Р. Чандлер ДАМА В ОЗЕРЕ
1
Трелор-билдинг стоял там же, где и сейчас стоит, на Олив-стрит, рядом с Шестой авеню, на западной стороне. Тротуар перед зданием состоял из черных и белых резиновых брусков. Теперь их снимали — идет война, правительству нужна резина, — и бледный мужчина с непокрытой головой, видно, смотритель здания, наблюдал за работой и выглядел так, словно это зрелище разрывало ему сердце.
Я прошел мимо него под арками фирменных магазинов и вступил в огромный, черный с золотом холл. Фирма «Гиллерлейн» располагалась на седьмом этаже с фасадной стороны, за двустворчатой дверью из зеркального стекла и металла. Приемная: китайские ковры, матово-серебристые стены, угловатая, но изысканная мебель, на пьедесталах сверкают остроугольные абстрактные скульптуры. В углу высокая треугольная витрина — выставка образцов. Казалось, на бесчисленных ярусах, ступеньках, островках и выступах из сияющего зеркального стекла выставлены самые причудливые флаконы и футляры, какие когда-либо были придуманы. Кремы, пудры, мыло, туалетная вода для любого сезона и на любой случай. Духи в высоких хрупких флаконах, выглядевших так, словно их можно сдуть одним выдохом. Духи в пастельных пузатых склянках, перевязанных, как девчушки в танцклассах, трогательными атласными бантами. Гвоздем выставки явно следовало считать нечто очень маленькое и скромное в приземистом янтарном флаконе. Оно одиноко располагалось в самом центре витрины, на уровне глаз, а на этикетке стояло: «Королевский гиллерлейн» — шампанское среди духов.
Это была определенно стоящая вещь. Одну каплю этой благодати в ложбинку вашего горла — и розовые жемчуга так и посыплются на вас летним дождем.
В дальнем углу сидела за небольшим коммутатором шикарная блондиночка, упрятанная за барьер, подальше от греха. Прямо против входных дверей расположилась за низким столом высокая, худощавая, темноволосая прелесть; наклонная табличка на столе возвещала чеканными буквами, что ее зовут мисс Адриана Фромсетт.
На ней был строгий костюм стального цвета, под жакетом — синяя блузка с голубым мужским галстуком. Острыми краями платочка в ее нагрудном кармане можно было смело резать хлеб. Браслет-цепочка был единственным ее украшением. Темные волосы, расчесанные на пробор, ниспадали свободными, но достаточно продуманными волнами. У нее была гладкая кожа цвета слоновой кости, строгие брови и большие темные глаза, которые явно способны были смягчаться в подходящее время и в подходящем месте.
Я положил на ее стол свою визитную карточку — простую, без револьвера в углу — и пожелал увидеться с мистером Дереком Кингсли. Взглянув на карточку, она спросила:
— Вы договаривались о встрече?
— Нет.
— Попасть к мистеру Кингсли без договоренности очень трудно.
На это мне нечего было возразить.
— По какому делу вы хотели обратиться, мистер Марлоу?
— По личному.
— Понятно. Мистер Марлоу, знает ли вас мистер Кингсли?
— Вряд ли. Возможно, он слышал мое имя. Можете сказать, что я от лейтенанта Мак-Джи.
— Но знает ли мистер Кингсли лейтенанта Мак-Джи?
Она положила мою визитку рядом со стопкой свежеотпечатанных фирменных бланков. Откинулась назад, положила руку на стол и легонько забарабанила по нему золотым карандашом.
Я ухмыльнулся в ответ. Блондиночка за коммутатором насторожила ушко-ракушку и улыбнулась. Она выглядела игривой и бойкой, но не совсем уверенной в себе, как новый котенок в доме, где к котятам равнодушны.
— Будем надеяться, что он его знает, — сказал я. — Но, может, лучше спросить об этом его самого?
Она быстро поставила свой росчерк под тремя письмами, чтобы подавить желание швырнуть в меня свой письменный прибор, и сказала, не глядя на меня:
— У мистера Кингсли совещание. Я передам вашу карточку, когда у меня будет возможность.
Я поблагодарил ее, отошел от стола и уселся в кресло из хромированной стали и кожи, куда более комфортабельное, чем сулил его вид. Время шло, и тишина опустилась на сцену. Никто не появлялся и не исчезал. Элегантная рука мисс Фромсетт витала над бумагами, временами раздавалось приглушенное попискивание котенка за коммутатором да слабое щелканье штеккеров, которыми она работала.
