========== Пролог ==========
Он мог слышать. Монотонные удары доносились из тьмы, и им вторил дребезжащий старческий голос. Грудь горела невыносимым пламенем, дышать было почти невозможно. Но самое страшное было не это. Он не помнил ни кто он, ни где находится. Он лежал, не имея сил пошевелиться, перехватывая воздух мелкими глотками.
Он мог видеть. Костер потрескивал, освещая индейскую хижину. И одеяло, укрывавшее измученное болью тело, было индейским, с тонкой вышивкой. Он видел сухую фигуру, облаченную в шкуры и странного вида рогатый шлем. Под низко опущенным краем виднелось сморщенное древнее лицо, изрытое глубокими морщинами.
Старик кончил свой ритуал и бережно сложил бубен, колотушку и широкий плащ из шкурок в плетеный короб. Туда же отправился и странный головной убор. Черты лица индейца были по-своему благородны и красивы. Тонкие линии татуировок тянулись от висков к подбородку и скулам. У старика оказались сильные горячие руки, когда он откинул одеяло и принялся ощупывать грудь раненого, прикрытую листьями какого-то растения.
— Сердце на другой сторона груди, душа на другой сторона Тьмы, — дребезжащий голос ворвался в помутившееся сознание, — ты лежать спокойно, бледнолицый, так надо.
Как ни странно, от прикосновений старца боль утихала, растворялась.
— Кто вы? — голос плохо слушался, но как-то удалось вытолкнуть пару слов в пересохшие губы.
Старик оглянулся и что-то произнес на резком отрывистом наречии. Вошедший в хижину высокий стройный индеец молча протянул длинные стебли растения, источавшего незнакомый, неописуемо тонкий аромат. Что-то было странное в облике молодого воина, и не сразу удалось понять, что одежда его больше напоминает женскую.
— Хассе смотреть за тобой, — старик медленно провел рукой по груди раненого, — духи звать меня, я идти.
Молодой индеец присел рядом, держа колени вместе, как это делали женщины. Старик тяжело поднялся и заковылял к выходу. Скоро шаги его стихли вдали. Тишину прерывал лишь тоненький плач койота.
— Я не кровожаден, — сказал Хассе, и голос его был низким, чуть хрипловатым и рокочущим, точно водопад, — но если бы Тень Волка не запретил мне трогать тебя, ничто бы не спасло твою жизнь, Аренс Ринггольд.
Имя ничего ему не говорило. Разве что снова заболела грудь, и он невольно прижал к ней руку.
Хассе наклонился, пытливо глядя в глаза раненому.
— Ты не помнишь меня?
Ответом ему было молчание. Он не помнил даже себя. Имя, которым его назвали, было чужим.
— Грудь горит, — пробормотал он, облизав пересохшие губы, — пить…
Хассе налил немного воды из тыквенной фляжки в плоскую глиняную чашку и поднес раненому. Тот жадно глотнул.
— Больше нельзя, — сказал индеец, убрав чашку.
— Где я? — раненый взглянул на затухающий костер. — Кто я?
Глаза Хассе чуть расширились. Он хотел было что-то сказать, но не мог. Наклонившись над раненым, всмотрелся в его лицо. В черных, как ночь, глазах застыла невыразимая тоска и боль.
— Ложь тебя не спасет… — прошептал он, наклонившись так низко, что губы его почти касались губ раненого. — Но даже если ты не помнишь себя, то должен помнить это…
Губы прильнули к губам. Поцелуй был почти целомудрен, но от него по телу прошла волна жара, смешанная с пульсирующей болью. Он не сразу понял, что боль прошила тело через руку, которой он попытался оттолкнуть молодого индейца.
— Мне было всего восемнадцать зим, когда ты забрал то, что не принадлежало тебе, а взамен подарил мне вечную тень позора, — в голосе юноши была боль, безысходная, как прибитая дождем земля, — ты сломал Хассе, разбил, точно браслет из прозрачного камня. А после ушел, смеясь надо мной и оскорбляя меня. Но ты дал мне вторую душу, и за это я благодарен тебе.
— Я не помню, — устало произнес раненый, — я не помню…
Хассе медленно выпрямился, его темные глаза сверкнули и погасли. Он натянул сползшее одеяло и усмехнулся.
— Отдыхай, Аренс Ринггольд, впереди у нас еще много времени.
