взглядом, уже замеченный мною ранее рояль, столовая, в которой я сидела, а также ванная, несколько кабинетов для письменной работы типа бухгалтерии и управления инвестиционными портфелями, и зона отдыха вокруг большого широкоэкранного телевизора и нескольких компьютеров.
На втором этаже располагалась комната Карлайла и Эсме, с их студией и библиотекой Карлайла, еще одна ванная. (Я была в небольшом замешательстве, обнаружив в ванной шампунь и мыло. Они явно не были предназначены, чтобы обманывать случайных посетителей дома — иначе присутствовала бы и туалетная бумага. Потом я поняла, что даже если вампиры не потеют, и их кожа не отмирает, все равно они могут запачкаться.) Далее была комната Розали и Эмметта, которую я не увидела, поскольку Розали не хотела, чтобы ее тревожили, и пара комнат, в которых жили Джаспер и Элис.
Я заметила, что стена в коридоре была увешана множеством фотографий и остановилась, чтобы посмотреть на некоторые из них. Вот свадебное фото — очень старое — Карлайла и Эсме. Есть и свадебная фотография Элис и Джаспера — так они женаты, а не просто “вместе” как наивно предполагала Джессика. Шесть фотографий Розали и Эмметта. В каждой они на разном фоне, а Розали в разных нарядах. Я не очень понимала, зачем кому-либо надо играть свадьбу шесть раз подряд, но подозревала, что главную роль играло как раз-таки платье. Между свадебными фотографиями я разглядела серию семейных портретов. На первой только Карлайл и Эдвард — интересно. Значит Эдвард был первым. На следующей появилась Эсме. На третьей добавилась Розали, на четвертой — Эмметт. И на последней присутствовала вся семья — похоже, что Джаспер и Элис пришли в семью уже парой.
Наверху была библиотека — ну или то, что Эдвард так назвал; я мельком отметила, что там меньше книг, чем в личной библиотеке Карлайла. Там было больше компьютеров и несколько широких столов, рядом с которыми стояли стулья. Я задала вопрос, действительно ли это библиотека, и Эдвард неохотно ответил, что это больше помещение для подделки документов, взлома компьютерных баз и тому подобного. Это не особо меня обеспокоило; было понятно, что им требуются специфические навыки, если они хотят сохранить свою тайну в человеческом обществе.
Также наверху была комната Эдварда. Она располагалась напротив южной стены, которая превращала ее часть в гигантское окно. За окном стемнело, так как было уже достаточно поздно, однако я знала, что при свете дня вид из окна должен быть просто фантастическим.
Рядом с комнатой Эдварда, как и с рядом комнатой Розали и Эмметта, был туалет и ванная. В отличие от остального дома комната не была декорирована в белом цвете: на полу лежал золотистый ковер, а стены были полностью задрапированы тканью того же цвета, но чуть более темного оттенка. Из мебели присутствовали только черный кожаный диван, стол и стул. На столе был компьютер (сколько же их в этой семье? Я насчитала уже четырнадцать, а ведь видела еще не весь дом) и многочисленные полки с CD. Похоже, он был меломаном — я предположила, что рояль внизу стоит именно для него.
— Это все? — спросила я.
— Еще есть подвал, в который вести тебя будет не слишком безопасно, — ответил он,— в том смысле, что туда трудно попасть, если ты не являешься вампиром. Также есть флигель, который мы переделали в гараж.
Я не настолько интересовалась машинами, чтобы туда идти — или чтобы меня несли — до флигеля, который был настолько далеко, что я его не видела.
— Гараж пропустим, — сказала я.
— Отлично, — сказал Эдвард, — что дальше?
— Думаю, мне пора домой, — ответила я, — Чарли, наверно, уже волнуется.
Эдвард предложил пустить его за руль и довезти меня до дома, и, хотя я знала, что он может добежать обратно до дома Калленов, и машина ему не нужна, я отказалась. Я хотела подумать. Я хотела подумать без Эдварда поблизости. Я хотела подумать одна, под защитой своего грузовика, где никто не мог меня услышать, поскольку я говорила вслух, компенсируя невозможность писать в блокноте, пока я за рулем.
Эдвард проводил меня до двери, вежливо попрощался, дотронувшись до меня ледяной рукой, и наблюдал, как я села в машину и отъехала по направлению к дому.
Чарли валялся на диване и смотрел спортивную передачу по телевизору, даже не оглянувшись посмотреть, кто пришел, когда я открыла дверь. Он крикнул, что благодарен за сэндвичи, когда я поднималась по лестнице, и я ответила, что мне это было совсем не трудно.
Было уже поздно, а утром надо было идти в школу. Большая часть заданного на дом у меня не была сделана, к тому же материал с “вампирских испытаний” предполагал такой объем работы, которого у меня никогда раньше не было.
Я оценила свои возможности и, в конце концов решив, что прогулять английский второй раз за столь короткое время будет плохо, пошла спать.
