Стоявшие по обе стороны от нее рослые широкоплечие мужчины бросились к Птахе. Грохотнуло, в ноздри ударил едкий запах пороха. Оба нападавших тяжело повалились на забрызганный кровью пол. Читавший заклинания высокий худой человек с длинной окладистой бородой повернулся, сверля его полным ненависти взглядом. На полу рядом с ним стоял на коленях молодой парень. Он был обнажен по пояс, на груди болтался армейский жетон, в светлых глазах — тупая покорность судьбе. Бородатый хрипло рассмеялся.
— Ты пришел слишком поздно! — прорычал он, подняв тяжелый армейский нож и одним взмахом перерезав горло парню у ног. Тот задергался, сипя, но не делая попыток зажать рану, хотя руки его были свободны.
— Нет! — выдохнул Робин, бросаясь вперед. Перехватив руку с ножом, он хотел было выкрутить ее, но получил сильный удар по ребрам и в печень. Бородатый зарычал, словно дикий зверь, толкая его к пентаграмме, к которой бросилась и Эйррейн. Краем глаза Птаха успел увидеть, как она яростно пилит веревки на руках пленницы.
— Приди, Отец Горечи! Приди в этот мир! — завопил бородатый, замахиваясь ножом. Он был чудовищно силен, но кто-то словно вложил столь же могучую силу в тело Робина.
— Скорее! — громко взвизгнула пленница, сдирая оставшиеся путы. — Смотри! Там!
Птаха толкнул противника, развернул его. Истошный вой взорвал сознание. Звук — и в то же время не звук. Крик то ли звучал в его голове, то ли доносился извне. Он повидал многое в своей не слишком долгой жизни, но знал, что никогда не забудет чудовищного зрелища, что сейчас развернулось перед ним. Бородатый корчился, отчаянно вопя в объятиях жутких красных щупалец-шнуров, вырвавшихся из открывшейся в стене воронки…
— Если я паду, один из вас займет мое место! Хэрн изберет его!
Черный угрюмый замок высился впереди. И его целью был тот, кто пребывал в замке. Он шел, не видя, не слыша ничего, кроме пульсирующей боли под сердцем, словно там натянулась неведомая нить, сцепленная крючком с его внутренностями.
Отвратительные останки встретили его у входа. Обклеванный птицами труп в железных тисках. В нос ударил запах гнилой плоти. Стараясь не дышать, он принялся подниматься на холм, к проклятой цитадели де Беллема.
Темные ледяные коридоры. Сквозняки. Голос, читающий заклинания. Высокая темная фигура. А потом резкая боль в рассеченном бедре. И странная, сковывающая сознание сила. Больно дышать, тело не повинуется.
— Нет! Робин, нет!
Так далеко… голос… умоляющий женский голос…
А потом странное чувство пустоты и свободы. Мгновение свободы, которого оказалось достаточно. Под истошный вой корчащегося слуги Тьмы он лихорадочно пилил путы на руках и сжимал в объятиях гибкое женское тело.
И снова темные ледяные коридоры. И лицо мужчины, вышедшего навстречу. Два кривых, словно полумесяцы, клинка. Они высекают искры из его длинного меча. Схватка длится недолго. Слышатся голоса друзей. А они стоят и смотрят. Глаза в глаза. Сквозь время и пространство…
— Басина! — яростный рев разорвал наваждение.
— Нази!
Он вздрогнул, глядя, как исчезает в черной воронке изломанное тело. Ушло! То, что вызвал к жизни колдун, ушло! Но почему? Не понимая, Птаха огляделся. У решетки, отделявшей закуток от зала, стояла невысокая фигура. Просунутая сквозь прутья рука все еще сияла жутким зеленоватым пламенем. Чуть дальше, обнявшись сквозь решетку, стояли пленница с пентаграммы и их старый знакомец, которого Лана называла Джеком.
Птаха тяжело опустился на пол, съежился, сжался в комок. Стало вдруг ужасно холодно. Гисфорд достал пистолет, сбил замок с дверцы и отступил, пропуская Джека вперед. Птаха закрыл глаза, пытаясь удержать ту каплю жизни, что оставалась еще в его теле. Снова подняв ресницы, он смотрел, как по ту сторону решетки обессиленной тушей сползает незнакомец. А рядом, опустившись на одно колено, Роберт Гисфорд подхватывает его на руки. И мир погрузился во тьму.
