Он усадил девочку на колени, чтоб она получше рассмотрела себя в хрустальном шаре.
- До чего же холодные ручки. Какие холодные ножки. И что это вообще такое на тебе? - бормотал он под нос.
К ее рукам были накрепко примотаны кожаными ремешками два маленьких черных футлярчика. В одном была полоска бумаги с надписью ВЕЩИ, КОТОРЫЕ МОЖНО ЧТОБЫ СНИЛИСЬ ЛИЛИ. И далее шел длинный список, где первыми значились "Хлеб с Вареньем, Джем с Печеньем, Засахаренные Хрустяшки и Похожие Вкусняшки, Хорошая Собачка, Мятная..." В другом футлярчике был еще один длинный список, озаглавленный "ВЕЩИ, КОТОРЫЕ НЕЛЬЗЯ ЧТОБЫ СНИЛИСЬ ЛИЛИ". В нем перечислялись: "Наш враг - король Морфей, любой из его слуг, любой из его друзей, кучи скелетов и старых костей..."
Он заключил, что она жила в тех таинственных комнатах наверху, раз не попадалась ему раньше на глаза. Дождавшись, пока она заснет, он взял ее на руки и понес по холодной темной лестнице.
За день ветер нанес в дом кучу опавших листьев, которые теперь для развлечения он перекатывал вверх-вниз по ступенькам, наигрывая диковинную мелодию.
- Коль в доме нету слуг, - он бормотал в задумчивости, - кто опекается тобою? Заботится, чтоб волосы твои были как шелк, чтоб от тебя пахло яблоками и лавандой?
Он поднялся на пару ступенек.
- Лестницы в домах подобны кишечнику - ни дать, ни взять - как мне это раньше в голову не приходило - а этот дом мучается вздутием живота как ни один из тех, где я бывал. На месте доктора, я прописал бы ему ветрогонное. Не умрет - так выживет.
Перед последним витком лестницы он помедлил и еле слышно пробормотал:
- Эх ты, Парамур, твои речи бессмысленны и бессвязны. Ну чего, скажи на милость, тебе бояться?
На верхней ступеньке стояла покойная еврейка, ее золотые локоны серебрились в свете Луны. Легкое дуновение ветра завихрило сухие листья у ее ног. Другим маленьким порывом всколыхнуло крошечные, как слезинки, жемчужины в ее серьгах, но сама она не шелохнулась.
- Право же, мадам, вы должны меня простить, но от всех этих ступеней у меня перехватило дыхание. Я - Парамур, еще один известный маг. А вы, мадам, если простому смертному позволено спросить, вы - Привидение или Видение?
Она вздохнула.
- Неужели мужчины до сих пор такие глупцы? Привидение я или видение? Господи! И какой только дурак мог это спросить? Кто я? Я - ее мать.
Она забрала Лили из рук Парамура и исчезла в темноте за дверями.
Миссис Бофор (та вдова, к судьбе которой в Сити питали глубочайший интерес) жила в Клеркенуэлле на Джерусалем-Песседж - улице, давно облюбованной музыкантами. Когда она меряла шагами свои огромные богато обставленные комнаты, с грузом пустоты на руках вместо ее маленького мальчика, или, когда разглядывала в зеркалах облик бездетной леди, - повсюду ее сопровождала медленная печальная мелодия, которую исполнял на виоле да гамба немецкий джентльмен из дома 24, или меланхолические звуки шотландского клавесина из дома 21.
Поздно вечером следующего дня слуга миссис Бофор сообщил, что внизу ожидает мистер Парамур и желает видеть ее немедленно.
Когда Парамур вошел, миссис Бофор, оставив свою вышивку, подняла на него глаза и нахмурила брови.
- Вы пьянствовали, - сказала она.
- Я? Нет!
- Тогда распутничали.
- Ну уж нет! - вспыхнул он негодованием.
- Значит, предавались другим утехам - вид у вас уж очень буйный.
- Это потому, что я счастлив.
Она закончила подшивать край ткани, после чего холодно и завистливо произнесла:
- Что ж... Я рада за вас.
- Но я счастливый тем, что способен сделать для вас. Скажите, что вам снится ночью?
Она посмотрела на него крайне холодно и потом отдернула свою руку (которую он до этого держал).
- Ах, вот моя кара! - всхлипнула она. - Сотни, сотни предостережений я выслушала в этой самой комнате! Но мои уши, - и она поднесла к ним руки, словно грозя провинившимся расправой, - им не внимали! А что, если я паду так низко и отдамся вам, сэр? Затем вы сложите обо всем поэму? На Сноу-Хилл к столбу ее прибьете в забаву прохожим дуракам?