========== Глава 6: Эдвард ==========
Всю пятницу я старалась избежать контакта с вампирами — у меня и так было слишком много информации для обработки. Я везде ходила со своими друзьями-людьми, старалась не оставаться в одиночестве на переменах и сидела с ними за обедом. Во время обеда я договорилась с Анжелой о совместной работе над домашним заданием, из-за чего мне нужно было сразу после школы отвезти ее к нам домой. (Анжела ходила в школу пешком, так как жила достаточно близко, поэтому ей не нужно было потом забирать машину со школьной стоянки.) Я встретилась с ней сразу после физкультуры, поэтому Эдвард не смог меня снова перехватить на пути к машине (я мельком увидела выражение его лица, когда мы уже были на стоянке — по нему было ясно, что он так и хотел сделать).
Анжела забралась в пикап, и мы покатили по шоссе в сторону моего дома. Там я быстро приготовила нам перекусить (сельдерей и немного соуса), после чего несколько часов подряд мы занимались только домашней работой. По крайней мере, создавали видимость. Анжела была знакома с понятием “совместной работы” в рамках теории группового обучения, так что не подглядывала мне через плечо. Я сделала все, что задали на понедельник, чтобы не отвлекаться на выходных. После этого я достала личный, не школьный блокнот и начала думать над насущными вопросами.
У меня были достаточно веские причины предполагать, что вампиры, так сказать, “однолюбы”. Я не знаю, вступали ли они вообще когда-либо в случайные отношения, однако со слов Эдварда, если дело доходило до любви, то это было навсегда. Элис сообщила мне только то, что я “нравлюсь” Эдварду. При этом она очень старалась не напугать меня, чтобы я не улетела из Форкса на ближайшем самолете. Она просила меня пообещать не прекращать общение с ее братом и появилась передо мной прежде, чем я привела в исполнение свои намерения рассказать Чарли о своих подозрениях — сразу же, как только я решила интерпретировать враждебные взгляды Эдварда как угрозу домогательства. (Ну, еще она спасла меня от фургона Тайлера, однако подобное событие, скорее всего, произошло бы в любом случае, так что она могла это видеть в своих видениях обо мне.)
Я не была уверена, что данное свойство вампиров “сработает” точно так же на обычном человеке вроде меня. Однако… Если бы Эдвард мог легко забыть обо мне, если бы я была очередным мимолетным увлечением, у остальных вампиров не было бы причин проявлять ко мне такой интерес. В этом случае Эдварду незачем было бы следовать советам Элис по поводу того, что может меня расстроить. Не было бы причин для него подвергать себя мучениям и находится рядом со мной, такой вкусной на вид. Не было бы причин для его семьи подвергать себя опасности, раскрываясь мне. Элис не увидела бы меня в будущем в качестве вампира. В этом случае Эдвард скорее отправился бы охотиться на слонов в Кении, или куда-нибудь переехал бы до моего выпуска из школы.
А вот если Элис видела меня в будущем своей невесткой… вампирически связанной с Эдвардом, к тому же навсегда…
Да, тогда было понятно, почему семья Эдварда поддерживает его, радуясь, что единственный из них, кто был все еще без пары, наконец нашел себе вечную невесту — осталось только ядом спрыснуть. Было понятно, почему они снисходительно согласились удовлетворить мое любопытство — при том, что от другого человека они либо отмахнулись бы (в лучшем случае) или вообще убили бы его (в худшем). Я прямо-таки видела, как Элис фокусируется на мне, рассматривает все мои реакции на те сотни способов, с помощью которых Эдвард мог бы добиться меня, и консультирует его…
Я тихо выругалась. Анжела подняла взгляд, и мне пришлось сделать вид, что меня разозлил учебник по тригонометрии. Она вежливо сказала, что ее отец — священник, и она будет признательна, если я не буду рядом с ней чертыхаться на треугольники, после чего вернулась к своему эссе.
Я внезапно вспомнила кое-что, записанное у меня более полутора лет назад. Это значило, что оно хранится у меня в компьютере, вместе с другими отправленными в архив записями, а не в блокноте. Я встала и включила компьютер; Анжела не обратила на это внимания, предположительно подумав, будто я собираюсь напечатать эссе.
*
Я попробовала несколько слишком общих поисковых запросов, прочесывая логи, и получила тонны ненужного материала. Наконец на словосочетание “любовный роман” текстовый процессор выдал мне нужный раздел. Почти два года назад мне от двоюродной бабушки, которая внезапно перешла в католичество, в наследство досталась ее коллекция “грешных” книг. На самом деле она отдала их Рене, однако у мамы они просто лежали мертвым грузом, а у меня как-то выдался очень скучный денек.
Моей первой реакцией было недоумение — как женщины вообще читают такое? Их суть, по крайней мере у тех романов, которые предпочитала моя двоюродная бабушка, в пятнадцать лет меня совсем не привлекала. Мои первые записи об этих романах состояли из жалоб, что все их героини оказываются в безвыходных ситуациях — часто их преследовал неумолимый герой, которого никак нельзя было остановить. Особенно моя двоюродная бабушка любила фэнтезийные романы, где героями были различные типы сверхъестественных существ с необычными особенностями личных отношений — которые, например, с первого взгляда на героиню оказывались обречены на завоевание ее любви.
