Ее брови нуждались в выщипывании, а в светлых волосах видны были темные корни, вперемешку с сединой. Эта женщина, видимо, издевалась над своими волосами с помощью тупого инструмента, не такая уж незнакомая тема. Ее челка была подстрижена слишком коротко, неприлично завиваясь на лбу. Может быть, сорок долларов за стрижку — не очень много.
Я протянула ей свою визитку.
— Вы — Мирна?
— Правильно.
— Я — Кинси Миллоун. Донован должен был позвонить и сказать, что я приеду. Беннет дома?
Ее выражение лица не изменилось, но, казалось, она знает, о чем я говорю.
Она была некрасива, ее нос был раза в два больше, чем следовало. На губах остались следы темной помады, которая была либо съедена за обедом, либо отпечаталась на краешке кофейной чашки. Теперь, когда я стала адептом продающейся в аптеках дешевой косметики, я могла выступать как эксперт. Смехота!
— Он только что пришел. Он велел поместить вас в библиотеку, если вы придете раньше, чем он спустится. Желаете пройти за мной?
— Конечно.
Мне понравилась идея быть «помещенной» в библиотеку, как цветок в горшке.
Я прошла за ней через фойе, к комнате справа. Я оглядывала окружающее исподтишка, стараясь не разевать рот. В богатых домах это не принято. На полу был темный паркет, со сложным узором елочкой, с полированными деревянными шевронами, подогнанными друг к другу без швов. Холл был высотой в два этажа, но сверху проникало мало света, если проникало вообще. На стенах были развешаны гобелены, побледневшие изображения женщин с высокими талиями и лицами в форме крутых яиц. Джентльмены скакали на конях, сопровождаемые охотничьими собаками. На заднем плане веселая банда дровосеков тащила мертвого оленя, утыканного копьями, как святой Себастьян. Я могла сразу сказать, что их мир был лишен борцов за права животных.
Библиотека напоминала частный мужской клуб, или то, как я воображала себе такой клуб, если бы туда пускали женщин. Несколько больших красных восточных ковров были уложены вплотную друг к другу. Одна стена была выложена темными ореховыми панелями, другие три занимали книжные полки, от пола до потолка. Окна были высокие и узкие, ромбы освинцованного стекла, которые пропускали больше прохладного воздуха, чем дневного света. Там были три группы красных кожаных кресел и огромный камин из серого камня с газовой горелкой, внутренняя часть почернела от копоти.
В комнате пахло горелым дубом и книжной плесенью. Запах также свидетельствовал о некой влажности, которая ассоциировалась с плохо уложенным фундаментом. Семья, владеющая таким состоянием в строительном бизнесе, должна была задуматься о том, чтобы вложить деньги в собственное жилище.
Наверное, впервые в жизни, оказавшись в одиночестве, я не стала всюду совать свой нос. Гая Малека здесь не было восемнадцать лет. Я не собиралась искать его автобусное расписание или ящик с личными дневниками, которые он вел подростком.
Я слышала, как кто-то ходит на втором этаже, потолок скрипел, когда шаги переходили от одной стороны комнаты наверху до другой. Я обошла библиотеку, выглядывая в каждое окно. Комната была хороших десять метров в длину. В дальнем конце солярий выходил на задний газон, большой участок мертвой травы, с мрачно выглядящим прудиком посередине.
Водная поверхность была покрыта листьями лилий.
Я вернулась к двери и услышала, как кто-то спустился и пересек холл. Дверь открылась, и вошел Беннет Малек. Он был на четыре года моложе Донована, с такими же светлыми волосами. Только у Донована они были блестящими, а у Беннета — жесткими, и он стриг их коротко, чтобы не поощрять их тенденцию виться. Он видимо, проиграл битву за возможность оставаться чисто выбритым, и светлые бородка и усы определяли нижнюю часть его лица.
Он был крупным, с мясистыми плечами и широкой грудью. На нем были джинсы и синяя толстовка с засученными рукавами, открывавшими волосатые руки.
Таша описала его как человека, который вкладывает и теряет суммы денег в различных неудачных коммерческих предприятиях. Интересно, как бы я реагировала на него, если бы меня не предупредили заранее о его плохом деловом чутье. Но сейчас я не обращала внимания на сердечную уверенность, которую он пытался изобразить.