Я закурил сигарету и подтянул к своему креслу высокую пепельницу на ножке. Минуты проходили на цыпочках, приложив палец к губам. Я окинул взглядом помещение — его экипировка ничего мне не говорила. Может быть, фирма гребет миллионы, но вполне возможно, что шериф уже сидит в бухгалтерии, прислонив спинку стула к сейфу.
Полчаса и три-четыре сигареты спустя за спиной у мисс Фромсетт распахнулась дверь, и в ней появились спины двух смеющихся мужчин. Третий придерживал для них дверь и старательно помогал им смеяться. Они обменялись сердечным рукопожатием, двое мужчин пересекли приемную и скрылись. Третий мужчина стер с лица улыбку и стал выглядеть так, словно никогда в жизни не улыбался. Это был высокий тип в сером костюме, явно не расположенный к шуткам.
— Меня кто-нибудь спрашивал? — спросил он резким, властным тоном.
— Вас хочет видеть некий мистер Марлоу, — негромко ответила мисс Фромсетт. — От лейтенанта Мак-Джи. По личному делу.
— Не знаю такого, — прорычал высокий мужчина. Он взял мою карточку, не удостоив меня взгляда, и удалился в свой кабинет. Дверь с пневматическим устройством закрылась за ним, издав что-то вроде «тьфу-у». Мисс Фромсетт одарила меня мягкой, печальной улыбкой — я парировал ее самой наглой из моих ухмылок. Я извел еще одну сигарету, время брело дальше, пошатываясь на нетвердых ногах. Фирма «Гиллерлейн» стала внушать мне неподдельную симпатию.
Через десять минут распахнулась все та же дверь, большой босс предстал перед нами со шляпой на голове и, осклабившись, заявил, что идет в парикмахерскую. Он двинулся по китайскому ковру размашистым атлетическим шагом, но на полпути к двери вдруг резко свернул и подошел ко мне.
— Это вы хотели меня видеть? — рявкнул он.
Рост примерно шесть футов и два дюйма, без намека на жирок. Глаза гранитно-серого цвета с холодными искорками в глубине. Просторный костюм из добротной серой фланели в узкую белую полоску смотрелся на нем элегантно. Всем своим видом он показывал, что на него где сядешь, там и слезешь.
Я поднялся.
— Да, если вы — мистер Дерек Кингсли.
— А кто же еще по-вашему, черт возьми?
Это я пропустил мимо ушей и вручил ему другую свою визитку, с указанием профессии. Он зажал ее в своей лапище и бросил на нее хмурый взгляд.
— Кто такой Мак-Джи? — буркнул он.
— Так, один мой знакомый.
— Я в восторге, — сказал он, оглянувшись на мисс Фромсетт. Ей это нравилось. Ах, как ей это нравилось. — А больше вы ничего не соизволите сообщить о нем?
— Ну почему же: еще его зовут Мак-Джи Фиалка — это потому, что он жует пастилки от кашля, которые пахнут фиалками. Это крупный мужчина с мягкими серебристыми волосами и прелестным маленьким ртом, созданным, чтобы целовать младенцев. В последний раз его видели в шикарном синем костюме, широконосых коричневых туфлях и серой фетровой шляпе, причем он курил опиум из короткой вересковой трубки.
— Ваши манеры мне не нравятся, — голосом мистера Кингсли можно было колоть маньчжурские орехи.
— Ничего страшного, — сказал я. — Я ведь ими не торгую.
Он отшатнулся, как будто я сунул ему под нос тухлую макрель. Затем повернулся ко мне спиной и бросил через плечо:
— Я уделю вам ровно три минуты, один Бог знает почему.
Он промчался по ковру мимо стола мисс Фромсетт, рванул дверь на себя и дал ей захлопнуться прямо перед моим носом. И это тоже понравилось мисс Фромсетт, но мне почудилось, что теперь в ее взгляде прячется легкая лукавая улыбка.
2
В кабинете мистера Кингсли имелось все, что полагается приличному кабинету. Вытянутое в длину помещение со спокойным приглушенным светом и кондиционированным воздухом. Окна закрыты, серые жалюзи приспущены для защиты от июльского зноя. Серые портьеры — в тон серому напольному ковру. В углу большой сейф, черный с серебром, и точно в таких же тонах выдержан низкий ряд низких ящиков регистратуры. На стене гигантская колорированная фотография старого хрыча с крючковатым носом, бакенбардами и стоячим воротником. Кадык, торчавший меж уголков воротника, выглядел потверже иного подбородка. На пластинке под фотографией стояло: «Мистер Мэтью Гиллерлейн, 1860–1934».