========== Глава 9. ==========
Роберт Гисфорд
Гонка со временем. Гонка с жизнью. Он не мог бы объяснить, почему беспрекословно подчинился тому, кто называл себя Джеффри Ройсом. Он просто подчинился. Буря бесновалась вокруг, молнии хлестали по асфальту, по деревьям и кустарникам, но все же ни одна из них не ударила в несущуюся по дороге машину. Роберт давил на газ, рискуя слететь с мокрого шоссе в кювет.
— Налево! — командовал Ройс. — Теперь направо!
Басина! Малышка Басина! Где же ты, девочка? Только не умирай, продержись, где бы ты ни была. Роберт закусил губу, пытаясь отогнать вставшее перед глазами зрелище умирающей Нирти. Снова застарелая боль заворочалась, раздирая грудь острыми когтями.
— Направо!
Он свернул и поехал уже по лесной дороге. А когда дорогу преградил бурелом, они вышли и побежали следом за Ройсом, который мчался впереди, светя себе фонариком.
— Сюда!
Назир бросился не раздумывая в темный зев пещеры под осыпавшимся берегом клокочущей, бурлящей речки. Гисфорд нырнул за ними, помедлив лишь мгновение.
Путь показался ему бесконечным, этот трудный путь под землей. Лицо его задевали мокрые корни, по лицу пробежала многоногая тварь, он вскрикнул, сбросив с себя эту мерзость. И вот они мчались уже по полу, залитому бетоном. Вспыхнул тусклый аварийный свет — это Ройс на бегу повернул какой-то рычаг. Роберт увидел, что рядом молча мчится Назир. Палестинец выглядел страшно — растрепанный, с запекшейся в усах кровью, с огромными жуткими глазами, в которых было только отчаяние.
Они вломились в залу с решеткой. А за решеткой… за решеткой разворачивалось кошмарное, совершенно нереальное действо. Басина, живая малышка Басина висела на руках у другой девушки, чьи волосы густой волной спадали до талии. А у противоположной стены клубилась тьма, из которой вырывались красные щупальца разной длины и толщины. Роберт застыл, каменея от ужаса. Словно в замедленной киносъемке, мимо промчался Ройс, вытянув руку, с которой заструилось зеленоватое пламя и устремилось в шевелящуюся тьму. Щупальца почти добрались до Лэйксли, застывшего будто в столбняке, когда зеленое пламя ударило в их гущу, отбрасывая от байкера, прогоняя обратно во мглу.
Вопль Назира вывел его из оцепенения. Палестинец прыгнул к решетке, тряхнул ее, вырвал, отбросил в сторону и протянул руки. Хрупкая девушка с криком метнулась к нему и повисла на шее. Какое-то время слышались только хриплые от слез, срывающиеся голоса:
— Нази! Это ты!
— Басина!
Роберт наконец добежал до дверцы, вцепился в замок, дернул изо всех сил. Затем отступил, вытащил пистолет, тщательно прицелился и выстрелил. Скинув дымящийся замок, он шагнул в сторону, пропуская аль Хайяти. Басина, плача, снова прижалась к брату, и он обнял ее, тихо шепча что-то по-арабски.
Роберт заметил, что стоявший у решетки с протянутой между прутьев рукой Ройс медленно оседает наземь, и бросился к нему. Он успел подхватить его прежде, чем тот упал. Интерполовец хрипло вздохнул, глядя на него со странным выражением.
— Ты должен вспомнить, Роб, — прошептали посеревшие губы. — Вспомни… Басина…
— Кто ты? — произнес знакомый и в то же время чужой голос. Гисфорд поднял голову и увидел, что это Лэйксли. Байкер полусидел, привалившись к стене. Лицо его было бледным, как мел.
— Я дух этой земли, — едва слышно прошептал Ройс, — но времени уже не осталось… вы должны… вспомнить…
Он вздохнул, закрыл глаза и обмяк. Гисфорд осторожно пощупал пульс. Сердце больше не билось. А потом тело стало осыпаться прахом, и вскоре сквозняк погнал черную пыль по бетонному полу.
Лана Джеллен
Она сидела, держа на коленях большой пистолет, который ей вручил перед уходом Малыш. Руки тряслись с непривычки и от страха, все-таки оружие ее по-прежнему пугало до смерти. Что там с ними? И что будет утром? Сможет ли она пробраться в город? Действительно ли мертв Риццо?
