— Люди — такие милые, — сказала Верена, ответ ее прозвучал заученно; нет, имела-то она в виду именно это, но я была уверена, что она говорила это гостям снова и снова.
— Ну, им никогда не приходилось тратиться на нас, не так ли? — заметила я, поднимая брови. Ни я, ни Верена, никогда не были замужем, в отличие от некоторых наших знакомы из средней школы, которые на настоящий момент были разведены уже дважды.
Из кабинета в гостиную вышла мама. Она была бледной, как и я. Верене нравилось загорать, а отец загорал неизбежно; он скорее будет работать во дворе, чем заниматься сидячей работой.
— О, милая! — сказала моя мать и прижала меня к себе. Моя мать была ниже меня, тонкая, ее волосы были блондинистыми, почти белыми. Глаза голубые, как и у каждого члена нашей семьи, но их цвет, кажется, углубился за прошедшие пять или шесть лет. Ей никогда не приходилось носить очки, ее слух был превосходным, и она победила рак молочной железы десять лет назад. Она не носила трендовую или модную одежду, но никогда не выглядела плохо одетой.
Месяцы, годы, казалось, таяли. Такое ощущение, словно я видела их только вчера.
— Где папа? — спросила я.
— Он пошел в церковь, чтобы взять еще один стол, — объяснила Верена, пытаясь улыбаться не так широко. Моя мать подавила свою улыбку.
— Он взял напрокат весь этот свадебный хлам?
— Ты же знаешь, — сказала Верена. — Ему просто это нравится. Он ждал этого многие годы.
— Это будет свадьбой десятилетия в Бартли, — сказала я.
— Ну, — начала Верена, когда мы двинулись через холл к моей старой комнате, — если миссис Кинджери сможет добраться сюда, то возможно. — Ее голос звучал немного плаксиво и плоско, как будто это беспокойство или жалоба возникли так давно, что истинные эмоции выцвели.
— Мать Дила может не приехать? — спросила я недоверчиво. — Так, она действительно старая и больная… или что?
Моя мать вздохнула.
— Мы совершенно не можем решить, в чем проблема, — объяснила она. Она посмотрела вдаль, как будто ключ к разгадке поведения будущей свекрови Верены написан на газоне за окном.
Верена взяла мою сумочку и открыла шкаф, чтобы подвинуть вешалки. Я поставила чемодан на тройной комод, который был моей гордостью и радостью в шестнадцать лет. Верена оглянулась на меня через плечо.
— Я думаю, — сказала она, — что, может быть, миссис Кинджери так сходила с ума из-за первой жены Дила, что она не хочет видеть ее замену. Ты знаешь, Анна — их малышка, и все такое.
— Мне кажется, что она бы обрадовалась, что у Анны будет такая хорошая мачеха, — вслух сказала я, подумав, какая из Верены может выйти мать.
— Это была бы разумная позиция. — Мама вздохнула. — Я просто не знаю, да и ты не спросишь напрямую.
Я могла. Но знала, что они этого не хотят.
— Она должна приехать на завтрашнюю репетицию, верно?
Мои мать и сестра с тревогой переглянулись.
— Мы так думаем, — сказала Верена. — Но Дил, кажется, не собирается мне сообщить, что предпримет эта женщина.
Мать Дила (Дилларда) Кинджери все еще была в родном городе Дила, как я понимаю, в Пайн-Блафф.
— Как долго ты встречаешься с Дилом? — спросила я.
— Семь лет, — сказала Верена, ослепительно улыбаясь. Очевидно, этот вопрос часто задавали Верене и Дилу с тех пор, как они объявили о свадьбе.
— Дил старше тебя?
— Да, он даже старше тебя, — сказала сестра.
Некоторые вещи никогда не меняются.
С порога дома донеслось приветствие отца.
— Кто-нибудь придет и поможет мне с это чертовой штукой? — проревел он.
Я спустилась туда первая.
Мой отец был коренастым, низеньким и лысым как шар для игры в боулинг. Он тащил длинный стол из кузова пикапа к парадной двери и определенно нуждался в помощи, чтобы затащить его по лестнице.
— Привет, голубка, — сказал он, сияя улыбкой.
Я поняла, что улыбка исчезнет достаточно скоро, поэтому, обняла его, пока была возможность. Потом я взялась за стол, который он прислонил к железным перилам, дотащить до парадной двери оставалось лишь пару шагов.