Дерек Кингсли энергично прошагал к своему начальственному столу (стоимостью этак долларов в восемьсот) и водрузил свой зад на высокое кожаное кресло. Из сигарницы красного дерева с медью он выудил для себя «панателу», обрезал ее и прикурил от пузатой медной настольной зажигалки. Все это он проделал обстоятельно, не жалея своего времени. Мое время в счет не шло. Завершив сей обряд, он откинулся на спинку кресла, выпустил облачко дыма и сказал:
— Я человек деловой, и дурака валять не собираюсь. На вашей визитке написано, что у вас есть патент детектива. Предъявите мне какие-нибудь доказательства.
Я достал бумажник и предъявил ему кой-какие доказательства. Он взглянул на них и швырнул их мне назад через стол. Целлулоидная корочка с фотостатной копией патента упала на пол. Мистер Кингсли и не подумал извиниться.
— Никакого Мак-Джи я не знаю, — сказал он. — Я знаю шерифа Питерсена. Я просил назвать мне надежного человека для одного дела. Полагаю, вы и есть тот самый человек.
— Мак-Джи служит в Голливудском отделении конторы Питерсена, — сказал я. — Это можно проверить.
— Не обязательно. Думаю, вы можете подойти, только не советую дерзить мне. И запомните: если я нанимаю человека, это мой человек. Он точно выполняет мои указания и держит язык за зубами. Иначе он тут же вылетает у меня пулей. С этим все ясно? Надеюсь, мое обращение не кажется вам слишком крутым?
— Давайте-ка оставим этот вопрос открытым, — сказал я.
Он нахмурился и резко спросил:
— Какая у вас ставка?
— Двадцать пять долларов в день плюс издержки. Восемь центов за милю на счетчике моего автомобиля.
— Чушь, — сказал он, — цена совершенно несуразная. Пятнадцать долларов в день, и баста. Это более чем достаточно. Пробег автомобиля оплачу, но в разумных пределах, с учетом нынешней ситуации. И никаких увеселительных поездок за мой счет.
Я выпустил серое облачко сигаретного дыма и развеял его рукой, но ничего не сказал. Похоже, он слегка удивился тому, что я ничего не сказал.
Он перегнулся через стол и ткнул в мою сторону сигарой:
— Я вас еще не нанял, — сказал он, — но если я это сделаю, мое поручение будет сугубо конфиденциальным. Никаких обсуждений с вашими дружками из полиции. Понятно?
— Собственно, какую работу вы хотите поручить мне, мистер Кингсли?
— А какая вам разница? Вы ведь занимаетесь всеми видами детективной работы.
Он смотрел на меня прищурившись, стиснув челюсти. Его серые глаза были непроницаемы.
— Начнем с того, что я не занимаюсь бракоразводными делами, — сказал я. — А с людей незнакомых беру сотню долларов задатка.
— Так-так, — сказал он вдруг негромким голосом. — Так-так.
— Теперь насчет того, не слишком ли вы круты со мной, — продолжил я. — Большинство клиентов для начала плачется мне в жилетку или пытается взять меня за глотку, чтобы показать, кто здесь хозяин. Но обычно мы расстаемся друзьями — если они остаются в живых.
— Так-так, — повторил он все тем же негромким голосом, не сводя с меня взгляда. — И много ли клиентов вы теряете? — спросил он.
— Не очень, если они ведут себя со мной как следует.
— Возьмите сигару, — предложил он.
Я взял сигару и сунул ее в карман.
— Я хочу, чтобы вы нашли мою жену, — сказал он. — Она исчезла месяц тому назад.
— Ладно, — сказал я. — Я найду вашу жену.
Он похлопал по столу обеими ладонями, все еще глядя на меня в упор.
— Да, я думаю, вы в самом деле ее найдете. — Он усмехнулся. — Вот уже четыре года меня не осаживали на такой манер.
Я промолчал.
— Ах, черт побери, — сказал он, — это по мне. Вот это по мне. — Он провел рукой по своей темной густой шевелюре. — Она уехала и не появлялась вот уже целый месяц. Уехала с нашей дачи, это в горах, неподалеку от Пума-Пойнта. Вы знаете, где Пума-Пойнт?
Я сказал, что знаю, где Пума-Пойнт.
