В моей юности был короткий период, когда я вела себя безрассудно и была неразборчива в связях. Это были дни, когда казалось, что секс не может иметь последствий, котрые нельзя легко исправить. В теперешнее время нужно быть дурой или самоубийцей, чтобы рисковать случайной связью без долгих разговоров начистоту и справок от докторов.
Что касается меня, то целибат — мое привычное состояние. Мне кажется, что это похоже на жизнь в голодные времена. Без надежды на насыщение чувство голода притупляется и аппетит уменьшается. С Дицем я чувствую, как все мои физические процессы убыстряются, жажда контакта преодолевает мою обычную сдержанность.
Его травма требовала терпения и осторожности, но мы с этим справились. Процесс повлек за собой много смеха и тихой сосредоточенности вперемешку.
В конце концов, в десять часов, я отбросила одеяло, подставляя наши вспотевшие тела арктическому воздуху вокруг.
— Не знаю, как ты, но я умираю с голоду. Если мы не остановимся и не поедим, я до утра не доживу.
Через тридцать минут, приняв душ и одевшись, мы сидели в моей любимой кабинке у Рози.
Они с Вильямом оба работали, он — в баре, она обслуживала столики. Обычно кухня закрывается в десять, и я заметила, что Рози как раз собиралась об этом заявить, когда увидела, что кожа моего лица натерта щетиной Дица. Я прикрыла подбородок ладонью, но слишком поздно. Женщине может быть под семьдесят, но она достаточно понятлива. Она, кажется, одним взглядом отметила и источник нашей удовлетворенности и наш жадный интерес к еде. Я думала, что косметика успешно замаскировала мою раздраженную плоть, но Рози явно ухмылялась, когда объявляла блюда, которые собиралась приготовить для нас.
У Рози нет смысла даже пытаться сделать заказ. Вы едите то, что она сочтет подходящим к случаю. В честь возвращения Дица, я отметила, что ее английский значительно улучшился.
Рози припарковалась боком к столу, немножко поерзала, не глядя прямо ни на одного из нас после первого застенчивого взгляда.
— Так. Вот что вы будете есть, и не делай лицо, как всегда — вот такое — когда я говорю.
Она опустила нижнюю губу и выкатила глаза, чтобы показать Дицу мой обычный энтузиазм по поводу ее выбора.
— Я приготовлю корхелилевес, это еще называют суп для опохмелки. Берется пару фунтов кислой капусты, паприка, копченая колбаса и немного сметаны. Усталость как рукой снимет.
Потом я зажарю вам маленькую курочку и подам ее с грибным пудингом — это очень хорошо — и на потом, ореховый торт, но только не кофе. Вам нужно поспать. Сейчас несу вино. Не уходите.
Мы не ушли до полуночи. Мы не спали до часа, свернувшись вместе на узком диване. Я не привыкла спать с кем-то еще, и не могу сказать, что в результате хорошо отдохнула.
Из-за своего колена Диц был вынужден спать на спине с подушкой под левой ногой. Это давало мне две возможности: я могла лежать, прижавшись к нему, с головой на его груди, или лежать на спине, соприкасаясь с ним по длине наших тел.
Я пробовала и то и другое, неустанно ворочаясь, пока проходили часы. Половину времени я ощущала, как металлические детали дивана впиваются мне в спину, но когда я переходила к другой позиции, с головой на груди Дица, я страдала от теплового удара, затекшей руки и оглохшего левого уха. Иногда я чувствовала его дыхание на моей груди, и этот эффект совсем меня довел. Я поймала себя на том, что считаю его вдохи и выдохи. Иногда ритм менялся и появлялась длинная пауза, в течение которой мне казалось, что он сейчас умрет.
Диц спал, как солдат в боевых условиях. Его похрапывание было деликатным, достаточно громким, чтобы держать меня на карауле, но не настолько, чтобы вызвать на себя вражеский огонь.
Наконец я заснула — поразительно — и проснулась в семь, энергичная. Диц приготовил кофе и читал газету, одетый, с влажными волосами, пара очков сидела на его носу. Я наблюдала за ним некоторое время, пока его взгляд не встретился с моим.
— Я не знала, что ты носишь очки.
