Игры богов - "Дита" 7 стр.


– Всё будет хорошо, парень, – пробормотал он, на миг уткнувшись лицом в пахнущие серой и застарелым потом волосы любовника, – не бойся.

Он пошел обратно, и Луис молча съежился в его объятиях. У самых ворот пирата встретили два копья, нацеленные в его грудь.

– Ты можешь войти только один, повелитель, – сказала Жанин, стоявшая поодаль, – никто, кроме тебя, не может быть здесь.

Левассер молча смотрел на неё. Лицо девушки казалось ему невозможно, нереально прекрасным. Потом он наклонил голову, глядя в изуродованное лицо Луиса, в тусклые мертвые глаза.

– Оставь его и входи, – сказала Жанин, отодвинувшись, чтобы он мог видеть остальных девушек, стоявших у пруда. – Здесь ты будешь счастлив, господин наш. Вечно молод и счастлив. Оставь этого нищего и войди!

Луис лежал неподвижно, уронив голову на плечо Левассеру. Ледяной ужас, владевший им, отступил, оставив место блаженному безразличию. Пусть даже так, хотя бы так! Хотя бы на несколько мгновений он рядом с тем, кого любил, единственного, за всю свою жизнь. Пусть даже сейчас Лив посадит его на камень у дороги и уйдет в свой дворец. Этот миг останется с ним, никто не сможет забрать его, ни отец, ни все демоны Ада.

– Дай мне хотя бы сумку, с которой я пришел сюда, и несколько фруктов! – донесся до него голос Левассера. – О большем я не прошу тебя, Жанин!

– Только сумку, – холодно ответила женщина, – ты можешь взять лишь то, что было с тобой. Поэтому отдай плащ.

– Оставь хотя бы его!

– Закон гласит, что никто не может забрать ни единой травинки и нитки из Замка Богов, – теперь в голосе женщины была леденящая душу ненависть. – Отдай плащ, возьми свою сумку, своего урода и убирайся!

Левассер опустился на колени и осторожно развернул Луиса, освободив его из тонкой серебристой ткани. Затем скомкал плащ и швырнул его в ворота. И сам удивился полному отсутствию сожалений о сделанном.

– Теперь отдай мне мою сумку, – сказал он на удивление спокойным голосом. – И расстанемся по-хорошему.

Из горла женщины вырвался неистовый вопль. Луис уткнулся в грудь пирату, пытаясь закрыть уши. Стоя на коленях, Левассер наклонился так, чтобы защитить его своим телом, своими объятиями. Из крика отвергнутой женщины, к которому присоединились вопли её подруг, родился ураган чудовищной силы. Левассер обхватил Луиса так крепко, что причинил боль, а тот в свою очередь судорожно вцепился в него обеими руками. Они держались изо всех сил, стараясь прикрыть друг друга от летящих обломков, мусора и острых осколков обсидиана. Луис поднял голову, глядя слезящимися глазами на прекрасное лицо Левассера.

– Хочу ещё раз посмотреть на тебя прежде, чем умру, – тихо сказал он, – мне было так хорошо с тобой, Лив. Как никогда и ни с кем. И я всегда буду любить тебя. А теперь оставь меня, возвращайся в замок…

Пират моргнул, глаза его были влажны, наверняка, из-за пыли. Держа Луиса одной рукой, он второй нежно коснулся его уцелевшей щеки.

– В Аду для нас не будет сюрпризов, парень,– мягко произнес он, наклоняясь, чтобы поцеловать почерневшие губы.

***

Солнце сияло так, что слепило глаза, давным-давно отвыкшие от яркого света. На короткое мгновение Левассеру показалось, что всё, произошедшее с ним, было лишь странным сном, горьким, как полынь и сладким, как грех. Ему почудилось вдруг, что лишь несколько мгновений тому назад шпага Питера Блада вонзилась ему в грудь, открыв дорогу в самый прекрасный, самый восхитительный и горький Ад, какой только можно было себе представить. В Ад, где был Луис Рамон, дитя иного времени, иного века.

– Лив, где мы? – удивленный, прежний бархатный голос заставил его широко открыть глаза и сесть.

Луис сидел на песке, растерянно глядя на собственные руки, гладкие с тонкими белыми пальцами. Затем принялся ощупывать собственное лицо.

– Лив, все ушло… – беспомощным, почти жалобным голосом прошептал он, – неужели это правда? Что происходит?