— Ты уверена, что он не слишком тяжелый для тебя? — засуетился папа. У него всегда было заблуждение, что нападение, которое я пережила, сделало меня слабой внутренне, что каким-то таинственным образом я стала хилой. Факт, что я мог отжать лежа 120 фунтов, иногда больше, никакого влияния на это заблуждение не оказывал.
— Все нормально, — сказала я.
Он взялся за другую часть стола, с которой металлические ножки сворачивались вниз, чтобы его легче было нести. Немного маневрируя, мы втащили его в гостиную. Пока я держала стол, он вытащил металлические ножки и вправил их на место. Мы поставили стол. Все это время он волновался вслух, что я слишком сильно напрягаюсь.
Глаза сильно зажгло.
Моя мать появилась в самый последний момент с еще одной безупречной белой скатертью. Не говоря ни слова, встряхнула ее. Я схватила свободный конец, и мы ровно ее расстелили по столу. Отец всё болтал о количестве свадебных подарков, которые Верена и Дил получили, о количестве свадебных приглашений, которые они послали, о подтверждениях, которые они получили, о приеме…
Я тайком разглядывала его, когда мы переставляли некоторые подарки на новый стол. Папа выглядел не очень хорошо. Его лицо казалось краснее, чем должно было быть, ноги, казалось, болели, а руки немного дрожали. Я знала, что ему поставили диагноз: высокое кровяное давление и артрит.
Возникла неловкая пауза, когда мы завершили нашу задачу.
— Поехали в мою квартиру, посмотрим платье, — предложила Верена.
— Хорошо.
Мы сели в автомобиль Верены для короткой поездки в ее квартиру, которая располагалась в небольшом желтом домике, стоящем рядом с большим старым желтым домом, где жили Эмори и Мередит Осборн с их маленькой дочкой и новорожденным ребенком, объяснила Верена.
— Когда Осборны купили этот дом у старой миссис Смитертон, она собиралась уехать в поместье Кизил, я говорила тебе? Я волновалась, что они поднимут арендную плату, но они этого не сделали. Они мне оба нравятся, хоть вижу их я нечасто. Девочка такая милая, всегда с бантиком в волосах. Она иногда играет с Анной. Время от времени Мередит забирает Анну и малышку О’Шисов после школы.
Мне кажется, я вспомнила, что О’Шисы — это пресвитерианский священник и его жена. Они приехали сюда после моего переезда в Шекспир.
Верена продолжала болтать, как будто только и ждала, чтобы рассказать мне свою жизнь во всех подробностях. Или как будто она чувствовала себя со мной неловко.
Мы съехали с дороги и проехали к большому дому, чтобы припарковаться. Ее дом был копией большого в миниатюре, сделанной с бледно-желтой обшивкой, темно-зелеными ставням и белой отделкой.
Во дворе играла маленькая девочка, худенький ребенок с длинными каштановыми волосами. Конечно же, веселый красно — зеленый бант торчал прямо над ее челкой. В этот холодный день она была одета в тренировочный костюм, а сверху еще и в пальто и наушниками, но, тем не менее, похоже, ей было холодно. Она помахала, когда Верена вышла из своего автомобиля.
— Привет, мисс Верена, — прокричала она вежливо. В руках она держала мяч. Когда я вышла из пассажирской двери, она уставилась на меня с любопытством.
— Ева, это моя сестра — Лили. — Верена повернулась ко мне. — У Евы тоже есть сестра.
— Как ее зовут? — спросила я, чувствуя необходимость в вопросе. Я очень неуверенно чувствовала себя с детьми.
— Джейн Лилит, — пробормотала Ева.
— Как мило, — сказала я, потому что не могла придумать, что еще можно добавить.
— Сейчас твоя сестричка спит? — спросила Верена.
— Да, и мама тоже, — сказала девочка несчастно.
— Пошли, посмотрим мое платье, — пригласила Верена.
Ева по — настоящему оживилась. Верена умела ладить с детьми. Мы поплелись в небольшую гостиную дома, а потом последовали за Вереной в ее спальню. Дверь в гардеробную была открыта, свадебное платье висело на специальной вешалке поверх двери, укрытое чехлом.
Ну, это было белое, подвенечное платье.
— Оно прекрасно, — сказала я мгновенно. Дурой я не была.
Ева была охвачена благоговейным трепетом.
— О-о-о-о, — сказала она, затаив дыхание.