Мои первоначальные записи касательно этих тенденций были насмешливы и полны презрения. Я считала героинь таких романов хлипкими барышнями, которые только и умели, что “сдаваться”, а авторов подобных романов — ретроградами и сексистами за описание подобных ситуаций.
Моя следующая запись была сделана полтора месяца спустя. Так вышло, что я приобрела саундтрек к “Красавице и чудовищу” (мне понравилось название), и заметила там похожий шаблон. Белль была, конечно же, заключена чудовищем в его замке. Если бы она разозлила его, то у него явно была возможность сделать с ней все что угодно, и ее пугало такое положение дел.
Что он не мог сделать, так это своими действиями превысить порог ее возможностей к прощению, и при этом не навредить самому себе.
“Красавица и Чудовище” отличалась от других подобных историй. В ней был заданный в явном виде результат, который был нужен Чудовищу, и которого он мог добиться, только влюбив в себя Белль. В любовных романах такое тоже присутствовало, однако прописано было настолько тонко, что я не сразу и заметила. В сказке (пересказанной Диснеем с участием, конечно же, поющих чайников) любовь была предпосылкой для превращения Чудовища в принца. В дамских романах любовь была целью сама по себе.
Что было у Белль и других героинь подобных романов? Абсолютная власть над тем, смогут получить их ненаглядные желаемый результат или нет.
У Чудовища был только один путь получить желаемое — да и тот был сомнительным — стать тем, кем его хочет видеть Белль, и делать то, что она хочет. Он нуждался в ней; она всего лишь была под его властью. Даже если бы не было ограничения по времени, если бы он мог удержать ее в своем замке навсегда, с постоянным рычанием и разрушениями всего вокруг он бы ничего не добился. Он не мог победить, заставляя ее говорить определенные слова или выполнять определенные действия; ему нужно было выиграть, побудив ее чувствовать определенным образом.
В любовных романах, где конечной целью книги была парочка, изображенная на обложке, которая в конце концов будет вместе, данный шаблон должен был соответствовать определенному условию. Например, там у героини не могло быть никакой не личной причины отказать своему ухажеру. Его личность легко поддавалась воздействию — она могла попросить все, что хотела, поскольку у нее на руках были все карты — но, если бы ему случилось быть бедным или уродливым, или неприемлемым в любом другом отношении, книга: а) рассказала бы историю, не отвечающую основным пожеланиям целевой аудитории; б) казалась бы менее правдоподобной.
Это было весьма странное чувство — оказаться внутри любовного романа.
Поскольку, если я не очень ошибалась, у меня теперь был вампир, который имел только один шанс на любовь, и ею по непонятной причине оказалась я; который знал, что он мог получить желаемое, только если я буду счастлива; и который определенно не был беден, уродлив или неприемлем в каком-нибудь другом отношении.
*
Анжела закончила свое эссе и попросила отвезти ее домой. Я закрыла ноутбук и отвезла ее, умудрившись не врезаться ни в одно дерево, несмотря на то, что мой разум пребывал в полнейшем хаосе. Я думала, что понимаю ситуацию; проблема была в том, что я не знала, чего я хочу извлечь из нее, и мне это не нравилось.
Обратно я ехала в одиночку, хмуро следя за дорогой.
Когда я подъехала к дому, Чарли уже вернулся с работы. Я пулей влетела в дом, поставила кастрюлю с водой на огонь и приготовила спагетти; на что-то более сложное у меня сегодня не хватило бы сил. В морозилке лежали фрикадельки, а в кладовой еще были банки с соусом. Я достала их и смешала соус с пастой, принесла Чарли его тарелку в гостиную, а сама устроилась за кухонным столом.
Спустя ровно минуту после того, как я закончила есть, в дверь позвонили.
— Я открою, — крикнула я Чарли и пошла к двери, предполагая, что за ней окажется кто-нибудь из вампиров. Я была права. За дверью стояла Элис.
— Твое будущее расплывается в тумане, — сказала она обвиняющим тоном, но достаточно тихо, чтобы Чарли не мог услышать ее за шумом телевизора. — Из-за этого у меня жутко болит голова. Можно войти?
— Проходи, — ответила я, отступая в сторону. Они что, не собираются даже позволить мне получше обдумать все в одиночестве? Я так поняла, что именно из-за моих размышлений Элис сказала, что мое будущее “расплывается”. Мои планы прямо сейчас состояли в том, чтобы все хорошенько обдумать и прийти к решению. Скорее всего, именно это затуманило ее видения.
Я пригласила Элис в свою комнату и уселась на кровать. Она заняла рабочий стул, развернула его ко мне и оперлась локтями на колени.
— Эдвард с ума сходит, — прямо сказала она.
— Знаешь ли, — ответила я, — до вчерашнего дня я и не подозревала, что он знает о твоем рассказе о его “чувствах” ко мне.