С опозданием я заметила, что он держит бокал с остатками напитка, джин или водка со льдом. Он поставил бокал на край стола. Протянул руку и пожал мою, с неуместной силой.
Его пальцы были ледяными и слегка влажными.
— Беннет Малек, мисс Миллоун. Приятно познакомиться. Дон говорил, что вы придете. Могу я предложить вам что-нибудь выпить?
У него был глубокий сильный голос, и он смотрел прямо в глаза. Очень мужественно.
— Спасибо, не надо. Я не хочу отнимать больше времени, чем нужно. Я знаю, что вы заняты.
— Хорошо. Почему бы вам не присесть?
Его заботливость казалась притворной, уловка торговца, чтобы расположить клиента к себе.
Я находилась в обществе этого человека не больше тридцати секунд, и у меня уже развилось отвращение к нему.
Я пристроилась на краешке кресла с глубоким, поглощающим сиденьем. Кожаная поверхность была скользкой, и мне приходилось стараться, чтобы не скатиться назад, в глубину. В детстве я полировала горку в трейлер-парке до световой скорости, с помощью листов вощеной бумаги. Блестящая кожаная поверхность казалась такой же скользкой.
Чтобы не потерять равновесие, я перенесла свой вес вперед, держала ноги вместе и упиралась ими в пол.
Беннет со скрипом устроился в кресле слева от меня.
— Я слышал, что вы частный детектив.
— Это правда. Я получила лицензию десять лет назад. До этого работала в полиции. А вы? Где вы работаете?
— Я занимаюсь вложением капиталов. Ищу перспективные небольшие компании с денежными проблемами.
И, вне сомнения, обираешь их до нитки.
— Звучит увлекательно.
— Скажем так, это приносит удовлетворение.
Его голос понизился до конфиденциального тона.
— Значит, вы встречались с Доном?
— Да, я с ним говорила сегодня.
Он помотал головой, почти незаметно.
— Он говорил о пропавшем завещании?
— Таша говорила мне об этом, когда вводила в курс дела.
Интересно, зачем он об этом заговорил. Существование второго завещания совершенно меня не касается.
— Думаю, вашему брату повезло.
Он хрюкнул.
— Я скажу вам, что меня задевает. Я помню, как отец подписывал второе завещание. Я помню этот день так же ясно, как то, что я здесь сижу. Папин адвокат и два свидетеля пришли в дом.
— Это интересно. Вы помните, кто это был?
— Свидетели? Две женщины. Это я помню. Наверное, они работали с адвокатом, но я не уверен. Насколько я знаю, они не были друзьями отца. Они вчетвером зашли сюда и вышли примерно через полчаса.
— Вы говорили об этом Таше?
— Я упоминал о том, что был здесь, когда второе завещание было подписано. Не помню, говорил ли я о свидетелях.
— Я бы на вашем месте ей сказала. Она может найти способ узнать, кто они были. Из того, что я слышала, никто не оспаривает факт, что второе завещание было написано, но было ли оно подписано в вашем присутствии? Знали ли вы о его содержании?
— Ну, я не был с ними в комнате, если вы к этому ведете. Отец ссылался на него позднее, но никогда не вдавался в детали. Вопрос в том, что с ним случилось?
Я пожала плечами.
— Ваш отец мог передумать. Он мог порвать его и выбросить.
Беннет беспокойно заворочался.
— Это все говорят, но я не убежден. Это интересная штука, если подумать. Посмотрите на факты. Завещание пропадает, а паршивая овца в семье доказывает свою бандитскую сущность. Папа подписал его в марте, и Гай исчез через несколько дней.
— Вы говорите, что ваш брат его украл?
— Говорю, почему нет? Меня бы это не удивило. Он воровал все остальное.
— Но какой в этом смысл? Даже если бы он стащил копию, у адвоката должен был остаться оригинал. Если Гай уехал, он не мог быть уверен, что ваш отец не напишет другое, такое же завещание. Или третье завещание. Донован мне говорил, что ваш отец был крут на словах, но не когда доходило до дела.
Беннет покачал головой с покровительственным выражением.