— Раньше я стеснялся. Я надевал их, когда ты уходила, — ответил он со своей кривой улыбкой.
Я повернулась на бок и подложила руку под щеку.
— Когда мальчики ждут тебя?
— Днем. Я снял комнату в мотеле. Если они захотят остаться на ночь, у меня будет место для них.
— Спорю, что тебе не терпится их увидеть.
— Да, но я немного нервничаю. Я не видел их два года, с тех пор, как уехал в Германию. Я не знаю, о чем с ними говорить.
— О чем ты говоришь со всеми? В основном, о всякой ерунде.
— Даже для ерунды нужна тема. Для них это тоже неловко. Иногда мы просто идем в кино, чтобы было о чем говорить потом. Я не мастер давать родительские советы. После того, как я спрошу их о девушках и об учебе, я замолкаю.
— Все будет хорошо.
— Надеюсь. А как ты? Чем будешь заниматься сегодня?
— Не знаю. Сегодня суббота, так что работать не надо. Может, буду спать. Скоро начну.
— Хочешь компанию?
— Диц, — сказала я возмущенно, — если ты опять окажешься в этой постели, я не смогу ходить.
— Ты дилетантка.
— Да. Я не привыкла к этим вещам.
— Как насчет кофе?
— Сначала пойду умоюсь.
После завтрака мы спустились на пляж. День был облачный, Облака над океаном удерживали тепло, как пенопласт. Темпреатура была около плюс двадцати, воздух мягкий и душистый, с тропическим привкусом. В Санта-Терезе зимой полно таких контрастов. Один день ледяной, другой — теплый. Океан поблескивал, отражая белизну облаков.
Мы разулись и пошли вдоль края воды, с пенистой игрой волн, окатывавших наши босые ноги. Чайки с криками носились над головой, а две собачки прыгали и лаяли на них.
Диц уехал в девять, крепко прижав меня к себе, перед тем, как сесть в машину. Я оперлась на капот, и мы долго целовались. В конце концов он отстранился и заглянул мне в лицо.
— Если я вернусь через пару недель, ты будешь здесь?
— Куда же я денусь?
— Тогда увидимся.
— Не волнуйся насчет меня, — сказала я, помахав рукой, и его машина исчезла в конце квартала. Диц ненавидит точно указывать даты, потому что от этого он чувствует себя в западне. Конечно, от всей этой неопределенности, я чувствую себя на крючке.
Я покачала головой и вернулась в дом. Как я умудрилась связаться с таким?
Я провела остаток утра, наводя порядок в квартире. На самом деле, это не требовало больших усилий, но все равно, приносило удовлетворение. На этот раз я не ощущала депрессии. Я знала, что Диц вернется, так что мои действия скорее носили характер восстановления личных границ, чем выведения из печали. Поскольку он закупил продукты, мои шкафчики были заполнены и холодильник забит, состояние, которое всегда повышает мое ощущение безопасности. Пока у тебя есть достаточный запас туалетной бумаги, что плохого может случиться?
Ближе к обеду я увидела Генри, сидящего во дворе за маленьким круглым столиком для пикника, который он купил на распродаже прошлой осенью. Он достал разлинованную бумагу и несколько справочников. В свободное время Генри составляет кроссворды и продает их журнальчикам, которыми торгуют у касс в магазинах.
Я сделала сэндвич с арахисовым маслом и маринованным огурцом и вышла к нему на солнышко.
— Хочешь? — спросила я, протягивая тарелку.
— Спасибо, я уже пообедал. Куда девался Диц? Я думал, он собирается побыть здесь.
Я рассказала о «романе» и мы немного поболтали, пока я ела сэндвич. Мягкость арахисового масла составляла великолепный контраст с хрустящим хлебом и огурцом. Разрез по диагонали открывал больше начинки, чем вертикальный, и я наслаждалась всем спектром от соленого до кислого. Это почти как секс, и раздеваться не надо. Я издала от удовольствия легкий стон, и Генри взглянул на меня.
— Дай мне кусочек.
Я уступила ему центральную пухлую часть, придерживая пальцами, чтобы он не отломил слишком много. Он пожевал, явно получая удовольствие от смеси сильных вкусов.
— Очень странно, но неплохо.
