В кофейне дона Сальтеро на Данверс-Стрит сидели за кофе мистер Ньюболт и его сын.
- Мы так давно не виделись, Ричард! Как тебе жилось все эти годы?
Ричард вздохнул.
- Отец, я утонул еще в Датскую войну. Я был мертв эти пятнадцать лет.
Мистеру Ньюболту бросилось в глаза, каким холодным и бледным было лицо его сына, насколько холодными и бледными были его руки.
- Ну как же, сын. Я уже вспомнил. Все равно рад тебя видеть. Не пройдешься ли со мной до дома? Здесь менее пяти минут ходьбы, и дождь тебе кабыть не помеха.
- Ах, отец, - воскликнул Ричард, - я не могу пойти домой. Я никогда не смогу прийти домой. Разве вы не видите? Это все сон. Только лишь сон.
Мистер Ньюболт окинул взглядом кофейню дона Сальтеро: вокруг пили кофе и вели беседы самые необычные люди.
- Ну как же, сын, вижу.
Мистер Ньюболт проснулся в леденящей темноте и вспомнил, что умирает. Сорок лет он был самым известным и уважаемым звездочетом во всей Англии. Он выпустил сотни астрономических альманахов, заработал горы денег и уже давным-давно прочитал по звездам, что должен умереть в этом году и на этом месте. Он лежал в опрятной, душистой постели в верхних комнатах на Фрайдей-Стрит, где его проведывали старые лондонские друзья. "Сэр, как нынче ваше здоровье?", - справлялись они. В ответ мистер Ньюболт сетовал бы на холод в макушке и жар в печенках или, для разнообразия, наоборот. А они бы ему описывали, как в небесах, над недостроенным собором Святого Павла, собирались лучезарные небесные светила, чтобы отдать ему - их старому другу и поверенному - последние почести.
Одним из друзей, которые его тогда навестили, был очень известный еврей Венецианский и Амстердамский, самый выдающийся маг своего народа (люда, во многих делах находчивого). Его звали Трисмегист. Он не слыхал, что мистер Ньюболт при смерти и хотел просить его помощи в одном астрологическом или магическом деле громадной важности. Узнав, что опоздал, он стал причитать и колотить себя по лбу.
- Ах, - говорил он взволнованно, - я всю жизнь пренебрегал помощью ближнего своего. Я ходил в суете. И вот мне воздалось по праву.
Мистер Ньюболт взглянул на него.
- Ну что за околесица, Исаак. Зачем уж вы так библейски. Давайте выпьем мушкателю и живо придумаем, кто сможет вам помочь.
Так они и поступили. Но поскольку во всем лондонском Сити не было ни звездочетов, ни магов, которые бы иной раз не насмехались над ними и не называли бы одного мошенником, а другого - жидом-фигляром, и поскольку память на оскорбления у них обоих была отменной (хоть и подводила их во многом другом), скоро все варианты были отвергнуты.
- Парамур, - сказал мистер Ньюболт. - Он самый находчивый среди них.
- Парамур? Кто такой этот Парамур?
- Что ж, - начал мистер Ньюболт, - если честно, хорошего о нем сказать нечего, по крайней мере я ни о чем таком не слышал. Он лжец, прелюбодей, игрок и пьяница. Слывет атеистом, но мне он как-то признался, что некоторые сцены в Писании показались ему на столько оскорбительными и он так сильно разозлился на Господа, что богохульствовал, лишь бы ему досадить.
- Он не подходит, - отрезал Трисмегист.
- Ха! В каждом приходе в Сити найдутся женщины, которые считали, что Джон Парамур им не подходит. Они вскоре поняли свою ошибку. И я тоже. Ведь когда он пришел ко мне впервые, я поклялся, что не возьму его в ученики, а теперь, видите ли, я научил его всему, что знаю. А еще я обещал не давать ему в долг. Но все равно, мил мне этот негодяй. И не спрашивайте, почему. Сам не знаю. Справьтесь о Парамуре в доме на Ганпаудер-Элли, что возле Шу-Лейн, - он там задолжал за восемь недель аренды крохотной мансарды, размером с кладовую. Его вы там вряд ли застанете, но, может, лакей скажет, где он.
- У него есть лакей? - удивился Трисмегист.