Левассер подгреб его к себе и уткнулся лицом в растрепанные светлые волосы. Луис обхватил пирата за шею, мелко вздрагивая не то от смеха, не то от рыданий. Сдавленные звуки, что он издавал, могли быть как тем, так и другим.

– Всё закончилось, малыш, – мягко произнес пират, поглаживая любовника по спине, с наслаждением вдыхая горьковато-пряный аромат тела. – Не знаю, где мы, но где бы ни были, мы вместе.

Он поднялся сам и помог встать Луису, который всё порывался ощупать собственное лицо. Они были на незнакомом берегу, порядком потрепанные, в разорванной одежде и без гроша денег. Впрочем, на что им деньги в такой пустоши?

– Лив, это твой мешок? – Луис наклонился, подняв дорожную сумку. – Тут что-то есть!

Левассер сунул руку в тяжелый мешок и вытащил небольшой предмет, поместившийся в кулаке. Ещё не веря себе, разжал пальцы. В молчании они с Луисом смотрели на громадный бриллиант размером с голубиное яйцо. Затем Левассер зачерпнул поглубже, и теперь на его ладони засверкали, переливаясь всеми цветами, изумительной красоты и чистоты камни.

– Тут целое состояние, – прошептал испанец, качая головой, – но откуда?

Левассер сунул мешок ему в руки и пошел к гибкой женской фигурке, возникшей из ниоткуда у самой кромки моря. Ветер трепетал в черных густых волосах женщины, чье лицо, несмотря на странные черты, было невообразимо прекрасно.

– Цветочек, это твоих рук дело? – улыбнулся пират, глядя на красавицу с искренней нежностью.

– Моих, – кивнула женщина, плеская ножкой в волне, – впрочем, это лишь малая доля того, что заслуживает ваша любовь и преданность друг другу. Признаться, я не думала, что мужчины способны на подобные чувства. Вы удивили меня и принесли много приятных мгновений. Я до самого конца не верила, что ты вспомнишь. А вспомнив, согласишься принять своего любовника в столь жалком виде… Но ты сумел преодолеть самого себя, услышать зов сердца. Истинная верность любви оказалась для тебя не пустым звуком.

Левассер пожал плечами и оглянулся. Луис стоял поодаль, глядя на него с удивлением.

– Если ты пойдешь вдоль берега в ту сторону, – махнула рукой Цветочек, – то найдешь там корабль. Конечно, это не твой корабль, но он не хуже, поверь мне. Матросы будут верны тебе, и никто не взглянет косо на твоего возлюбленного. Но ты должен сделать ещё кое-что… для меня.

– И что же? – спросил пират, бросив жадный взгляд на сверкающую точку, качавшуюся в море.

– У меня есть враг. Жестокий, свирепый враг, – на прекрасное лицо Цветочка на мгновение опустилась тень, – враг, который жаждет погубить всё то, что имеет значение в этом мире – любовь, радость, счастье единения. Тебе предстоят битвы с его Черной Флотилией. Что скажешь, человек? Согласен ли ты сражаться за меня?

Левассер бросил взгляд на Луиса, всё так же стоявшего поодаль с удивленным видом.

– Я должен посоветоваться, – сказал он, – я не смогу долго без него. А им рисковать не хочу.

– Это было последнее испытание для тебя, человек, – улыбнулась Цветочек, – твой друг согласится на это, поверь мне. Его любовь к тебе превыше всего, что есть на этом свете. Хотя поначалу это была лишь благодарность за любовь и за то, что ты принял его с его тайнами и болью. Но теперь все ваши беды позади. Вы оба будете неуязвимы для вражеского оружия, вечно молоды и бессмертны до тех пор, пока пожелаете. А теперь прощай, человек.

Она пошла вдоль берега и становилась всё прозрачнее, пока не исчезла, словно растаяв под лучами жаркого солнца. Левассер вернулся к Луису, который присел на песок и складывал мелкие камешки в ряд.

– Вставай, малыш, пойдем, – сказал он, протягивая руку испанцу, – наш корабль ждет нас.

Луис поднял голову, глядя на него с непередаваемым выражением.

– С кем ты говорил, Лив? – спросил он с удивлением и оттенком страха.