Парамур всплеснул руками, меча вокруг возмущенные взгляды.
- Я имел ввиду не это!
- Да ну? И как же понимать ваши беседы о том, что вы способны сделать для меня ночью?
Он скрестил руки на груди.
- В ваших глазах - слезы, и вы их заслужили, раз думаете обо мне так плохо, когда в моих силах сделать вас такой счастливой. Только доверьтесь мне и сами в этом убедитесь.
Она всхлипывала, но при этом улыбалась.
- Это еще не значит... - начала она.
- Тсс. Скажите мне, что вам снится.
- Мой маленький мальчик. Мой сыночек.
- Вот и хорошо, тогда я исцелю вас от всех печалей. Ибо Морфей - праздный король, поглупевший и одряхлевший за долгие годы безмятежности. Стены его ветхие и осыпаются. Врата его без стражи. Слуги его не бдительны.
На следующий день миссис Бофор видели на прогулке на Сент-Джеймс-Филдс, а рядом с ней - маленького мальчика с такой чудной копной кудряшек и завитков на голове, как будто их выводил золотыми и серебряными чернилами весьма дорогостоящий краснописец.
Библиотекарь (который был занят тем, что протирал очки клочком шерсти) стал преображаться. Все началось с кончиков его примечательных ушей, осыпавшихся мелкими песчинками. Если это превращение его и беспокоило, он не подавал ни малейшего вида.
Тронный зал, став песком, рассыпался с мелодичным шуршанием. Летавший там ворон рассеялся песочными крупинками на полувзмахе крыльев. Весь мир забытья превращался в песок. И наконец, от него осталась лишь горсть песчинок на белой ладони короля Снов. Тогда король Снов взял весы, предназначенные для таких случаев, взвесил песок и обнаружил, что пять песчинок исчезло, как он и подозревал.
- Сколько их? - спросил Парамур.
- Пять, - ответил Трисмегист, - они пристали к подолу платья моей дочери, когда я уводил ее из страны Забытья, и, как видишь, Джон, я храню их в очень надежном месте - кто знает, какой силой эти пять песчинок могут обладать... Теперь запомни, Джон - это крайне важно - случись нам с тобой заснуть одновременно, Морфей сможет проникнуть в наши сны, отыскать мою Дебору и того английского мальчика и забрать их назад. Я буду произносить заклинания и смотреть за твоими снами, пока ты спишь, а когда засну я - стеречь будешь ты.
- Быть может, королю Снов будет угодно договориться с нами, сэр? Разве он не знает английских магов? Наши собратья по магии имели с ним дело. Я слышал о средствах навеивания человеку определенного сна.
- Он не тот король, с которым стоит договариваться, - отказал Трисмегист, - он - король, которого нужно выследить, ввести в заблуждение, обдурить и обокрасть - а затем бояться. И ты, и я - мы оба его выслеживали, ввели в заблуждение, обдурили и обокрали, а теперь вынуждены каждый день или ночь на некоторое время подвергаться риску в его королевстве, где он может расправится с нами, как пожелает. Поэтому я буду смотреть за твоими снами, пока ты спишь, а когда засну я - стеречь будешь ты.
За последующие недели Исаак Трисмегист и Джон Парамур вывели многих умерших людей из снов, через разрушенные стены страны Забытья, в явь. Они вернули детей родителям, родителей - детям, жен - мужьям, мужей - женам, влюбленных - друг другу. Какие-то джентльмены из Сити, застраховавшие корабль, что потонул у Барбадоса (из-за чего они понесли большие убытки), заплатили Парамуру пять фунтов за возвращение капитана в живые, чтобы они хотя бы отвели душу его поношением.
Впервые в жизни Парамур начал зарабатывать, но говорил, что для него важны не деньги. Важным было то, что молодые люди не должны умирать. Наверняка, говорил он, в Раю достаточно святых для исполнения гимнов, и в Аду хватает грешников для поддержания сильного пламени в кострах на целую вечность. Он сказал, что ходит молва, будто бы Смерть - это леди. Необычное поведение, как для леди! Так необдуманно бросаться прибирать к рукам все, что приглянется! Пришло время научить ее хорошим манерам, говорил Джон Парамур.