- Безусловно. Ведь он джентльмен.
Итак, весь этот день и весь день следующий, Исаак Трисмегист провел в разъездах по улицам Сити, без устали выспрашивая, где найти Джона Парамура, но от всего, что он узнал, толку было мало - одно расстройство. В Сити ему прояснили, что Джону Парамуру сейчас совсем не до хлопот со старым еврейским джентльменом. В Сити пронюхали о некой вдове из Клеркенуэлла, с землями, домами и бог весть какими еще богатствами, и в Сити прослышали о том, что у этой леди - молодой, добродетельной и прекрасной - недавно умер от золотухи маленький сын, прелестное дитя, и в Сити провидели в Джоне Парамуре воплощение Мефистофеля, который, с насмешливым видом и лукавой улыбкой, сидел в полумраке за ее креслом и что-то нашептывал ей на ушко, и в Сити прознали о том, что она предпочитала искать утешения у него, а не у честных людей.
Исаак Трисмегист жил в мрачном старинном особняке на Кричерч-Лейн. Подобно ему, дом тоже выглядел чуть-чуть нездешним. Подобно ему, дом, не уповая на гостеприимство Сити, запрятался в глубине пыльного двора, среди теней и опавших листьев, в надежде, что его забудут. Но в одном они отличались: еврей не носил на лбу огромные не идущие часы, вечно показывающие время по давно угасшему полудни.
На третий день после визита к мистеру Ньюболту, Трисмегисту в дверь постучал некто высокого роста, худощавого телосложения и невзрачной наружности (ну совсем из себя никакой). Назвался он Джоном Парамуром и сообщил, что пришел изучать магию.
- Зачем? - с подозрением спросил Трисмегист, - чтобы соблазнять женщин?
Высокий, худощавый, невзрачный гость (что совсем из себя был никакой) усмехнулся, и с этой длинной тонкой изогнутой улыбкой его лицо тотчас преобразилось. Он выглядел, как и полагается одному из отъявленных негодяев Сити, а в его проницательном живом взгляде читалась дьявольская находчивость.
- Нет, сэр, - ответил он не без скромности, но и с неким самодовольством, - Этой магией я и так владею. Надеюсь, сэр, вам не доводилось слышать обо мне плохое? Лондон - грешный город, стоит только пустить по Сити сплетню о честном человеке, как его доброе имя уже грязнее шнурков на ботинках потаскухи.
В доме массивная лестница взмывала серпантином вверх, в темноту, а холодный ветер тянулся по спирали вниз. Бросив на нее взгляд, Парамур поежился и заметил, что было очень тихо.
- Ба! - воскликнул он вдруг, - да вы же больны, сэр!
- Я? Нет.
- Ну конечно больны. Вы же бледны как мел, а ваши глаза ... Ведь у вас жар!
- Нет у меня жара. Это от недосыпания. - Трисмегист не решался продолжить. - Я скоро умру, если мне не удастся поспать. Но я боюсь уснуть. Я боюсь того, что мне может присниться.
- Ну же, сэр, - сказал Парамур с теплотой в голосе, - если вы скажете, как - я вам охотно помогу.
Итак, Трисмегист провел Парамура в комнату и обучил его двум заклинаниям. Одно позволяло заглядывать в чужие сны, а для чего второе он не сказал. Трисмегист велел следить за всем, что будет ему сниться, и, завидев опасность, разбудить его.
Трисмегист лег на кровать, а Парамур, словно его Пак, сел со скрещенными ногами на полу. Он произнес заклинание и начал всматриваться в маленький, отполированный хрустальный шар.
Трисмегисту снилось, что он в Венецианском Гетто, в убогом пыльном дворе, где шестеро его друзей - старых евреев, сидели в мертвой тишине на ветхих деревянных стульях и каждого по очереди охватывало пламя. Никто из них не пытался спастись, и все сгорели дотла. Пока старый маг смотрел, как пламя и дым растворяются в темнеющем небосводе, он заметил, что на одной из звезд начертан рецепт сливового пирога, как раз того, который он искал во сне. И чтобы получше разглядеть написанное, он пошел за лестницей. Но смог найти лишь необъятно толстую женщину с усами из паучьих лап, провонявшихся сыром и помоями, которая выудила из-под юбок ржавые ножницы, вертела и пинцет.