— Дача у нас в трех милях от этого городишки, — сказал он, — на частном озере. Малое Оленье озеро. Подъезд к озеру — тоже частное владение. Я владею участком еще с двумя другими людьми, мы втроем возвели на озере плотину, чтобы улучшить собственность — поднять стоимость участка. Он большой, но незастроенный, и, разумеется, до его развития дело теперь дойдет не скоро. Значит, дачи там у двух моих друзей и у меня; еще один человек, его зовут Билл Чесс, живет там с женой в отдельном домике, бесплатно, и присматривает за участком. Он на пенсии, инвалид войны. Вот и все, что там есть. Моя жена уехала туда в середине мая, возвращалась дважды на уик-энд, двенадцатого июня должна была приехать на вечеринку к друзьям, но так и не появилась. С тех пор я ее не видел.
И что же вы предприняли? — спросил я его.
Ничего. Ничегошеньки. Я даже не ездил туда, на дачу.
Он замолчал, ожидая, что я спрошу: «Почему?»
— Почему? — спросил я.
Он отодвинулся вместе с креслом, чтобы открыть запертый ящик стола, достал сложенный лист бумаги и протянул мне. Я развернул его — это был телеграфный бланк. Телеграмма была отправлена из Эль-Пасо 14 июня в 9.19 утра, адресована Дереку Кингсли, Беверли-Хиллз, Карсон-Драйв, 965, и гласила:
ПЕРЕСЕКАЮ ГРАНИЦУ ПОЛУЧИТЬ РАЗВОД МЕКСИКЕ ТЧК ВЫХОЖУ ЗА КРИСА ТЧК ЖЕЛАЮ СЧАСТЬЯ ПРОЩАЙ КРИСТЭЛ
Я положил телеграмму на стол рядом с собой, а Кингсли вручил мне большой и очень четкий моментальный снимок на лощеной бумаге, на котором были изображены мужчина и женщина, сидящие на песке под пляжным зонтом. Мужчина в плавках, на женщине что-то вроде очень вызывающего купального костюма из плотной белой ткани. Бойкая блондинка, молодая, стройная, улыбающаяся. Рядом с ней — крепко сбитый смуглый красавец с эффектными плечами и бедрами, прилизанными темными волосами и белыми зубами. Рост шесть футов, призвание: разрушитель семейных очагов. Руки, созданные для объятий, все содержимое мозгов написано на лице. Он держал в руке темные очки и улыбался в объектив уверенной профессиональной улыбкой.
— Это Кристэл, — сказал Кингсли, — а это Крис Лейвери. Пусть она имеет его, он имеет ее, и гори они оба синим пламенем.
Я положил снимок на телеграмму.
— Вот и хорошо, тогда за чем же дело стало? — спросил я его.
— У нас там в горах нет телефона, — сказал он, — и вечеринка, ради которой она собиралась приехать, была пустяковая. Поэтому до получения телеграммы я не больно ломал себе голову. Телеграмма тоже не слишком меня удивила. Кристэл и я — между нами давно уже было все кончено. У нее своя жизнь, у меня своя. Деньги у нее есть, и немалые. Примерно двадцать тысяч в год от семейного акционерного общества, которому принадлежат богатые нефтеносные участки в Техасе. Она крутит с кем попало, и я знал, что Лейвери один из ее избранников. Правда, я слегка удивился, что она решила всерьез выходить за него замуж, он ведь всего лишь профессиональный юбочник. Но общая картина пока выглядела нормально, вы понимаете?
— А дальше что?
— Следующие две недели — абсолютно ничего. Потом «Прескотт-отель» в Сан-Бернардино сообщает мне, что у них в гараже стоит невостребованный «паккард-клиппер», зарегистрированный по моему адресу на имя Кристэл Крейс Кингсли, и что, мол, с ним делать. Я сказал им, пусть себе стоит, и послал им чек. В этом тоже не было ничего особенного. Я решил, что она все еще не вернулась в Калифорнию и что если они вообще уехали на автомобиле, то это была машина Лейвери. Но позавчера я повстречал Лейвери перед «Атлетическим клубом», это здесь на углу. Он сказал, что понятия не имеет, где может быть Кристэл.
Кингсли бросил на меня быстрый взгляд и выставят на стол бутылку и два стакана цветного стекла. Он наполнил стаканы и придвинул один из них мне. Разглядывая свой стакан на свет, он медленно произнес:
— Лейвери говорит, что не уезжал с ней, не видел ее уже два месяца и ни в каком виде с ней не общался.
— И вы ему поверили?
Он хмуро кивнул, выпил свой стакан и отодвинул его в сторону. Я пригубил свой. Это было шотландское виски. Не самого лучшего розлива.