Свирепая ругань, матерщина и топот заставили ее подобраться. Но страх, напряжение и порыв забиться в темный угол мгновенно растворились в ослепительно-ярком сиянии. Следом за парнями вошел… Джек! Ахнув, Лана выронила пистолет. Желание броситься к нему, обнять, спрятать лицо на груди боролось в ней с недоверием и проснувшимся ужасом. На его плече висела маленькая черноволосая девушка, и Лана испытала странное чувство. Странно знакомое. Она молча смотрела, как он осторожно усаживает девчонку на стул, что-то выспрашивая на непонятном языке, вероятно, арабском. Потом он повернулся и заметил ее. Теплая улыбка тронула его губы.
— Ты как тут, нормально? — спросил он, впрочем, не отходя от темненькой девицы. — Иди сюда, познакомься, это моя сестра Басина.
Сестра! Слабо улыбнувшись, Лана подошла к Джеку и девушке, протянула ей руку. Та пожала, настороженно всматриваясь в Ланино лицо. Впрочем, она успела уже заметить, что девчушка то и дело поглядывает в сторону Роберта Гисфорда. Немудрено, он был очень хорош собой, хотя бирюк еще тот. Но Лана знала, что он потерял жену, и очень жалела беднягу.
— Ты ранен? — тихо спросила она, глядя на Джека. Выглядел он бледным, усталым, под носом в усах запекшаяся кровь.
— Пустяки, заживет, — он улыбнулся, потом вдруг протянул руку и погладил ее по щеке. — Я рад, что с тобой все хорошо.
И тогда, не выдержав, Лана расплакалась и прижалась к его груди под изумленным взглядом Басины.
Назир аль Хайяти
Смущенный, потерянный, и в то же время с поющим сердцем, Назир стоял, одной рукой обнимая сестру, а второй прижимая к груди тихо всхлипывающую Лану. Краем глаза он заметил, что сестра поглядывает в сторону. Увидев, что брат смотрит на нее, Басина опустила голову, щеки ее потемнели от румянца. Проследив за ее взглядом, Назир обнаружил Гисфорда, который сидел, уронив руки между колен, потерянно уставившись в никуда.
— Иди к нему, сестра, — вполголоса велел он зардевшейся Басине. — Эта жизнь слишком коротка, чтобы пренебрегать велениями своего сердца. Иди к нему. Ему сейчас нужен кто-то, кто мог бы удержать его на этой земле.
Она обняла его, расцеловала в обе щеки и бросилась к Гисфорду. Назир смотрел, как она опускается на колени рядом с ним, тихо что-то говорит, видимо, выспрашивая, не ранен ли он. И во взгляде полицейского, которым тот ответил сестре, было что-то такое, от чего тревожно ноющее сердце брата успокоилось.
Лана все еще плакала у него на груди, гладила плечи, никак не могла успокоиться. Назир смотрел на парней, которые о чем-то бурно спорили, на сестру, чья рука лежала на волосах Гисфорда, на двух девиц, споро вскрывающих консервные банки.
— Джек, — тихо позвала его Лана срывающимся голосом. — Джек, пойдем, а? Тебе надо отдохнуть, ты еле на ногах стоишь.
Он кивнул, и они ушли из общего зала. Все было как во сне. В далеком странном сне, похожем на вымысел и правду одновременно.
Как только он, чисто вымытый и перевязанный, с обработанными синяками, вытянулся на постели и коснулся подушки, сон сморил его. Лана прикорнула рядом, свернувшись калачиком.
Ему снова снился лес…
========== Глава 10. ==========
Робин «Птаха» Лэйксли
Кто-то мирно сопел рядом. Робин открыл глаза, покосился вниз. Сначала ему показалось, что все, произошедшее с ними, — жертвоприношение, призыв Тьмы, рассыпавшийся прахом мужик — было странным сюрреалистическим сном, хоть и на редкость осязаемым. Под одним его боком спала Риган, под другой давило сбившееся в комок одеяло. На стуле, спокойно зашнуровывая гриндерсы, сидела Эйррейн. Девушка была уже умыта, волосы заплетены в косу.
— Доброе утро, малышка, — сонно улыбнулся Птаха, отпихивая одеяло, — куда это ты так рано собралась?