На Петтикот-Лейн, что в Уайтчейпле, жила тогда некая Джесс Кэттл, девочка семи лет от роду, с карими глазами и самой бесстыдной улыбкой... Она проколола палец старым садовничьим ножом (который она вообще никогда не должна была трогать), из-за чего появился нарыв, загноивший весь палец. Хирург велел им привязать Джесс Кэттл к стулу шнурками и лентами ее передника и отрубил ей палец при помощи молота и зубила. Но такой Испуг с Потрясением оказались ей не под силу, и с тем ударом хирурга ее голова лишилась рассудка, язык ее стал нем, ее волосы выпали, а кожа стала цвета трехдневного молока. Но тетушка Джесс, Энн Симкоттс, отправилась в дом застывших часов, спрашивая всех встречных, где найти Джона Парамура, колдуна, и когда его отыскала, смело поднялась прямо к нему с мольбой о помощи. Джон Парамур сказал, что хоть она и походила на чурбан с глазами, на самом деле была смелой и находчивой. Джон Парамур отправил тетушку ко сну и прямиком в страну Забытья, где она нашла рассудок Джесс Кэттл и всю ее миловидность, а также ее палец и унесла их, смеючись, из страны Забытья, прямо из-под носа у короля Снов. По крайней мере, так говорят. А Джесс Кэттл вновь стала счастливой прежней собой.
Мистеру Ньюболту вверили на хранение жемчуга герцогини Кливлендской (которая их необычайно любила), и выполняя эту волю он принес их на большое капустное поле, где думал спрятать. Но нить порвалась, жемчуг рассыпался по листьям капусты и застрял в них. Мистеру Ньюболту было хорошо известно это поле. Семьдесят лет назад, когда мистер Ньюболт был ребенком, оно простиралось за коттеджем его отца в Лестершире. И вот, пока он стоял в недоумении, испуганно смотря по сторонам, крупный черный ворон сел на капусту и что-то в ней клюнул. Мистер Ньюболт закричал, замахал руками и спугнул ворона. Но отлетев не так далеко, он закружился над внезапно появившимся высоким бледным человеком.
- О, сэр! - воскликнул мистер Ньюболт. - Помогите мне, заклинаю! Я не знаю, в какой капусте искать.
- Вильям Ньюболт, - сказал высокий бледный человек, - тебе снится сон.
- Мне это известно, - ответил мистер Ньюболт. - Что с того?
И он продолжил обреченно разглядывать капусту.
- Вильям Ньюболт, узнал ли ты меня? - спросил высокий бледный человек.
Тогда мистер Ньюболт поднял глаза и увидел холодное белое Лестерширское небо и холодное белое сияние лица этого человека. И одно так походило на другое, что мистер Ньюболт начал рассуждать, не могут ли они, в сущности, являть собой единое целое. А черные зимние деревья, обозначавшие границы поля, и черные тени под ними были так похожи на черные волосы и одежду человека, точно были скроены из одной материи.
- Да, узнал, - ответил мистер Ньюболт. - Вы - тот худощавый красавец - Господи! Забыл имя-то его! - краснописец, который убил кошку олдермена и тем же вечером сбежал с его дочерью. Сэр, не вы ли тот Лизандр, чьей красоте посвятила поэму миссис Бен?
Высокий человек вздохнул и провел длинной бледной рукой по длинным черным волосам.
- Хотя краснописец мертв, конечно же, - сказал мистер Ньюболт задумчиво. - Его повесили. Не помню, за что. Но вряд ли это нынче играет какую-то роль. Говорят, Морфей праздный король. Стены его ветхие и осыпаются. Врата его без стражи. Слуги его не бдительны.
Вдруг, аккурат на мистера Ньюболта, резко обрушился короткий ледяной дождь с градом. Мистер Ньюболт в замешательстве огляделся кругом. Высокий человек, похоже, пылал таким гневом, что будь мистер Ньюболт при своем уме, он бы сильно испугался. (Мистер Ньюболт имел некоторое представление о гневе благородных правителей, ведь прежде ему доводилось говорить с тремя - Карлом, первым и вторым, носящим это имя, и Оливером Кромвелем). Но мистер Ньюболт как раз был без ума. Его ум спал в кровати на Фрайдей-Стрит, так что мистер Ньюболт лишь слабо улыбнулся высокой величественной особе.
- Что ты сказал? - спросил высокий человек.
- Ну, нет, - начал мистер Ньюболт, выжимая из одежды струйку ледяной воды в маленькую хрустальную чашу, которую только что обнаружил при себе, - Это сказал не я. Вы не расслышали, сэр. Другие так говорят.
