— Ты права, — согласилась мама с некоторым облегчением. — У тебя всегда есть какой-то здравый смысл, Лили.
Не всегда.
— Ты… с кем-нибудь… встречаешься… сейчас, дорогая? — спросила мама мягко.
Я смотрела, как она порхает над столом с тарелками в руках. И чуть не сказала автоматически «нет».
— Да.
Мимолетное ясное облегчение и удовольствие, вспыхнувшее на бледном, узком лице моей матери, были такими интенсивными, что мне захотелось забрать свое «да» назад. Каждый проведенный вместе с Джеком час я чувствовала, что мы на правильном пути, и тот факт, что моя мать классифицировала наши отношения как «просто встречаемся», заставляло меня ужасно беспокоиться.
— Ты можешь рассказать мне немного о нем? — Голос мамы был спокойным, а ее руки не дрожали, когда она поставила перед нами тарелки. Она села напротив меня и начала размешивать сахар в чае.
Я и не понятия не имела, что ей рассказать.
— О, ничего страшного, я не хочу нарушать твою частную жизнь, — сказала она через мгновение растерявшись.
— Нет, — сказала я столь же быстро. Мне казалось ужасным, что мы были так осторожны друг с другом, взвешивали каждое слово, и молчали. — Нет, это… не, все в порядке. Он… — я представила Джека, и меня охватил прилив тоски, такой сильный и болезненный, что дыхание сбилось. Восстановив дыхание, я продолжила: — Он — частный детектив. Живет в Литл-Роке. Ему тридцать пять.
Моя мать положила свой сэндвич на тарелку и заулыбалась.
— Это замечательно, милая. Как его зовут? Раньше он был женат?
— Да. Его зовут Джек Лидс.
— У него есть дети?
— Нет.
— Тогда легче.
— Да.
— Хотя я знаю, маленькой Анне теперь так хорошо, но сначала, когда Дил и Верена только начали встречаться… Анна была такой маленькой, даже пришлось приучать ее к туалету, а мать Дила, казалось, не хотела приезжать, чтобы позаботиться об Анне, хотя та была милым маленьким малышом…
— Это беспокоило тебя?
— Да, — признала она, кивая седой головой. — Да, я беспокоилась. Не знала, справится ли Верена. Она не занималась с детьми, не была нянькой и никогда не отзывалась о детях так же, как большинство девочек. Но они с Анной, казалось, хорошо подошли друг другу. Иногда она устает от небольших проказ Анны, а иногда Анна напоминает Верене, что она не ее настоящая мать, но по большей части они отлично ладят.
— Дил не был в аварии, в которой погибла его жена?
— Нет, она была одна в машине. Очевидно, Джуди — его жена — оставила Анну у няни.
— Это было до переезда сюда Дила?
— Да, всего за несколько месяцев до этого. Он жил к северо-западу от Литл-Рока. Говорит, как чувствовал, что он просто не может продолжать воспитывать Анну, каждый день проходя мимо места гибели супруги.
— Значит, он переехал в город, где не знает ни души, где у него нет семьи, чтобы это помогло ему воспитать Анну, — брякнула я не подумав.
Мама остро глянула на меня.
— И нам следует порадоваться, что он сделал это, — сказала она твердо. — Здесь продавалась аптека, и замечательно, что она осталась открытой, поэтому у нас есть выбор. — В Бартли тоже имелась сеть аптек.
— Конечно, — согласилась я, чтобы поддержать мир.
Мы в молчании закончили есть. Отец прошел через кухонную дверь к своему автомобилю, ворча все время о том, что он не вписывается в мальчишник. Мы же могли сказать, что на самом деле радовался приглашению. На его протянутую ладонь положили завернутый подарок, и когда я спросила, что это такое, его лицо стало еще более красным. Он натянул пальто и захлопнул за собой заднюю дверь, не отвечая.
— Я подозреваю, что он купил в подарок один из тех неприятных кляпов, — сказала мама с улыбкой, услышав, как отец выезжает с подъездной дорожки.
Люблю удивляться моей матери.
— Я помою посуду, пока ты собираешься.
— Ты должна примерить свое платье подружки невесты! — сказала она резко, вставая выйти из кухни.
— Прямо сейчас?
— Вдруг нам надо подшить его?