Так он всегда говорит, когда пробует кулинарное чудо.
Я тоже откусила кусочек и показала на кроссворд, над которым он работал.
— Как он продвигается? Ты никогда мне толком не рассказывал о своем бизнесе.
Генри был фанатиком кроссвордов, он выписывал «Нью-Йорк Таймс», чтобы разгадывать кроссворды каждый день, и заполнял их чернилами. Иногда, чтобы развлечься, он оставлял клеточки через одну пустыми, или заполнял сначала наружные края, двигаясь к центру по спирали. Кроссворды, которые он составлял, казались мне очень трудными, хотя он заявлял, что они легкие. Я наблюдала, как он создавал десятки, не понимая стратегии.
— Вообще-то, я усовершенствовал свою технику. Мой подход был бессистемным. Теперь я лучше организован. Этот маленький, всего пятнадцать на пятнадцать. Вот основа, которой я пользуюсь, — сказал он, показывая на шаблон с решеткой из черных квадратиков.
— Ты сам не придумываешь формат?
— Обычно нет. Я пользовался этим несколько раз, и он мне подходит. Они все симметричные, и, если заметишь, ни одна область не закрыта. Правила говорят, что черные квадраты не должны превышать одной шестой общего количества. Есть еще другие правила.
Например, нельзя использовать слова, в которых меньше трех букв. Хорошие кроссворды имеют тему, вокруг которой организованы ответы.
Я взяла один из справочников и повертела его в руках.
— Что это такое?
— В этой книге содержатся слова в алфавитном порядке, от трех до пятнадцати букв. А та — заключитель кроссвордов, в ней слова в сложном алфавитном порядке, до семи букв.
Я улыбнулась его энтузиазму.
— Как получилось, что ты этим занялся?
Он отмахнулся.
— Поразгадывай их достаточно и никуда не денешься. Ты должен будешь попробовать сам, просто чтобы посмотреть, как это. Существуют даже чемпионаты по кроссвордам, начались в 1980. Это надо видеть. Кроссворды спроецированы на экран. Настоящий волшебник может ответить на шестьдесят четыре вопроса за восемь минут.
— Тебе когда-нибудь хотелось поучаствовать?
Он помотал головой.
— Я слишком медленно соображаю и меня легко сбить с толку. Кроме того, это серьезный бизнес, как чемпионаты по бриджу.
Он поднял голову.
— Твой телефон звонит.
— Правда? Ты слышишь лучше меня.
Я выскочила из-за стола и помчалась к дому, подняв трубку одновременно с автоответчиком.
Дотянулась до кнопки отключения, когда мой голос закончил просьбу оставить сообщение.
— Алло, алло. Это я. Я дома.
— Эй, — сказал мягко мужской голос. — Это Гай. Надеюсь, вы не возражаете, что я звоню в выходной.
— Конечно, нет. Что случилось?
— Ничего особенного. Донован звонил мне в церковь. Я так понял, что вчера они втроем — он и Беннет с Джеком, устроили собрание. Он говорит, что они хотят, чтобы я приехал на несколько дней, и мы сможем поговорить насчет наследства.
Я почувствовала, как все мое тело застыло.
— Вот как. Интересно. Вы собираетесь это сделать?
— Думаю, что да. Может быть, но я не совсем уверен. У меня был долгий разговор с Питером и Винни. Питер думает, что настало время открыться для диалога. У него завтра молитвенное собрание в Санта-Терезе, так что все получается удачно. Они смогут подвезти меня, но он подумал, что лучше сначала поговорить с вами.
Я помолчала.
— Хотите правду?
— Ну конечно. Для этого я и позвонил.
— На вашем месте я бы этого не делала. Я там была вчера вечером, и все выглядит очень напряженным. Вы бы не захотели, чтобы это выплеснулось на вас.
— Как так?
— Чувства кипят, и ваше появление только сделает хуже.
— Это было моей первой реакцией, но потом я стал думать. Донован сам позвонил мне, я ему не звонил. Мне кажется, что если они втроем предлагают перемирие, я должен, по крайней мере, быть готов встретиться с ними на полпути. Хуже не будет.