– Не знаю, – задумчиво произнес Левассер, присаживаясь рядом и глядя на сверкающую точку в море, – но она точно не просто женщина. Когда ты исчез у меня из рук на берегу, именно она подсказала, где тебя искать. А теперь она подарила нам эти камни и корабль, что стоит вон там. Что такое, Лу, на тебе лица нет!

– Она? – Луис неожиданно зябко поежился. – Лив, я не видел никого и ничего. Ты просто говорил. А рядом никого не было.

Так или иначе, но корабль ждал их. Громадный, белоснежный корабль, словно выточенный из белого дерева и слоновой кости, стоял в полумиле от берега. А от него уже летела такая же белоснежная шлюпка. Шестеро гребцов работали веслами споро и дружно, и скоро шлюпка была уже совсем близко.

– И чего ты ждешь? – спросил Левассер, с ухмылкой глядя на возлюбленного. – Хочешь, чтобы я тебя отнес в лодку на руках, как молодую жену?

Луис вспыхнул и решительно рванул к шлюпке. Забрался в неё, едва не опрокинув и отряхивая воду с конечностей с энтузиазмом промокшей кошки. Левассер хохотнул, едва подавив желание шлепнуть по изящной заднице, но решил не компрометировать любовника перед командой.

Корабль сверкал и в переносном и в прямом смысле. Выскобленная до младенческой чистоты палуба сияла. Левассер от души веселился, наблюдая, как Луис выбирается из шлюпки, озираясь с потрясенным видом.

– Я думал, тут будет куда грязнее, – сказал испанец, осторожно облокачиваясь о резной борт, – но должен предупредить тебя, Лив, я ненавижу качку, и меня от неё тошнит. Так что иногда мы будем приставать к берегу.

– Качки не будет на этом корабле, – произнес крупный моряк, одетый в парусиновые белоснежные штаны и затканный узорами жилет, – если, конечно, капитан не захочет идти под ветром и по воде.

– Вы боцман? – спросил Левассер, оглядывая его от лысой головы до добротных сапог.

– Нет, капитан, – с едва заметной улыбкой произнес моряк, – я квартирмейстер на вашем корабле. Аластор Гейтс, раньше служил с капитаном Флинтом, – при этом имени по лицу мужчины прошла тень. – Здесь все лучшие из лучших, просоленные морем, продубленные ветрами и солнцем. Глядите… – он указал на гибкого молодого матроса, который мчался вверх по вантам как обезьяна, – это Норрингтон. Отличный парень и прирожденный моряк. А вон тот, с горящими глазами и седой, это как раз и есть боцман, Израэль Хэндс. Мы когда-то вместе плавали на «Морже». Остальные не хуже, поверьте, – Гейтс легким отеческим подзатыльником проводил худенького юнгу лет десяти-двенадцати, который мчался к рулевому, громадному кряжистому моряку с испитым, но добродушным лицом. – Хорошая команда, быть может, лучшая, с которой мне доводилось плавать. А теперь, если позволите, я покажу вашу каюту.

– Вы нас ждали? – спросил Луис, с любопытством разглядывая белоснежные, затканные золотыми цветами паруса, резные мачты и реи.

– Не очень долго, – признался Гейтс, провожая их к надстройке, – мы до последнего не знали, прибудете ли вы. Хозяйка лишь пару склянок назад сообщила, что капитан и его сопровождающий уже ждут. Вот здесь ваша каюта, капитан. А ваша, сэр…

Луис поднял голову, глядя на Левассера. Щеки его полыхали от смущения, но он весело улыбнулся.

– Не стоит, сеньор Гейтс, – сказал он, с вызовом подняв голову, – я буду в одной каюте с капитаном.

***

Дни складывались в недели, недели в месяцы, месяцы в годы. Ни Левассер, ни Луис Рамон не считали их. Они просто жили, путешествовали, приставали к чуждым прекрасным берегам, странным и удивительным, жили странной жизнью, тратили не оскудевающие запасы драгоценных камней, сражались с Черной Флотилией и любили друг друга. Иногда бок о бок они стояли на носу «Скитальца» и тихо говорили о том, что о большем им не приходилось мечтать, когда погруженные каждый в свой собственный Ад, они скитались по морям разлук и землям отчаяния. Но время боли ушло, злое время страданий и одиночества, оно навсегда миновало для двоих, узнавших истинную цену любви. И теперь для них впереди была Вечность, полная приключений, странствий. Вечность, в которую они шли рука об руку.

Конец.

Назад