— О… ты права. — Этот момент я ждала без всякого удовольствия. Платья подружек невесты были печально известны непригодностью, и я заплатила за него, как должна поступить хорошая подружка невесты. Но его еще не видела. В один прекрасный момент я представляла платье из красного бархата с отделкой из искусственного меха, удовлетворяющее рождественские мотивы.
У меня должно быть больше доверия к Верене. Платье, висевшее в моем гардеробе в спальне, было замотано в пластик. Как и платье Верены, оно было бархатным, глубокого бургундского цвета с атласной лентой под грудью. Сзади, где края ленты соединялись, был бант, но его можно снять. Платье было с глубоким декольте, на спине был вырез. Моя сестра не хотела скромных подружек невесты, это уж точно.
— Примерь его, — убеждала мать. Она не будет счастлива, пока я не сделаю этого. Стоя к ней спиной, я сняла свою рубашку и вылезла из обуви и джинсов. Но мне пришлось повернуться к ней лицом, чтобы взять платье, которое она достала из полиэтиленового мешка.
Каждый раз из-за моих шрамов сердце ее сжималось. Она глубоко, рвано выдохнула, вручила мне платье и я надела его через голову как можно быстрее. Я повернулась, чтобы она застегнула его, и мы в унисон посмотрели на него в зеркало. Наши взгляды немедленно направились к декольте. Отлично. Ничего не видно. Спасибо, Верена.
— Выглядит красиво, — сказала мама решительно. — Теперь выпрямись. (Как будто я сутулилась.) Платье хорошо сидело, да и кому неприятна мягкость бархата?
— Какие цветы мы несем?
— Букеты подружек невесты будут из длинных веток гладиолусов и какого-то другого материала, — сказала мама, которая строго оставила тему садоводства за моим отцом. — Ты — подружка невесты, ты знаешь.
Верена не видела меня три года.
Это была не просто свадьба. Это было полномасштабное примирение в семье.
Я хотела этого, но не знала, способна ли. Плюс я давненько не бывала на свадьбах.
— Я должна сделать что-то особенное?
— Ты должна поднести кольцо Верены Дилу и взять ее букет, пока она произносит клятву. — Мама улыбнулась мне, и в уголках ее чистых голубых глаз появились морщинки. Она улыбалась всем лицом, не только губами. — Тебе повезло, что она не выбрала платье с десятифутовым шлейфом, потому что тогда тебе бы пришлось нести его до того момента, пока она не покинет церковь.
Думаю, запомнить про кольцо и букет я могу.
— Мне следует благодарить ее за такую честь, — произнесла я и лицо мамы перекосилось на несколько минут. Она думала, что это был сарказм.
— Именно это я и хочу сказать, — я практически физически ощутила, как она расслабилась.
Я была настолько страшной, настолько непредсказуемой, настолько грубой?
Выбравшись из платья и надев футболку, я мягко похлопала мать по плечу, когда она удостоверилась, что платье висит на вешалке абсолютно ровно.
Она мимолетно улыбнулась мне, а затем мы вернулись в кухню, чтобы помыть посуду.
Глава 2
На прием я надела свободную белую блузку, золотистый жакет и черные брюки. Пуговицы на блузке застегнуты до самой шеи. Мой макияж был легким и безупречным, а волосы взбиты а-ля «Солнце Африки». Я решила, что выгляжу хорошо и уместно. Пристегиваясь на заднем сидении в машине матери, я попыталась расслабиться.
По дороге мы подобрали Верену. Это уже второй прием гостей с преподнесением свадебных подарков невесте, но она была так взволнованна и счастлива, как если бы мысль о праздновании предстоящего замужества идея свежая.
Мы ехали через весь город в дом хозяйки приема, Марджи Липском. Марджи тоже работала медсестрой в маленькой больнице Бартли, которая постоянно то находилась под угрозой закрытия, то закрывалась. Она вышла замуж за самого известного в Бартли адвоката, о котором фактически нечего было сказать. Бартли — городишка заштатный, и на этом этапе своего существования он был беден.
Отсюда вывод, что примерно семьдесят процентов населения города живут на социальные пособия.
Когда я росла, казалось, что Бартли попросту скучный город. Вы и не поймете, что такое скука, пока не поживете в провинции.