Верена рассмеялась, и я, глядя на сестру, увидела, каким теплым и отзывчивым было ее лицо, какой добродушной она выглядела.
— Я рада, что тебе нравится, — сказала она и продолжила говорить понятно для ребенка, что было совершенно не по мне.
— Ты можешь приподнять меня, чтобы я посмотрела вуаль? — спросила Ева Верену.
Я посмотрела туда, куда указывала девочка. Метры и метры фаты ее были приспособлены к тщательно продуманной диадеме, висевшей рядом с платьем.
— О, дорогая, я не смогу тебя поднять, ты слишком большая для меня, — сказала Верена, качая головой. Я чувствовала, что мои брови ползут вверх. Как такое возможно, что Верена не в состоянии поднять эту девочку? Я оглядела ребенка. Семьдесят пять фунтов, отлично. Я присела на корточки, обхватила ее руками и подняла.
Ева завизжала от удивления и восхищения. Она извернулась, чтобы посмотреть вниз на меня.
— Тебе видно? — спросила я.
Ева исследовала фату, восхищаясь блестящей, расшитой блестками диадемой, ее глаза на мгновение стали мечтательными.
— Теперь можешь опустить меня, — сказала она наконец, и я опустила ее на пол. Девочка повернулась, чтобы пристально посмотреть на меня, оценивая.
— Ты действительно сильная, — сказала она восхищенно. — Держу пари, тебя никто не обижает.
Я практически на вкус почувствовала внезапное молчание Верены.
— Нет, — сказала я малышке. — Теперь меня никто не обижает.
Узкое личико Евы стало задумчивым. Она поблагодарила Верену за то, что та показала ей платье и фату очень вежливо, но казалась почти отрешенной, сказав, что должна возвращаться домой.
Верена посмотрела, как Ева уходит.
— О, Дил пришел! — воскликнула она счастливым голосом. Я смотрела на белый полиэтилен, окутывающий платье, дольше, чем нужно, а потом последовала за Вереной в гостиную.
Я знала Дила Кинджери с тех самых пор, как он переехал в Бартли. Он только начал встречаться с Вереной, когда случилось настоящее извержение в моей жизни. Он очень утешал мою сестру в течение того времени, когда вся семья нуждалась в помощи.
Они продолжали встречаться с тех пор. Это были достаточно долгие отношения для Верены, ее из-за этого слегка дразнили коллеги в крошечной больнице Бартли.
Глядя на Дила теперь, я задалась вопросом, почему он подволакивал ноги. Я не думала, что он отгонял других женщин палкой. Дил был очень хорош собой и очень приятен в общении, но вряд ли на него оглядываются посмотреть еще раз. У жениха моей сестры были редеющие волосы песочного света, привлекательные карие глаза, очки в проволочной оправе и счастливая улыбка. Его дочь, Анна, была худенькой девочкой восьми лет с толстыми каштановыми волосами по плечи, которые были легче, чем у ее отца. У Анны были папины глаза и улыбка. Мать Анны умерла, когда девочке было приблизительно восемнадцать месяцев, как сказал нам Дил, она погибла в автокатастрофе.
Я смотрела, как Анна обняла Верену. Она собиралась сбежать, чтобы поиграть с Евой, когда Дил остановил ее.
— Поздоровайся с тетей Лили, — сказал он твердо.
— Здрасьте, тетя Лили, — послушалась Анна и помахала мне рукой, я помахала ей в ответ. — Можно теперь я поиграю с Евой, папа?
— Хорошо, конфетка, — сказал Дил, и эти две девочки загремели снаружи, в то время как Дил повернулся ко мне, чтобы обнять меня. Я должна была вынести это, что я и сделала, но случайных прикосновений терпеть не могла. И я не вполне приспособилась быть «тетей Лили».
Дил задал мне обычные вопросы, предназначенные тому, кого долго не видели, и мне удалось вежливо ответить. Я уже было напряглась, но ничего не случилось. Что со мной не так? Я уставилась в окно в замешательстве, пока Дил и моя сестра обсуждали планы на вечер. Сегодня вечером, как я поняла, у Дила был мальчишник, а мы с Вереной и мамой шли на девичник.
Когда я наблюдала за двумя маленькими девочками, играющими на газоне, перекидывающими между собой надувной мяч и много бегающими, я пыталась вспомнить какую-нибудь похожую игру, в которую мы играли с Вереной. Конечно же, у нас такая была? Но я не могла вытащить ни единого воспоминания.
