— В эротическом смысле полковник Марков давно меня не взволновывает, а прапорщики со своим казарменным юмором осточертели! Смогу я полюбить только такого человека, у которого будут эти три цвета: щеки как кровь, волосы как ворон, тело как снег! Понимаю, что нынче в моде загорелые блондины, но от них меня уже тошнит.
Солдаты - срочники оторвались от недорезанного барана и сказали:
— Счастье и удача тебе, герлфренд нашего командира, ибо близко от тебя такой человек. К части прикомандирован журналист, так вот он - красавчик каких поискать.
Девушка ответила:
— Не буду я здорова, пока не увижу его!
Быстрее исполнилось ее желание, чем могла представить себе Эльза. Буквально на следующий день Тарас, сын Сидоров, отправился погулять на окраину чеченской деревеньки. Он громко пел такую кантину:
— О девы! Будет
Тот лох полнейший, кто о вас забудет!
Ведь спинки у вас длинные, как у зайчиков!
Эльза выскользнула из квартиры полковника и стала наблюдать за журналистом. Тарас, сын Сидоров, сказал:
— Красива телочка, что прогуливается возле нас.
Эльза ответила:
— Телочки хороши, коли есть на них быки.
— Рядом с тобой бык каких поискать: товарищ полковник, который поклялся сшить себе генеральскую шинель из бород пленных моджахедов и которого даже в подпитии боятся рубаки Четырнадцатого особого батальона.
— До сей поры равный тебе не пытался задрать мне юбку!
— Не бывать тому, ибо уха у меня только два.
— Ты отказываешься от меня?
— Воистину так!
— А вздрогнуть сиськами под оркестр?
— Без меня, уважаемая.
С этими словами журналист развернулся и ушел.
€ € €
Опечаленный пришел Тарас, сын Сидоров, в расположение части, но он был молод, гормоны булькали в его крови, а Эльза была юна и златокудра, так что вскоре журналист все равно начал бегать на свидания к ней в лесок за холмами и приходить оттуда с такой довольной рожей, что прапорщики и солдаты срочной службы только скрипели зубами.
Зима в горах длится долго. Пока леса не оденутся листвой и не скроют лесной народ от зорких вертолетчиков, моджахеды предпочитали отсиживаться в далеких ущельях. Так что единственным развлечением военных было посплетничать. Сплетничали же они, разумеется, о романе между Тарасом и Эльзой.
Пропитанные запахом теплого спирта слова ползли по склонам Большого Кавказского хребта и вползали в уши, которым давно надоело слушать лишь вой горного ветра. Доползли эти слова и до ушей полковника Маркова.
Покрытый шрамами рубака взревел:
— Как?! Этот сопляк, прикомандированный к моему батальону осмелился расстегнуть ширинку в присутствии Эльзы?! Его перепачканные в чернилах пальцы щипали за задницу мою герлфренд? Убью обоих!
Однако доказательств у полковника все-таки не было. А просто так убивать столичных журналистов ему было немного неловко. И поэтому для начала полковник Марков решил устроить подозреваемым шариатский суд.
Все военнообязанные Северо-Кавказского военного округа, потирая руки, ждали назначенного для суда дня. Давненько у них не было такого развлечения! Эльза же плакала и не знала, что делать, потому что, по шариатским понятиям, ей полагалось ответить за все. И вот что она придумала.
За день до того, как должен был состояться суд, она тайно передала, чтобы Тарас, сын Сидоров, явился к берегу ручья, протекавшего через их селение. Он выполнил ее просьбу и явился в назначенное место, изменив свою внешность: на голове его была папаха, а на плечах джигитская бурка.
Тарас встал на берегу ручья и притворился мирным чеченцем. Мол, стою, любуюсь бегом воды, в конфликт с федералами вступать не собираюсь. А Эльза сделала вид, будто несет своему полковнику теплый ужин.
Пытаясь перейти через ручей, Эльза оступилась, начала падать и крикнула Тарасу:
— Друг! Подойди поближе и помоги мне!
Тарас схватил ее за руки, но не удержался и грохнулся на землю, не выпуская ее из своих объятий. Увидев этот беспредел, военнослужащие бросились к нему, Но Тарас успел ускользнуть, свалить домой и в темпе переодеться.