Я не говорю про низкие, покатые холмы вокруг Шекспира. Я не говорю про мерзкие Рождественские украшения. Я не говорю про мой дом. Я не упоминаю тренажерный зал.
Я отдала бы все, лишь бы мне достало эгоизма запрыгнуть в свою машину и умчаться домой.
Я медленно, глубоко дышала, как перед поднятием груза, весьма и весьма тяжелого. Также я поступала перед спаррингом в классе каратэ.
Мама проехала мимо полуразрушенного мотеля Бартли, и я заглянула в его номера. Диво дивное, там припаркован автомобиль, и, похоже, что… мое сердце пустилось вскачь.
Я потрясла головой. Не может быть.
Мы припарковались на улице перед белым кирпичным домом, светящимся, как торт ко дню рождения. На парадной двери висел свадебный колокольчик из фольги. В холле стояла крепкая рыжеволосая женщина… Марджи Липском. Я помнила ее пухлой брюнеткой.
Мать похлопала меня, сестра обняла, а я заскрежетала зубами.
— О, Лили! Девочка, ты прекрасно выглядишь! — воскликнула Марджи. Она схватила меня и обняла. Я вытерпела это. Марджи моя ровесница, но никогда не была мне хорошей подругой; они сблизились с сестрой, когда стали работать вместе. Марджи всегда громко говорила и любила обниматься. Теперь она собиралась дополнительно суетиться надо мной, потому что чувствовала жалость.
— Разве она не стала еще симпатичнее, Фрида? — сказала Марджи моей матери. Суперкомпенсация за навязчивость.
— Лили всегда была прекрасна, — сказала моя мать спокойно.
— Ну, тогда пойдемте! — Марджи схватила меня за руку и повела в гостиную. Я прикусила щеку, оттого что немного паниковала и злилась. Нервный приступ, которого у меня не было долгое время. Долгое, очень долгое время.
Я натянула улыбку и постаралась удержать ее.
После того, как я покивала всем и пообещала «Рассказать позже» в ответе на почти каждый вопрос, то смогла сесть на стул, стоявший в углу переполненной гостиной. После этого все, что я должна была сделать — это нацелить приятный взгляд в направлении самого громкого оратора, и мне это удалось.
Это был девичник с дамским бельем, и я купила Верене подарок, когда совершала покупки в Монтроузе. От меня она подарка не ждала, а потому и не заметила, как я принесла его в дом. Она удивленно посмотрела на меня, когда прочитала карточку с подписью. Может мне и показалось, но она выглядела немного опасающейся.
В подарок я преподнесла длинную ночную рубашку с тонкими бретельками и кружевами на подоле и груди. Черную. И красивую. Да что там, она была сексуальной. Когда Верена сорвала обертку, мне внезапно показалось, что я совершила ужасную ошибку. Самый смелый предмет туалета, который Верена до сих пор получала — это рубашка с тигром Тедди и еще какими-то красными мордашками.
Когда Верена вытряхнула ночную рубашку и подняла ее, наступило минутное молчание, в течение которого я решила улизнуть через черный вход. Потом Верена сказала:
— Ничего себе. Это для брачной ночи. — Дальше последовал хор «О-о-о» и «О, ничего себе».
— Лили, это красиво, — сказала Верена напрямик. — И я думаю, что Дил тоже скажет тебе спасибо!
Раздался взрыв смеха, а моей сестре уже передали следующий подарок, чтобы она открыла его.
Я расслабилась и оставшуюся часть вечера двигалась на автопилоте. За пуншем и пирогами разговор обратился к уличному грабителю Бартли. Для Бартли это преступление громкое, а посему я обратила на это внимание. Марджи сказала:
— И он украл сумочку Дианы, вырвал у нее из рук и убежал с ней!
— Она разглядела его? — спросила жена священника. Лу О’Ши был приятной брюнеткой с носом, как лыжный трамплин, и умными глазами. Никогда не встречала ее прежде. Я уже годы не посещала церковь ни в Бартли, ни где бы то ни было.
— Темнокожего парня среднего роста, — сказала Марджи. — Под это описание подходит сотня человек.
— Она в порядке? — спросила моя мать.
— Ну, он толкнул ее на тротуар, так что она получила только царапины и ушибы. Могло быть намного хуже.
После секундной заминки несколько взглядов метнулись в мою сторону. Я была худшим, что он мог сделать.