— Достаточно справедливо. Вот почему я просматриваю все отцовские личные бумаги. Не то чтобы мы хотели отказать Гаю в деньгах, которые ему, возможно, полагаются, но, по моему мнению, это нелепо. Он уже получил однажды свою долю. Отец написал второе завещание с намерением лишить Гая всего. Вот почему он дал ему наличные — чтобы полностью рассчитаться. Он упоминал об этом много раз, многие годы. Те десять тысяч, что он дал моему брату, были последними.
— Ну, я была бы рада помочь, но это вне моей компетенции. Таша — эксперт. Я бы посоветовала вам поговорить с ней.
— А как насчет соглашения моего отца с Гаем? Это было устное соглашение, но разве оно не считается?
— Эй, вы спрашиваете не того человека. Я понятия не имею. Никто не знает, ни куда делся Гай, ни о чем он договаривался в последний день.
Его улыбка дрогнула, и я заметила, как он борется с желанием продолжать спор.
— Конечно, вы правы. Итак, что я могу вам рассказать о Гае?
— Давайте начнем с очевидного. Он вам говорил что-нибудь о своих планах перед отъездом?
— Боюсь, у Гая не было привычки обсуждать что-либо со мной.
Я слегка сменила тему.
— Мог он отправиться в Сан-Франциско? Донован говорил, что Гай тогда употреблял наркотики, и Хэйт мог привлечь его.
— Это возможно. Если он и отправился туда, то мне ничего не сказал. Я, наверное, должен предупредить, что мы с Гаем не были близки. Я хочу вам помочь, но не могу многого предложить в плане информации.
— Вы никогда не слышали, чтобы он упоминал о возможной карьере? Были ли у него личные увлечения?
Беннет ехидно улыбнулся.
— Он сделал карьеру, работая так мало, как только возможно. Его увлечением было попадать в неприятности, делая несчастными всех окружающих.
— Как насчет его рабочих мест? Где он работал?
— Ничего конкретного. Еще подростком он подрабатывал в пиццерии, пока его не поймали на краже. Еще он получил работу по продажам по телефону. Это продлилось два дня. Я даже не помню, чтобы он делал что-то еще, пока не начал работать у отца. Он работал немного на бензоколонке, так что, может быть, сделал карьеру в этой области.
— Какую машину он водил?
— Он ездил на семейном «шеви», пока не угодил в аварию, и у него не отобрали права. После этого отец не давал ему никаких семейных машин.
— Вы не знаете, он восстановил свои права?
— Если нет, он, наверное, ездит без них. Его никогда особенно не беспокоили правила и законы.
— У него были какие-нибудь хобби?
— Нет, если не считать курения травки и забав с девчонками.
— Как насчет его личных интересов? Он занимался охотой, рыбалкой? Прыжками с парашютом?
Беннет помотал головой.
— Он был вегетарианцем. Он говорил, что ничего не должно умирать, чтобы он мог поесть.
Еще он боялся высоты, так что я сомневаюсь, чтобы он стал прыгать с самолетов, или взбираться на высокие горы.
— Ну, по крайней мере, мы можем это исключть. У него были медицинские проблемы?
— Медицинские проблемы? Какие?
— Я не знаю. Я просто пытаюсь узнать, как можно выйти на его след. Он не был диабетиком? Была у него аллергия или хронические заболевания?
— О, я понял. Нет. Насколько мне известно, у него было хорошее здоровье, для того, кто так пил и употреблял наркотики.
— Донован сказал, что у него был друг. Некто, по имени Пол.
— Вы говорите о Поле Трасатти. Я могу дать вам его телефон. Он никуда не делся.
— Спасибо.
Он помнил номер наизусть, и я записала его в маленький спиральный блокнот, который ношу с собой.
Я попыталась вспомнить темы, которые еще не затрагивала.
— Он уклонялся от призыва в армию? Протестовал против войны во Вьетнаме?
— Ему не надо было. Его не брали в армию. Ему повезло, у него было плоскостопие. Ему было плевать на политику. Насколько я знаю, он даже никогда не голосовал.
— Как насчет религии? Он занимался йогой? Медитировал? Ходил по горячим углям?
Он опять помотал головой.