Никто его так и не узнал.
€€€
На следующее утро все офицеры и прапорщики собрались на главной площади села, в котором на зиму расположился Четырнадцатый особый батальон.
На трибуне за покрытым красной тканью столом сидел сам полковник Марков. Вид у него был неприступный и грозный. Он был полон решимости покарать изменницу за ее поведение.
Покрутив усы, он произнес:
— Не приступить ли нам, достопочтенные сиры, к тому, ради чего мы все здесь собрались?
Офицеры в ответ покрутили собственные усы и отвечали так:
— Отчего ж не приступить? Самое время, пожалуй, взять да и приступить.
— Тогда приведите сюда Эльзу, которая раньше считалась моей герлфренд, а теперь является подсудимой! Эльза вышла вперед.
— Знаешь ли ты, изменщица, зачем мы тебя сюда позвали?
— Понятия не имею, о бойфренд мой!
— Не называй меня так, а называй меня «товарищ полковник», ибо твое поведение бросает тень на весь офицерский корпус нашего военного округа!
Заломив руки, Эльза упала перед полковником Марковым на землю и заголосила:
— Откуда это?! Кто оклеветал меня, товарищ полковник?! Назови его имя, и я выцарапаю гаду глазенки!
Грозный и насупленный рубака еще раз покрутил свои пышные усы. Теперь он делал это немного не так уверенно, как раньше. О коварство женщин! Все-таки трудно мужчине не поверить той, чью задницу он долго щипал собственными пальцами, и даже полковник Марков начал сомневаться в виновности Эльзы.
Подумав, он сказал:
— Хорошо, Эльза. Допустим, ты задирала юбку только в моей казарменной спальне, но где доказательства? Могу ли я тебе верить?
— Конечно можешь! И вообще... Вспомни, как позавчера... ночью... я тебе...
Полковник сглотнул, и его боевым товарищам показалось, что он немного покраснел. Воистину было странно видеть краснеющим этого закаленного в сражениях и многократно контуженного рубаку.
— Поступим же следующим образом. Принесите мне Устав внутренних войск, и пусть все видят, как, положив на него правую руку, ты поклянешься, что чиста предо мною!
Устав был принесен, и Эльза приготовилась произнести торжественную клятву. Но уже открыв рот, она замялась и убрала руку с книжицы в зеленой, цвета хаки, обложке.
Полковник вскричал:
— Ага! Не можешь поклясться! Так значит, все-таки ты виновна?
— Нет, о бойфренд мой, срезавший бороды себе на шинель с многих сотен моджахедов! Не в этом дело.
— А в чем же, коварнейшая?
— Как я могу поклясться, что только ты в своих объятьях катал меня по горизонтальной поверхности, если полгарнизона видели, как вчера какой-то местный чилиец в папахе кувырнул меня на землю и кувырнулся вместе со мной? Будет ли искренней моя клятва?
Полковник нахмурился, но тут же перестал. Разумеется, ему докладывали об инциденте и о том, что безрукого раздолбая, не сумевшего удержать падающую девушку, так и не нашли. Поэтому он сказал:
— Это не страшно. Поклянись в том, что только я и тот остолоп сжимали тебя, лежащую, в объятиях, а больше никто!
— Клянусь!
— Точно?
— Как контрольный выстрел не в бровь, а в глаз!
Полковник улыбнулся, заключил обольстительницу в объятия, и инцидент был исчерпан. Все остались довольны.
Полковник вернул себе честь в глазах товарищей-офицеров, Эльза избежала ненужного геморроя, а Тарас, сын Сидоров, вскоре вернулся домой, в Петербург, и отписался для своей газеты «Смена» целой кучей чеченских репортажей.
€ € €
Осталось нам упомянуть, почтеннейшие, лишь вот о чем. Провожая журналиста на транспортный борт до дому, полковник долго тряс ему руку, а потом наклонился к самому уху Тараса и сказал:
— Если бы я узнал, что ты ее... это самое... то отрезал бы тебе яйца. Понял?
— Да, товарищ полковник.
— Лично бы... Повтори!
— Вы бы своими руками отрезали мне яйца!
— А Эльзу повесил бы на ее собственном золотистом волосе. Понял?
— Так точно!