Но я привыкла к этому, сохранила лицо безучастным, и неловкость исчезла. Кража сумочки не казалась поразительнее того события несколько лет назад. Сейчас, когда в каждой дыре есть банды и наркотики, вверх и вниз по автомагистрали, между штатами и на всех параллелях, случай с Дианой Дикмен, продавщицей из местного магазина одежды, не казалось таким ужасным. Казалось, ей повезло остаться невредимой, но не повезло лишиться сумочки.
После утомительных двух с половиной часов мы поехали домой, на сей раз следуя другим маршрутом: мы подвозили Лу О’Ши, которую завез муж по пути на мальчишник. Дом пресвитера был из того же красного кирпича, из которого была сложена стоящая рядом церковь. Я вполуха слушала разговор с заднего сиденья, просидев между Вереной и Лу достаточно, чтобы заключить, что у Лу, как и у Мередит Осборн, были восьмилетняя дочка и другой ребенок помладше. Когда мы свернули к дому, Лу, казалось, не хотелось выходить.
— Боюсь, что Криста не в восторге от Люка, потому что он так сильно плачет, — сказала Лу нам с тяжелым вздохом. — Она и сейчас не слишком радуется по поводу своего маленького брата.
— Криста ровесница Анны, они вместе играют, — напомнила мне Верена.
— Все наладится, — сказала моя мать успокаивающим тоном. — Рано или поздно ты поймешь, отчего Люк плачет всю ночь, и он успокоится. А потом Криста забудет обо всем этом. Она — умница, Лу.
— Ты права, — сказала Лу немедленно, снова становясь женой священника. — Спасибо за то, что подвезли. Увидимся завтра после обеда!
Когда мы отъехали, Верена пояснила:
— Лу придет вечером на репетицию обеда.
— Разве не принято репетировать обед ночью перед свадьбой? — Я не хотела казаться критически настроенной, но мне было не очень любопытно.
— Да. Дил первоначально запланировал его на этот вечер, — сказала мама. Мне тонко напоминали, что семья жениха несла ответственность за репетицию обеда. — Но ресторан «Сара Мей» уже был забронирован на эти два вечера перед свадьбой! Поэтому мы просто передвинули его на третий, и пара, устраивающая ужин для Дила и Верены, перенесла его к ночи перед свадьбой, благослови их Господь.
Я кивнула, едва обращая внимание. Я абсолютно уверена, что мне скажут, что делать и когда. Мне чрезвычайно хотелось оказаться одной. Когда мы добрались до Верены, я как можно скорее выгрузила подарки с вечеринки, потом мы поехали домой к родителям. Я пожелала спокойной ночи маме и направилась в свою комнату.
Мой отец еще не вернулся с мальчишника. Я надеялась, что он не пил и не курил сигары. Иначе его давление сильно подскочет.
Я села в низкое кресло и надолго погрузилась в чтение биографии, привезенной с собой. Потом я зацепила ноги за кровать и начала качать пресс, затем легла и стала делать отжимания, а вдобавок сделала еще и восемьдесят приседаний. После настало время для расслабляющего душа. Я заметила, как пришел отец и выключил оставленный для него свет.
Но даже после горячего душа чувствовался зуд. Я не могу гулять в Бартли. Люди будут талдычить о моей семье. Полиции я незнакома. Они могут остановить меня, если кто-нибудь из полицейских попадется мне на встречу. Полиция Бартли не была многочисленной.
Я задвинула искушение и вынудила себя забраться на кровать. Разгадала три кроссворда в книге, найденной в ящике ночного столика. Попытка придумать слово из пяти букв, означающее землю с индийским жилищем, сделала свое дело. Наконец, я смогла опустить занавес после очень длинного дня.
К сожалению, дальше, было то же самое и в большем количестве.
В полдень я решила, что все в моей семье должны пойти на работу, чтобы вернуться за час до свадьбы.
Отец взял двухнедельный отпуск у электроэнергетической компании, в которой он работал. Мать была домохозяйкой, дома она как на работе находилась в постоянных раздумьях о том, что необходимо сделать. Верена только что взяла трехнедельный отпуск в больнице, и даже Дил часто оставлял аптеку на помощницу, которая работала неполный рабочий день, молодую мать-фармацевта.