…Он позабыл об этом разговоре, как забыл и о своей прошлой жизни. Ныне жизнь его была борьбой со смертью. И в борьбе этой он должен был выйти победителем.
========== Часть 1. МЕЖДУ СВЕТОМ И ТЬМОЙ ==========
Солнце было скрыто густым пологом туч, но Аренс предпочел мягкую траву и редкие капли дождя духоте типи. За прошедшее время он смирился с новым для него именем и с постоянным присутствием Хассе. Тень Волка никуда не отпускал его без сопровождения. Это была скорее забота о безопасности самого Аренса, чем боязнь побега. Потерявший память, беспомощный, точно дитя, он был бы обречен в землях индейцев. Но рядом был Хассе. И сейчас он сидел, прислонившись спиной к большому валуну, и ветер трепал его длинные блестящие волосы.
— Земля дрожит, — сказал Аренс, сев и примяв ладонями траву.
— Это антилопы, — откликнулся индеец, — думаю, мужчины племени пойдут охотиться уже завтра утром. Но нам с тобой не стоит волноваться. Думаю, Расщепленный Камень подарит мне шкуру, как обещал, — в голосе его послышались мечтательные нотки. — Я ее вычищу, выдублю и сошью новые мокасины для всех нас. Старые совсем прохудились.
— Расщепленный Камень — это тот молодой вождь, что приезжал на днях? — с некоторым неудовольствием произнес Аренс, глядя на своего спутника. — Мне он не нравится.
— Зато он нравится мне, — Хассе потянулся, мечтательно зажмурившись. — И, что намного важнее, я нравлюсь ему.
Аренс обхватил плечи руками, глядя на свинцовые тучи. Ему на самом деле было неприятно слушать, как Хассе хвалит другого, пусть и вождя. Он не мог бы объяснить, что его так злило. Он так и не вспомнил ничего, что было до того, как он очнулся в типи старого шамана. Хассе говорил странные вещи, многое казалось ему не то чтобы неправильным — просто совсем чужим.
Старый шаман заботился о нем, лечил, но даже он не мог вернуть память. Впрочем, Аренсу показалось, что это всех более чем устраивало. Он несколько раз пытался разузнать у Хассе, кто он и откуда, но юноша либо отмалчивался, либо переводил беседу на другие темы.
Сам Хассе, внук Тени Волка, был «человеком с двумя душами», в свое время выбравшим путь женщины. Он был добр, благороден и после той ночи никогда не напоминал Аренсу о том, что между ними когда-то было. Первое время они относились друг к другу с холодным недоверием, но со временем сблизились. Это случилось больше оттого, что старик запрещал Аренсу гулять одному. Он еще не до конца оправился от ран, огнестрельной и ножевой, чуть не оказавшихся смертельными, — они то и дело давали о себе знать слабостью и обмороками, из которых Аренс выходил с большим трудом. Хассе сопровождал своего подопечного, и понемногу холод между ними превратился если не в тепло, то в спокойное приятие. А постепенно и болезнь Аренса сошла на нет, хотя его по-прежнему старались оберегать от излишней нагрузки.
— Зачем я нужен твоему деду? — спрашивал Аренс, пока они с Хассе бродили по перелеску в поисках фруктов, ягод и съедобных корешков. Тот пожимал плечами.
— Дедушка сам тебе расскажет, когда придет время.
Понемногу, исподволь, терпеливый и упорный индеец обучал своего подопечного маскоги, языку, на котором говорили семинолы, а также необходимым навыкам выживания и обычаям племени. Аренс не был хорошим учеником, иногда у него случались вспышки гнева и агрессии, но Хассе был неизменно терпелив и мягок с ним. Сам он в совершенстве знал английский, тот язык, на котором говорил Аренс, и другой язык, французский. На вопрос «откуда» отвечал, что племя их иногда принимало охотников и бледнолицых, ушедших от своих. У одного из таких бледнолицых он научился «франсе», у другого с легкостью перенял «эспаньол», у третьего, чужеземца с голубыми, как небо, глазами, нашедшего дом, дружбу и супругу в племени семинолов, сумел научиться трудному русскому. Языки давались Хассе очень легко, и Аренс этому немного завидовал. Сам он неохотно и трудно обучался даже языку семинолов. Правда, оказалось, что он откуда-то немного знает французский и испанский. Они часто беседовали с Хассе, переходя с одного языка на другой, потому что молодой индеец считал способность договориться самым лучшим оружием.