— Так полдень уже, — Эйр улыбнулась ему, но почему-то грустно. — Пойду, погляжу, что там с завтраком. Есть охота после такой ночки-то. Да и тренировки никто не отменял. Тут, кстати, спортзал неплохой — грех его не опробовать.
Она подошла, наклонилась и поцеловала его в примятую со сна щеку.
— Вы пока резвитесь, дело молодое, дурное, — она хохотнула, шлепнув по пышному заду просыпающуюся Риган. Птаха проводил ее взглядом и повернулся к сонно потягивающейся девушке. Утро обещало быть таким же веселым, как и ночь.
Назир аль Хайяти
Ему снились старые сны. О жизни в лесу, о друзьях, о битвах. И о женщине, светловолосой и хрупкой, с глазами испуганной лани.
— Расскажи мне о своей родине, Назир, — мягко шептала она, касаясь во мраке ночном его лица. И он увлекал ее по дорогам любви. А иной раз тихо говорил, тщательно подбирая слова, о песках и войне, о садах и наслаждении, обо всем, что жило в его сердце.
Воины приволокли его в подземелье, швырнули на пол перед хозяином замка… Светлые волосы, ледяные глаза убийцы.
— Ты прикасался к моей сестре, нехристь! За это ты умрешь… но не сразу!
Боль. Так трудно сдержать крики… Он прокусывает губу. Кнут срывает клочья кожи и мяса. Все силы уходят на то, чтобы не кричать.
— Расскажи мне о своей родине, Назир…
Думать о ней. О хрупкой, ласковой газели, чьи руки словно выплавляли из сердца дикую боль утраты.
Стрела летит, с шипением входя в воды реки. Память о том, кто пришел в тумане и ушел, как мираж, оставив по себе скорбь, не вытесняемую ничем в дольнем мире. Робин! Салям, Робин!
Другой не был ему заменой, хотя они вместе прошли много путей. Другой был добр, вел их хорошими дорогами, заботился о них. Но не было в нем того ярого пламени, что полыхало в Робине Локсли. И он не удивился, когда Мэриан, отбросив сомнения, ушла в монастырь. Лишь Локсли был достоин того, чтобы ради него умереть или жить.
А однажды, остановив на лесной тропе богатый кортеж, он встретился взглядом с испуганными глазами, синими, как полевые цветы. Что-то изменили в нем эти глаза. Как раньше это сделали другие, зеленые, освободившие его от темной, жестокой власти колдовства. Эти глаза врачевали зияющую рану в сердце. Он не мог отвести взгляда. Видимо, поняв его состояние, новый вожак отпустил леди и ее слуг. И кивнул, улыбаясь, когда он сделал движение вслед уезжающему кортежу…
— …но прежде ты лишишься того органа, которым обесчестил мою сестру.
Он смотрит в ледяные глаза, поражаясь тому, какие разные они у брата и сестры. В этих глазах ненависть, в тех глазах — любовь. Далекий стон, вкус крови во рту. А потом вдруг грохот, калейдоскоп мечущихся тел. Он повисает, ласковые ладони скользят по его лицу, соленые от слез губы льнут к его окровавленному рту.
— Назир, милый мой, любимый… потерпи, все будет хорошо…
Кто-то ворочает тяжелый рычаг, опуская перекладину дыбы, кто-то размыкает цепи. Боль жжет вывернутые суставы. Но он смотрит в теплые, живые синие глаза, полные слез.
— Лилиан…
Она с плачем снова прижимается к его губам, словно пытается вдохнуть в него силы, жизнь. А он не может поверить, глядя через ее плечо на высокую тонкую фигуру с взметнувшимися черным крылом волосами.
— Салям, Робин, — едва слышно шепчет он и улыбается.
— Джек, проснись, Джек.
Он открыл глаза. Лилиан… нет, Лилиан была во сне. А это другое лицо, и в то же время черты девушки из сна так ярко, отчетливо проскальзывают в ее внешности. Лана!
— Лана, — пробормотал он, гладя ее по светлой голове. — Что-то случилось, девочка?
Она кивнула, присела на край постели, перебирая его волосы.
— Тут есть вода? — пробормотал он, пытаясь подняться. — Мне надо помыться, я грязный как свинья.
— Душ есть, — кивнула она, — пойдем, я покажу.
Ему пришлось слегка опереться на узкие плечи. Было странное чувство от этого прикосновения, словно он вернулся в прошлое из сна и точно так же ковылял с помощью возлюбленной, едва передвигая ноги.