— Ничего такого.
— Как насчет счетов в банке?
— Нет. По крайней мере, тогда не было.
— Какие-нибудь акции или боны?
Беннет снова помотал головой. Казалось, его начинала забавлять моя настойчивость, что меня раздражало.
— Его должно было интересовать хоть что-то.
— Он был подонком, чистым и простым. Он никогда пальцем не пошевелил для кого-нибудь, кроме себя. Типичный нарциссист. Девчонки от него с ума сходили. Вы об этом узнаете.
— Послушайте, Беннет. Мне понятна ваша враждебность, но я могу обойтись без обобщений.
Гай должен был для вас что-то значить, хоть когда-нибудь.
— Конечно, — сказал он мягко, отводя взгляд. — Но это было до того, как он стал головной болью для всех нас. Кроме того, я его не видел долгие годы. Наверное, на каком-то уровне, у меня есть братские чувства, но их трудно сохранить при столь долгом отсутствии.
— С тех пор, как он ушел, никто из вас ничего о нем не слышал?
Его глаза снова встретились с моими.
— Я могу говорить только за себя. Он никогда мне не звонил и не писал. Если он связывался с кем-нибудь другим, мне об этом не говорили. Может быть, Пол что-нибудь знает.
— Чем он занимается?
— Он торгует редкими книгами. Покупает и продает афтографы, письма, манускрипты. Что-то такое.
Он закрыл рот и мимолетно улыбнулся, не предлагая ничего, пока я не спрошу прямо.
Толку от этого было мало, и, наверное, настало время двигаться дальше.
— Как насчет Джека? Мог Гай откровенничать с ним?
— Вы сами можете у него спросить. Вон он.
Беннет показал на окно, и я проследила его взгляд. Я увидела Джека, который пересекал газон, направляясь от дома, в сторону холма слева.
Солнца, попадавшего на заднюю половину участка, хватало только на то, чтобы выросла жесткая, неровная трава, часть из которой в это время года была сухой.
Подмышкой Джек небрежно держал пару клюшек для гольфа, а в другой руке — ведро и сетку в голубой пластиковой раме.
К тому времени, когда мы подошли к нему, и Беннет нас представил, Джек использовал клюшку с наконечником для песка, чтобы швырять мячики в сетку, которую он установил в семи метрах. Беннет удалился, оставив меня смотреть, как Джек практикуется в своих бросках. Он размахивался, и я слышала тонкий свист, с которым клюшка рассекала воздух.
Потом следовал удар мячика о сетку, с безошибочной точностью. Иногда мяч задевал траву и подскакивал, но в большинстве случаев попадал прямо в цель.
На Джеке был козырек от солнца с надписью PEBBLE BEACH. У него были светло- русые волосы, торчавшие из-под застежки козырька сзади. Он был одет в легкие узкие брюки и рубашку-поло. Джек был стройнее своих братьев, его руки и лицо покрывал загар. Я заметила, что он на глаз измеряет траекторию полета мяча. Он сказал:
— Надеюсь, это не кажется невежливым, но у меня скоро соревнования.
Я пробормотала что-то, не желая его отвлекать.
Свист. Удар. — Вас пригласили, чтобы найти Гая, — сказал Джек, когда мячик приземлился.
Он нахмурился и слегка изменил положение. — Как успехи?
Я улыбнулась. — Пока что у меня есть только дата его рождения и номер социального страхования.
— Почему Донован сказал вам поговорить со мной?
— А почему бы нет?
На время он забыл обо мне. Я наблюдала, как он подошел к сетке и наклонился, собирая бесчисленные мячики, которые складывал в пластмассовое ведерко. Потом вернулся к месту, где я стояла, и начал все сначала. Его удары выглядели точно такими же, без вариаций.
Замах, удар, сетка. Кладет следующий мячик. Замах, удар, сетка. На одном ударе он покачал головой, запоздало отвечая на мой вопрос.
— Я не особенно уважаю Донована. Он пуританин. Для него есть только работа, работа и работа. Ты должен быть продуктивным — выполняй работу. Давай-давай. Как он считает — гольф не стоит серьезного внимания, если не дает тебе ежегодную прибыль в пол-миллиона баксов.