Мораль же этой истории к прекрасным дамам не относится и в целом такова: кто его знает, как все в жизни обернется, а потому, достопочтенные господа, не стоит хранить все яйца в одной мошонке.
Глава 12. ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДСКИЙ ЛИФТ
Жена сказала, что нам стоит съездить в офис турфирмы. В газете бесплатных объявлений она нашла контору, отправляющую людей в Финляндию практически даром. Даже дешевле! Контора готова приплатить тем, кто едет в Финляндию!..
Жена просила на машине отвезти ее куда-то на окраину города, в самый конец Ленинского проспекта, где благодетели поджидали тех, кто клюнет на их рекламу.
Офис турфирмы находился на пятом этаже стеклянного небоскребика. Небо он скреб всего лишь крышей девятого этажа. Лифт поднял нас к пластиковым дверям, на которых было написано: «Турфирма "Мюнхенские ворота". Мы делаем отдых приятным!» Ниже название фирмы было написано по-немецки: «Munchgausen».
Жена толкнула дверь, и мы прошли внутрь.
— Чем могу помочь?
Сразу за дверью сидела девушка. Синий пиджак. Бейдж «Администратор». Светлые волосы затянуты в пони-тейл.
— Вы турфирма? Блондинка кивнула.
— А почему «Мюнхенские»? Вы продаете путевки только в Германию? Нам в Германию не надо.
— Продаем куда угодно. Просто у нашей фирмы такое название.
Жена спросила, сколько стоит съездить в Хельсинки. Девушка пощелкала клавиатурой и назвала цифру: $192. Для двоих на три дня. В стоимость включены посещение аквапарка «Серена» и обзорная экскурсия.
Жена кивнула мне головой: действительно недорого.
— Желаете оплатить путевки сейчас?
— Нет. Наверное, нет. Чуть попозже. Мы хотели бы все обдумать.
— Пожалуйста.
— Если мы оплатим путевки попозже... Это возможно? Допустим, в конце недели?
— Разумеется. Вы хотите забронировать места? В смысле, оставить залог, чтобы их никто не купил?
— Каков размер залога?
— Пять долларов. Это за двоих. Если вы передумаете, не станете брать путевки, залог тут же возвращается. В принципе, это формальность.
Пять долларов? Я сказал, что заплачу. Жена улыбнулась. Даже если они обманут и не вернут мне ни цента, дело того стоило. Улыбка жены ценится дороже пяти долларов. Это редкое удовольствие стоит... ну, скажем, семь пятьдесят.
Потом я еще послушал девушку, полистал каталоги, набрал блестящих рекламных проспектиков и только после этого был отпущен восвояси. Мы вышли, дошли до лифта, я нажал кнопку «ВНИЗ». Лифт подъехал, мы зашли внутрь.
— Недорого, правда?
— Правда.
— Оставаясь в городе, мы за три дня тратим иногда даже больше, правда?
— Правда.
— Сколько она сказала? Ровно сто девяносто два?
— Ага.
— Ты ведь купишь мне эту путевку?
— Разумеется, дорогая! Все, что пожелаешь.
Мы дошли до машины, я сунул ключ в замок зажигания. Потом поглядел в зеркало заднего обзора, начал выруливать на дорогу и резко нажал на тормоз.
— Fuck!
— Что?
Я отдал ей двухдолларовую купюру.
— Какую купюру?
— Ту. В два доллара. Fuck!
Эту купюру я носил в бумажнике как сувенир. Купюры в два доллара были редкостью. Такие купюры стоили минимум десять долларов. Их почти не было в обращении.
Я потер подбородок.
— Посиди здесь.
— А ты?
— Схожу. Попрошу, чтобы вернула.
— Брось. Поехали. Она не отдаст.
— А если отдаст?
Я хлопнул дверью и добежал до дверей небоскребика.
Жена открутила стекло и крикнула мне
— Убери машину с дороги!
— Я быстро! Просто посиди в машине!
— Ну, хотя бы заглуши мотор! Заходя внутрь здания, я успел заметить
недовольное лицо жены. У лифта хлопнул ладонью по кнопке «ВВЕРХ». Засунул обе руки глубоко в карманы. Глупо, что я отдал ей именно эту купюру.