Уж это Парамуру показалось чересчур жутким, и он разбудил старика. Чем Трисмегист оказался весьма недоволен, сказав, что вовсе не от таких снов просил его будить. Он велел Парамуру выждать появления высокого черного замка, как будто из воздуха, который охраняли дракон, грифон и гиппогриф, а также высокого мертвенно-бледного и одетого в черное человека, похожего на короля, с сияющими, как звезды, глазами. Вот чего он боялся сильней всего на свете. Трисмегист снова лег спать, и до самого утра не видел ни замок, ни ужасного бледного как мертвец короля.
На следующий день Парамур навестил мистера Ньюболта.
- Дом у еврея сильно заброшен, сэр, - сказал Парамур. - Он говорит, что не держит слуг.
- Вздор! У всех есть слуги. Даже у тебя, Джон, есть тот вылощенный лакей.
- Это правда, но я уже некоторое время подумываю, не лучше ли избавиться от Франсиско. Дать ему расчет. Мне стыдно с ним где-то показываться. Он одет стократ лучше, чем я. И всегда был в тысячу раз лучшим вором.
Но мысли мистера Ньюболта до сих пор были заняты его старым другом.
- Кабыть, это утратив дочь, он стал так нелюдим и печален. Она убежала из дома и вышла замуж за христианина - высокого и дерзкого малого с глазами негодяя и без гроша за душой - тебе под стать, Джон. Исаак узнал, где они скрывались и, тайком навестив ее, умолял вернуться домой. Но она из гордости не захотела, при том, что уже понимала, каков из себя ее муженек. Он был такой жестокий! Другим женщинам он раздавал ее серьги, платья, подсвечники и ложки. Однажды ночью он вернулся после своих похождений и приказал ей подняться с кровати. "Зачем? - спросила она, - куда мы едем?". Но он велел ей молчать. С оставшимися пожитками они забрались в карету и пустились в путь. Но он всю дорогу оглядывался, а вдалеке было слышно приближение всадников. Он остановился, вытащил ее из кареты, выпряг коня и, подняв ее на круп, поскакал дальше. Но продолжал оглядываться и вскоре снова послышались звуки погони. Они достигли черной реки, слишком быстрой и глубокой, чтобы перейти ее вброд, и он лихорадочно соображал, куда идти дальше. Она умоляла его рассказать, что он натворил. Но он велел ей молчать, а в отдалении снова раздался топот. "Коль ты не хочешь ехать, - сказал он, - так нечего меня задерживать". И с этими словами столкнул ее в быстрый, черный поток и она утонула. Волосы у нее были крайне редкого, как для людей ее племени, цвета чистого золота. Она и солнце могла бы посрамить - так говорил Исаак. Но в то же время я считал кабыть ни с чем не сравнимой улыбку моего дорогого Ричарда, хотя многие находили ее ничем не выдающейся. Разве можно верить убитым горем старикам? Ах, да, златокудрая еврейка из дома застывших часов, я очень хорошо ее помню. У нее была маленькая дочь - но я забыл, что с нею стало.
Парамур почесал свой длинный нос и нахмурился.
- Но откуда вам это известно, сэр?
- Что именно?
- Как вы знаете, что сказала еврейка перед смертью своему мужу?
- А?
Бедный мистер Ньюболт засмущался и помрачнел, как все старые люди, когда их подводила ясность ума.
- Исаак рассказал мне. Ба! Что же так сверкает на твоем пальце, Джон? Неужели та вдова подарила тебе новехонькое золотое кольцо?
- Это я нашел у еврея в саду - зацепилось за розовый куст.
- Ты бы сказал ему, Джон. Может, он потерял такое сокровище.
Но мистер Ньюболт уже ослаб глазами. То было не кольцо, а два-три золотистых волоса, которые Парамур нашел так же, как описал, и обвил вокруг своего длинного пальца.