Дождь хлынул так неожиданно, что у Аренса и Хассе не было времени добежать до типи, которое стояло за небольшим пролеском. Зато невысокие скалы, возле которых молодые люди расположились, изобиловали пещерами.
— Сюда, быстрее, — Хассе торопливо затащил мокрого Аренса в небольшую, но вполне сухую и уютную пещерку. — Раздевайся скорее, не то простынешь.
Сам он шустро сбросил с себя тряпье и остался только в коротенькой повязке на бедрах. Аренс, стуча зубами, стянул куртку и нижнюю рубаху, а затем и мокасины со штанами.
— Все хотел спросить, почему мы живем отдельно от остального племени? — полюбопытствовал Аренс, которому было скучно сидеть молча. Хассе кончил выжимать воду из своих прекрасных длинных волос и откинул их на спину. Волосы Аренса не были так длинны, хотя и отросли порядком за прошедшие месяцы; обычно он связывал их в хвост кожаным шнурком. Хассе нравилось, когда он распускал их: волосы бледнолицего были белыми, как облака, и вились крупными локонами.
— Дедушка — шаман, Говорящий с Ветром, он слышит чужие мысли и умеет читать в сердцах, — отвечал Хассе, растираясь, чтобы согреться, и растирая Аренса, — ему иногда бывает трудно жить рядом с людьми, слышать их все время. Но ты ведь сам видишь, люди все равно идут в наш типи за помощью.
Они еще немного поговорили на маскоги, в основном обсуждая последние новости племени. Потом уставший за день Аренс прикорнул было, опершись о стену, у которой сидел, но Хассе не позволил ему.
— Стена холодная, снова будет жар, — сказал он, придвинувшись к своему подопечному. — Я сяду ближе к ней, а ты подремлешь на моем плече.
Аренс не почувствовал ни стыда, ни смущения, свойственного обычно белым соплеменникам. Он послушно перебрался со своего места и прислонился спиной к груди Хассе. Сон сморил его почти сразу.
Ему снилось странное место. Тьма и свет здесь струились потоками, деревья казались сотканными из хрусталя, а небо было беззвездным и черным. Он слышал голос, зовущий его, не мужской, не женский, голос, словно лившийся отовсюду:
«Иди ко мне, Слезы Тьмы! Я жду тебя!»
Пробуждение было резким, из сна его просто выбросило. Не сразу поняв, где находится, Аренс в удивлении озирался по сторонам.
— Дождь закончился, — сказал Хассе, кивая на выход, за которым Аренс увидел высокую сильную фигуру. Он не сразу узнал этого человека. Только выбравшись из пещеры и приблизившись к нему, понял, что это член племени и побратим вождя, Человек из-за Великой Воды.
— Zdravstvuj, Andrej, — Хассе положил руку на плечо гостя и продолжил уже на английском: — Какие счастливые духи привели тебя к нам?
— Меня послал вождь, — откликнулся голубоглазый великан, с улыбкой ответив на приветствие, — велел охранять тебя, дедушку и твоего друга. Что-то происходит, но я еще плохо знаю ваш язык, чтобы понять. Понял только, что племя снимается с места.
Они бок о бок пошли к перелеску. Аренс с любопытством рассматривал чужеземца, носившего имя Андрей. Он и раньше видел этого человека, правда, в основном издалека, и знал от Хассе, что тот прибыл из далекой заснеженной России. Это был высокий, мускулистый и гибкий мужчина с приятным лицом, улыбчивыми пухлыми губами и огромными светлыми глазами, яркими, как полированная бирюза. В его движениях и жестах чувствовалась скрытая мощь, против которой вряд ли устоял бы даже дикий барс.
— Как Горлинка? — спросил Хассе, связывая волосы ремешком, чтобы не путались.
— Вот-вот родить должна, — в голосе Андрея прозвучала глубокая нежность. — С ней сейчас твоя мать и Облачко.
Аренс вслушивался в их беседу, припоминая имена. Горлинка и Облачко были родными сестрами Хассе, именно из-за Горлинки два года тому назад чужеземец-русский остался в племени и стал его частью — небывалый случай, поскольку семинолы находились в состоянии войны с белыми. Исключения бывали, но очень редко. Андрей спас Горлинку, отбив ее у банды подонков, похитивших индеанку у реки, куда та пришла за водой. Почти десять дней они провели вдвоем в болотах и пустошах, пробираясь к племени, и потом не пожелали расставаться. Племени нужны были хорошие сильные воины, а великан не знал страха, был прекрасным следопытом и опытным мудрым бойцом. Его приняли в племя после соответствующего ритуала и испытания храбрости и терпения, и вскоре многие достойные воины стали искать его дружбы, потому что доброта, мужество и благородство души были в цене у семинолов.