Не спрашивая меня, Дил сказал Верене, что отвезет меня домой, чтобы она могла начать готовиться. Я посмотрела на свои часы. Если Верене требовалось три часа на подготовку к вечеринке, то, по моему мнению, ей необходима помощь. Но Верена казалась довольной предложением Дила, так что я вышла на улицу и пошла к форду Бронко Дила. Крошечная, худая женщина вышла из большого дома, чтобы позвать Еву.
— Привет, — сказала она, когда заметила меня.
— Привет.
Ева подбежала, таща за собой Анну.
— Мама, это сестра Верены, — сказала она. — Она приехала на свадьбу. Мисс Верена показала мне свое платье, а мисс Лили подняла меня так, чтобы я увидела фату. Ты не поверишь, мисс Лили такая сильная! Могу поставить, что она может поднять лошадь!
— Боже мой, — сказала мама Евы, на ее худом личике появилась сладкая улыбка. — Тогда я лучше поздороваюсь. Я — мать Евы, как вы, уверена, уже догадались. Мередит Осборн.
— Здравствуйте снова, — сказала я. — Я — Лили Бард. — У этой женщины был еще один ребенок, согласно словам Верены, но она выглядела не крупнее своей дочери. Потерять «послеродовой лишний вес» — явно для Мередит Осборн не проблема. Не думаю, что лет ей больше моего, скорее, она даже моложе.
— Вы можете поднять нас обеих, мисс Лили? — спросила Ева, и моя племянница внезапно посмотрела на меня более заинтересованно.
— Думаю, что да, — сказала я, сгибая колени. — По одной с каждой стороны, давайте!
Каждая из девочек выбрала сторону, я сцепила руки вокруг них и встала, удостоверяясь, что могу устоять. Девочки визжали от волнения.
— Держитесь, — напомнила я им, и они перестали вертеться, а ведь я волновалась, что именно это отправит нас всех на асфальт.
— Мы — королевы мира, — кричала Анна экстравагантно, проведя рукой, чтобы очертить сферу ее влияния. — Посмотрите, как мы высоко!
Дил говорил с Вереной, стоя в дверях, но сейчас он осмотрелся, чтобы узнать, что делала Анна. Его лицо выглядело почти смешным от удивления, когда он увидел девочек.
С какой-то тревожной улыбкой, пытаясь не запаниковать, он шагнул.
— Лучше спускайся, конфетка! Ты тяжелая для мисс Лили.
— Они обе маленькие, — сказала я мягко и отдала Анну ее папе. Еву я подняла перед собой и мягко поставила ее. Она улыбнулась мне. Ее мать посмотрела на девочку с той улыбкой, с которой смотрят женщины, обожающие своих детей. Из дома донесся тихий плач.
— Я слышу, как плачет твоя сестра, — сказала Мередит Осборн устало. — Мы лучше пойдем и посмотрим. До свидания, мисс Бард, рада с вами познакомиться.
Я кивнула Мередит и слегка улыбнулась Еве. Ее выглядевшие огромными карие глаза всматривались в меня. Она улыбнулась мне от уха до уха, а потом убежала вслед за мамой.
Анна и ее отец уже были в Форде Бронко, так что я тоже забралась в машину. Дил болтал всю дорогу до дома моих родителей, но я лишь наполовину подыгрывала ему. Сегодня я уже поговорила с большим количеством людей, чем я обычно разговаривала в Шекспире за три-четыре дня. У меня не было привычки болтать.
Я вышла из машины, кивнув Дилу и Анне, и пошла в дом. Мама суетилась на кухне, пытаясь приготовить нам что-нибудь перед девичником. Папа был в ванной, готовился к мальчишнику.
Моя мать волновалась, что друзья Дила могут пригласить на вечеринку стриптизершу. Я пожала плечами. Отец не будет смертельно обижаться.
— На самом-то деле я волнуюсь за кровяное давление твоего папы, — сказала мама с полуулыбкой. — Если из торта выпрыгнет голая женщина, кто его знает, что может случиться!
Я налила чай со льдом и поставила стаканы на стол.
— Вероятность, что кто-то сделает это, не очень велика, — ответила я, потому что она искала утешения. — Дил — не ребенок, и это у него не первый брак. И я не думаю, что кто-то из его местных друзей может устроить это. — Я села на стул.