- Где так говорят?
- В городе. Обычно об этом рассказывают в городе.
- Кто это рассказывает?
- Все. Но большей частью - тот шельмец, Джон Парамур.
Высокий человек скрестил руки на груди, и откуда ни возьмись налетел мощный ветер, затрепетали деревья, словно негодование высокого человека всему миру внушило страх. Мистер Ньюболт приблизился к высокому человеку и потянул его за длинную черную мантию.
- Но, сэр! Не поможете ли вы искать жемчуга герцогини? Она страшно разозлится.
- О да, - удовлетворенно произнес высокий человек, - так и будет.
И он степенно зашагал прочь.
Вместо него появилось сто жирных свиней, которые съели всю капусту и проглотили весь жемчуг. Затем пришли сто мужчин и перерезали свиньям глотки, и наполнили их кровью сто сосудов, а потом все сосуды унесли, чтобы приготовить кровяные пудинги. В этот момент кто-то явился, чтобы поторопить мистера Ньюболта - его вызывала герцогиня. Он прибыл, когда Ее Светлость ужинала с ее приближенными. На фарфоровых тарелках был сервирован кровяной пудинг. Герцогиня не проронила ни слова. А только смотрела на мистера Ньюболта и, подняв руку, в которой держала серебряную вилку, трижды погрозила ему. На вилке, между зубцов блестела от крови крупная белая жемчужина.
- Я все объясню, - сказал мистер Ньюболт.
В Уайтхолльском дворце короля был устроен великолепный театр масок, где Аполлон, Марс, Минерва, Иудейский Царь Соломон и несчетное множество других великих и знатных персонажей в золотых мантиях и гриме, словно звезды, солнца и луны, выходили на сцену держать хвалебные речи в честь Карла II и преклониться перед ним. Высокий, худой актер по имени мистер Персиваль (который без костюма напоминал перевернутую швабру, только что получившую ошеломительное известие) был нанят на роль Морфея. Перед самым представлением к нему подошли два щеголя с маленькой кружкой и заговорили о том, как от этих речей пересыхает в горле, и не хочет ли он выпить пива. Не заподозрив неладного, он поблагодарил любезных джентльменов и выпил.
Оказалось, это слабительный эль.
В последствии, когда бедный мистер Персиваль поднялся на сцену произносить свою речь (о том, как долго Морфей грезил о короле, подобном Карлу, и что теперь он являет свои сонные благословения всему человечеству), никто не мог расслышать его слов за шумом его пердежа.
Это рассмешило короля и его двор, как ни что другое. Но громче всех смеялись те, кто слыхал о Джоне Парамуре, о том, что он сделал и кого он при этом обдурил.
В ту же ночь король Англии видел сон.
Ему снилось, что он ездил с государственными визитами к другим монархам и попал в огромный, почти как парк Хампстед-Хит, тронный зал, в котором высокий бледный король, восседая на черном троне, жаловался на поведение некоего англичанина, который недавно странствовал по его королевству.
Бледный король был разъярен им до крайности. Он сказал, что поссорился из-за него со своей сестрой, и без конца предъявлял королю Англии документы, письма и Хроники, полученные им от, как он их называл, "Верховной Власти" и в которых его обвиняли в халатности из-за деяний англичанина.
Король Англии просмотрел документы, но сочтя заумными, отложил, чтобы их изучил герцог Бекингем и изложил ему суть.
- Я вовсе не удивлен тому, что рассказывает Ваше Величество, - воскликнул король Англии. - Еще ни один бедный правитель не был обременен столь неуправляемыми подданными, как мои, а в особенности жителями Лондона. Много лет они раздирали мое королевство кровавыми гражданскими войнами, свирепыми восстаниями и бесстыдным правлением Оливера Кромвеля, а когда их республиканские настроения утихли, они мне написали, моля простить им казнь моего отца и призывая вновь стать их королем... (Высокий бледный король, казалось, вот-вот заговорит, поэтому король Англии торопливо продолжил). - Главная тому причина - сырой островной климат. Холод и дождь опустошают нутро и усыпляют мозг, сперва вызывая меланхолию, затем безумие и, в конце концов, полную неподвластность. Умопомешательство, как всем известно, - чисто английская болезнь. Но у меня есть колонии, знаете ли, и довольно много, по Вест-Индии и Америке. Надеюсь, что со временем туда переберутся все философы, проповедники и безумные негодяи, оставив меня с одними лишь добропорядочными и верными подданными. А есть ли колонии у Вашего Величества?