— Слушайте! — Аренс неожиданно замер, схватив спутников за руки. Все трое застыли, вслушиваясь в прохладный сумрак. Издалека донеслись крики, выстрелы и перестук копыт. Аренс слышал их так отчетливо, будто они звучали в его голове.
— Я ничего не слышу, — сказал спустя короткое время Хассе, — только ветер.
— Я тоже, — Андрей удивленно тряхнул растрепанной головой. — Тихо.
— Выстрелы, крики… — Аренс поежился, чувствуя себя неловко и глупо. — Я их слышу.
Хассе бросил на него острый взгляд.
— Тогда нам следует идти побыстрее, — сказал он, — надо увидеть дедушку.
Андрей ничего не сказал, но по его лицу было заметно, что он счел Аренса умалишенным. Впрочем, умалишенные пользовались у индейцев определенным уважением — как имеющие связь с Великим Духом.
Они быстро преодолели перелесок и очутились у небольшой скальной гряды, возле которой стояло жилище шамана.
— Дедушка! — Хассе бросился к старику, мирно курившему трубку у входа в типи.
Он что-то быстро и тихо говорил на родном языке, Аренс не мог разобрать ни слова. Но старик оживился, вынул трубку изо рта и внимательно посмотрел на Аренса.
— Ты говорить, что слышать, — сказал он, поднявшись и приблизившись к нему. — Говорить все сейчас.
Аренс, растерянный и порядком озадаченный, повторил, что слышал выстрелы, крики и звуки битвы. Старик крепко сжал его плечо пальцами, похожими на паучьи лапки.
— Ты идти со мной. И ты, Человек из-за Моря, тоже идти с нами, — обратился он к Андрею, который с любопытством разглядывал старого шамана. — А ты, — продолжал он уже на маскоги, обращаясь к внуку, — ветром лети к военному вождю и передай ему, что бледнолицые близко. Пусть вышлет лучших разведчиков.
Хассе немедленно бросился выполнять приказ, а его спутники послушно вошли следом за стариком в типи и сели на указанные места. Андрей вопросительно взглянул на Аренса, но тот тоже мало что понимал, а потому пожал плечами.
Тень Волка раздул тлеющие в жаровне угли и бросил на них зерна какого-то растения, источавшие дурманный приятный аромат.
— Ты быть тут, — сказал старик, глядя на Андрея, — моя просить тебя, белый брат, охранять Слезы Тьмы, — он указал на Аренса. — Моя старый совсем, скоро уйти в Страну Великого Духа. Он быть тут, быть великий шаман всех семинолов.
Озадаченный Андрей молчал, переводя взгляд с Аренса на старика и обратно и явно не совсем понимая, что от него требуется. Впрочем, и сам Аренс был поражен не меньше.
— Но я не шаман, — возразил он, качая головой, — я никогда не…
— Ты быть шаман, — Тень Волка упрямо тряхнул седыми космами, — твоя душа быть по ту сторону Тьмы. Твоя вернуться обратно, но Мир Духов призывать быть часть тебя. Ты — бледнолицый, но Великий Дух выбирать тебя. Мне указать дорогу на место, где ты лежать. Ты был мертвый… но живой. Ты должен быть мертвый сейчас, но ты жить по велению Великого Духа.
В памяти всплыл странный сон, виденный в пещере. Аренс поежился, бросив взгляд на заколыхавшуюся шкуру у входа. От сквозняка затрепетали языки пламени в очаге, и на миг показалось, будто слабый вздох раздался отовсюду. Старик достал из мешочка, висевшего у него на поясе, какой-то порошок и бросил щепотку в огонь, который тут же вспыхнул с новой силой, но пламя его было теперь лиловым. Несколько горящих частичек взвились в воздух и опустились на лицо и руки Аренса, но не обожгли его.
— Хороший знак, — старик потянулся, коснувшись тонкими костлявыми пальцами руки Аренса, — священный огонь не трогать тебя. Мир Духов говорить с тобой. Ты видеть сны, которые дадут Знание.