В лифт вместе со мной зашли несколько человек. Все по очереди нажали свои кнопки, лифт подумал, двери закрылись, мы медленно поползли вверх... и даже успели немного разогнаться, но потом резко остановились.
Лифт загудел с усилием, дернулся, снова встал. Через пару секунд внутри погас свет.
Все помолчали, а потом девушка, духи которой щекотали мне нос, сказала:
— Похоже, мы застряли.
€ € €
Несколько лет назад я, помню, отмечал Новый год в гостях. Спать удалось лечь лишь к исходу второго января, а всего через несколько часов меня разбудили и начали звать снова за стол. Я открыл глаза и твердо решил, что ни за какой стол не пойду, а умоюсь и поеду домой.
Опухший, плохо соображающий, я дошел до кухни, взял первый попавшийся стакан и влил жидкость в пересохшее горло. Я думал, это вода, а жидкость оказалась водкой. Так что за стол я все-таки сел и потом много часов подряд занимался не тем, чем хотел, а что хотели окружающие... и велела делать выпитая водка.
Так и тут. На сегодняшний день у меня были планы. Довольно обширные. Но теперь о них можно было забыть. От меня больше ничего не зависело.
Честно сказать, я никогда не застревал в лифте. Поэтому не знал, что в таких случаях положено делать. Я просто стоял и ждал.
Мне казалось, что лифт должен поехать сам. Техника вообще должна делать все сама.
Сперва все просто стояли и ждали. Потом стоять надоело. Минут через двадцать некоторые стали по стене сползать на корточки. Я тоже сполз. Поразглядывал едва видный при тусклой аварийной лампочке пол лифта. Он был грязный.
Рядом сидел долговязый парень. У Него было несчастное лицо. Он скосил на меня глаза и проговорил:
— Поколбашивает от клаустрофобии. Чуть-чуть, но неприятно.
— Сочувствую.
— Чувствую себя как лох.
— А лох не всегда плох.
— Я давно боялся, что все именно так и случится.
— Что вы застрянете в лифте?
— Не в этом дело. Просто мы слишком доверяем технике. И при этом никто не знает, можно ли ей доверять.
Я сидел молча. Парень продолжал быстро произносить слова:
— Вот, например, говорят, будто памперсы безвредны для здоровья. Мол, на потенции они не отражаются. Слышали об этом?
— О памперсах? Или о потенции?
— Но как это можно выяснить, если памперсы были изобретены только восемь лет назад? А? То есть младенцы, выросшие в памперсах, еще не пользовались своей потенцией, понимаете?
Я подумал, что парня действительно здорово накрыло клаустрофобией.
— Мы вообще не знаем, как техника отражается на человеке. Газеты утверждают, что домашний компьютер почти безвреден. Но что, если вред от компьютерных излучений начнет проявляться только со временем? Накопится и тогда проявится по полной, а? Ох, не хотел бы я, чтобы этот день наступил завтра! Что, если уже сегодня с утра все началось... по всему миру одновременно... и хакеры начали просыпаться от того, что у них отвалился член и изо лба растет третья рука, а?
В его голосе слышалась дрожащая истерика. Я немного отодвинулся. Я сделал вид, будто должен срочно отыскать в карманах очень важную вещь.
Сунув руку в карман, я нащупал там крошки и всякий мусор. А еще — телефон. О! — подумал я. Действительно! Можно ведь просто позвонить жене и сказать, чтобы она выключила машину.
Отогнать ее с дороги она не сможет. Жена так и не научилась сдвигать с места всю эту груду металла. Но пусть хотя бы выключит двигатель — я по телефону объясню ей, что нужно делать.
Телефон осветил лица соседей зеленым светом. Я набрал номер и услышал в трубке пиликанье: нет зоны покрытия. Сигналу было не пробиться сквозь металлические стенки лифта, сквозь металлические стенки шахты лифта, сквозь стеклянные стены небоскребика.
Стоявшая надо мной девушка улыбнулась:
— Не работает?
— Нет. А у вас?
— Тоже.
Мы помолчали.
— Вот я влипла! Опаздываю... и телефон не работает.
— А у меня включенная машина... стоит посреди дороги.
— Да?
Девушке не было дела до моих сложностей. Она кусала губы и рассматривала свой телефонный аппарат. Он у нее был маленький, дамский.