Я подавила в себе желание наорать на него. Я знаю, что крик — это не самый удачный метод убеждения людей в твоей точке зрения. Я видела его братьев в деле, и Гаю было до них далеко. Я бы не доверилась этой троице ни при каких обстоятельствах. Учитывая эмоциональное состояние Гая, я понимала, почему он мог соблазниться, но он будет дураком, если пойдет в этот дом без консультанта.
— Может, это перемирие, а может и нет. Смерть Бадера принесла много разных вещей. Если вы пойдете неподготовленным, то примите на себя полный ушат дерьма. Вы окажетесь в кошмаре.
— Понимаю.
— Я так не думаю. Не хочу критиковать ваших братьев, но они совсем не милые ребята, по крайней мере в том, что касается вас. Между ними полно разногласий, и ваше появление только подольет масла в огонь. Честно. Вы и представить себе не можете.
— Я должен попробовать.
— Может быть, но не так.
— Что это значит?
— Вы окажетесь точно в таком же положении, в каком были, когда уходили. Вы будете падшим, козлом отпущения для всей их враждебности.
Я слышала, как он пожал плечами.
— Тогда, наверное, нам надо об этом поговорить. Выскажи все и решай, что с этим делать.
— Все уже высказано. Эти трое ничего не стесняются. Все конфликты наружу, перед лицом Бога и всех остальных, и поверьте мне, вам не захочется, чтобы их яд вылился на вас.
— Мне не показалось, что Донован затаил зло на меня, и, по его словам, Беннет и Джек тоже.
Правда в том, что я изменился, и они должны это увидеть. Как иначе я смогу их убедить, если не лицом к лицу?
Я зажмурилась, пытаясь контролировать свое нетерпение. Я знала, что будет лучше держать язык за зубами, но мне всегда было трудно удержать свое мнение при себе.
— Послушайте, Гай. Я не хочу стоять здесь и учить вас вести дела, но это не имеет к вам отношения. Это связано с их отношением друг к другу. Это связано с вами, отцом и всем тем, что происходило после того, как вы ушли. Вы станете мишенью для всей злобы, которую они накопили. И зачем ставить себя в такое положение?
— Потому что я хочу снова быть с ними связан. Я все испортил. Я признаю это и хочу исправить. Питер говорит, что не может быть никакого исцеления, пока мы не сядем все вместе и не поговорим.
— Это все хорошо и правильно, но на кону стоит гораздо больше. Что, если всплывает тема денег?
— Меня не интересуют деньги.
— Чушь. Это ерунда. Вы хоть представляете, о какой сумме идет речь?
— Без разницы. Деньги для меня не имеют значения. Мне они не нужны. Я и так счастлив.
— Это вы сейчас так говорите, но откуда вы знаете, что ничего не изменится? Зачем создавать себе проблемы на будущее? Вы говорили с Ташей? Что она говорит об этом?
— Мне не удалось с ней поговорить. Я звонил в офис в Ломпок, но она уже уехала в Сан-Франциско, а потом секретарша мне сказала, что она взяла отпуск на десять дней, поехала кататься на лыжах в Юту.
— Тогда позвоните ей в Юту. У них там есть телефоны.
— Я пробовал. Мне не дали ее номер. Они сказали, если она позвонит, они передадут ей мое имя и телефон и она перезвонит, если сможет.
— Тогда попробуйте что-нибудь еще. Позвоните другому адвокату. Я не хочу, чтобы вы говорили с братьями без юридического совета.
— Дело не в юридических делах. Дело в том, чтобы заделать брешь.
— И именно это сделает вас отличной мишенью. Ваша цель не имеет ничего общего с их целью. Да им насрать на прощение, извините за грубость.
— Я вижу по-другому.
— Я знаю. Поэтому мы и спорим. А если они попытаются давить на вас, чтобы заставить принять решение?
— О чем?
— О чем угодно! Вы даже не знаете, в чем состоит ваш интерес. Если ваша единственная цель — примирение, они вас обманут.
— Как они могут меня обмануть, если я ничего не хочу? Они могут оставить деньги себе, если это единственное, что стоит между нами.
— Ну, если деньги не нужны вам, почему бы не отдать их церкви?
В ту же минуту мне захотелось откусить свой язык. Его мотивы были ясны. Ну зачем мне понадобилось все усложнять?
Он помолчал.