Ее возраст не поддавался определению. В иных обстоятельствах (абсолютно иных обстоятельствах) она бы даже показалась ему красивой. В ее великолепных темных глазах и в округлости щек угадывалось испанское или какое-то сродни цыганскому происхождение, но ее кожа была слишком бледной. На ней было строгое черное платье с рядом мелких пуговок от горловины до подола. На длинной серебряной цепочке у нее на шее висели оправленные серебром очки. В руках она держала по листочку бумаги. Она посмотрела на листок в правой руке, но он ее не устроил. Она посмотрела на листок в левой руке, и осталась им довольна. Нацепив на нос очки, она зачитала: "Его Сонливость Мрачный Принц, Снов и Кошмаров Повелитель, Монарх Всех Дремлющих Земель, Король Всех Спящих Королей". Она остановилась и смерила сидевшего на высоком черном троне таким взглядом поверх очков, словно его изумленное мрачное величество ее ничуть не волновало.
- Ну так это вы?
Сидевший на высоком черном троне признался, что являет собой все названные ужасы, и не слишком охотно спросил, кто, собственно, она такая.
- Доктор Эстрелла Сильверхофф, из Рая. Рая Детей Израилевых, конечно. Ординарный Секретарь Палаты Видений, Сновидений, Привидений и Несанкционированных Явлений.
И в подтверждение она предъявила множество древнеязычных писем и документов, каллиграфически составленных на тончайшем пергаменте и перетянутых красными шелковыми лентами.
- Я вам писала, - продолжила она, - 30-го сентября. Затем 4-го октября. А также 11-го октября. Ответа я не получила. Поэтому была вынуждена явиться лично. Я прибыла шесть дней назад. Шесть дней я дожидалась аудиенции. Поначалу, прибыв в замок, я не думала вас беспокоить. Я хотела говорить с вашими протоколистами, секретарями, приставами, магистратами, клерками или со слугами, занимающими любую подобную должность. Но мне сообщили, что вы таких не держите. И при этом...
- У меня есть библиотекарь. Обратитесь к нему. Хорошего дня.
- ... при этом ваши слуги пытались избавиться от меня с помощью полоумного библиотекаря - ворона по кличке Джессами, и бестолкового мямли - белого кролика по прозвищу, - тут она обратилась к листочку бумаги в правой руке, - Рутвен Роскоу. Я здесь по вопросу Хроник.
- Хроник?
Она представила ему очень толстую книгу в бледно-коричневом переплете из нежнейшей кожи с тесненной золотом надписью на корешке: "Хроники Возвращений за 29-е сентября 1682 R.C.F.". В ней содержалось примерно семь миллионов имен, записанных ужасно мелкими буквами, с какими-то совершенно невразумительными пометками напротив каждого из них.
- Это данные, - объяснила она, - о тех райских жителях - усопших праведниках, которые в ночь 29-го сентября покинули Рай, чтобы навестить во снах живых. Я тут выделила нужное место и подчеркнула имя субъекта зеленым. Дело в том, что Дебора Трисмегист 29-го сентября ушла из Рая в Забытье и не вернулась назад. Цель моего визита была проста: сверить наши Хроники с вашими и установить, в чьи сны явилась эта девушка. Но мне сообщили, что в этом королевстве нигде подобные данные не фиксируют.
- Доктор Сильверхофф, в стране Забытья Деборы Трисмегист нет.
Она сдержанно улыбнулась.
- Я так и думала. Иначе, как вы понимаете, тот, кому она снится, спал бы уже тридцать третий день.
Повисла тишина и через время раздался его голос.
- Я займусь этим.
В спальне Исаака Трисмегиста Джон Парамур, зевая во весь рот, безучастно разглядывал хрустальный шар.
- Вот интересно, - думал он вслух, - кто это такой разгуливает по дому на цыпочках?
Через некоторое время он глянул на большое скопление причудливых теней в пыльном углу и заметил: - А кто, интересно, вон там, за гардиной? С двумя крошечными лапками и десятью махонькими пальчиками?
Переведя ненадолго взгляд на хрустальный шар, он продолжил рассуждать: - И кто это, интересно, стоит прямо передо мной и подглядывает сквозь крохотные пальчики?
Он посмотрел на нее и сказал: - Здравствуй, котенок. Ну и большие же глаза у тебя.
- Дедушка... - начала было она.
- Дедушка сейчас спит, солнышко. И ему снится, как он гуляет по Пэрис-Гарденс. Но кто это шагает рядом с ним, кого это он все подхватывает на руки, кто это дергает его за бороду, кому это он шлет так много нежных улыбок и поцелуев?