Но в этот раз из мастерской вывозили обломки только одного камня. Огненные опалы всех оттенков, от тёмно-оранжевых, почти в цвет сердолика, до солнечно-радужных. Это было логично — всё-таки Ян ваял если не феникса, то что-то с ним связанное. Но количество камня… Впору было решить, что он делает дракона в натуральную величину. Или что-то настолько сложное, что приходится раз за разом исправлять неудавшуюся задумку.
И место для установки будущей статуи Ян тоже выбирал сам, хотя обычно этим занимался Рилонар. Остановился он на смотровой площадке в скалах за городом: оттуда открывался вид чуть ли не на всю Сольвану. Город, конечно же, не мир, — но вид всё равно был потрясающим. А площадка — достаточно просторной, чтобы вместить не только статую, но и некоторое количество желающих ею полюбоваться.
Что странно, облагораживать площадку не стали, даже скалы не выравнивали. Репортёры изнывали от любопытства, предположения плодились, как грибы после дождя. Желающих попасть на презентацию было столько, что вместить их не смогла бы не только смотровая площадка, но и вся лестница к ней.
— Завтра, — Янис шало улыбнулся, падая на диван между детьми. — Уже завтра. Тимэрина, будешь меня сопровождать?
— Я? — удивлённо моргнула эльфийка.
Мастер Шерсс на всех презентациях появлялся только в сопровождении семьи либо супруга. Конечно, Тимэрина была принята в семью, но всё же…
— Именно ты, — кивнул Ян. — Это важно.
— Х-хорошо…
Со временем кто-то всё же догадался, что прототипом первых «танцующих статуй» был Рилонар. Потом творчество горгоны и вовсе разбирали по косточкам, строя предположения, кто именно из семьи мог повлиять на рождение новой статуи. Яна это даже веселило, и он давал своеобразные подсказки. Прошёлся мастер на презентации под руку с леди Ариндель — значит, изящество и лёгкость этого творения навеяны именно светлой эльфийкой. Держал на руках двух хвостатых малышей — счастливое отцовство вдохновляет не меньше, чем влюблённость. Но чаще всего, конечно же, был Рилонар. И попросить сейчас о сопровождении именно Тимэрину было правильно — к каким бы выводам потом ни пришла пресса.
Статую устанавливали на площадке под плотным покрывалом маскировочных чар. Даже рабочие не видели, что именно создал мастер — только примерные размеры. И подниматься всем приглашённым на открытие приходилось одинаково… ну, кроме тех, у кого были крылья. Впрочем, крылатые проявили понимание и расположились в скалах над площадкой.
Ян с семьёй шли первыми — и когда до площадки оставалось несколько ступеней, чары наконец-то упали.
В первую секунду Тимэрине показалось, что в скалах вспыхнула янтарная радуга. Нет, костёр? Маленькое солнце! Ещё несколько шагов — и она разглядела огромный кристалл огненного опала, вобравший в себя все возможные оттенки. Яркий, солнечный, словно светящийся изнутри…
А потом она наконец-то увидела.
Кристалл был вытянут в длину — как раз по направлению от лестницы к обрыву площадки. Ближний к лестнице край клубился облаками более тёмных оттенков — густеющих, наливающихся красками…
Складывающимися в силуэт феникса.
Он был старым — это бросалось в глаза даже через опаловые переливы. Старым и усталым… но удивительным образом — невероятно сильным. Словно эта усталость была плёнкой масла на поверхности штормового океана. Феникс не был гаснущим — там, внутри, под пеленой утративших яркость перьев копился взрыв. И это подспудное, нарастающее напряжение ощущалось до мурашек по телу и встающих дыбом волосков. Усиливалось с каждым пройденным шагом.
Опал был единым, не делящимся на области или грани, как те же стелы в Айравате. А ещё в нём не было статичных состояний. Горгона превзошёл самого себя. Он смог запечатлеть в камне процесс.
Янис никогда не видел перерождающегося феникса, но ему хватило встречи с Аверхнернисом, чтобы увидеть, с чего всё должно начаться. И Тимэрины — чтобы понять, как это должно происходить. Феникс в опале сгорал не потому, что обессилел. Он вспыхивал, освобождаясь от удерживающих его тенёт.
Отпуская своё пламя из такой привычной темницы.
Отдавая ему огромную вселенную вместо одного маленького тела.
Эта вспышка заставляла сердце невольно сбиваться с ритма, а горло — пересыхать. Все переливы, облака, оттенки растворялись в чистом пламени. Пламени, которое не могло обжечь физически, пламени, которое от века известно тем, кто творит. Которое подхватывает, уносит за собой, дарит крылья…
Дарит свободу быть собой.
Это воплощённое в камне пламя феникса захватывало ничуть не слабее. Завораживало. Но не было финалом. Если суметь оторваться, вспомнить, что кристалл был больше, сделать ещё один шаг — можно было рассмотреть, как это пламя собирается вновь. Скручивается спиралями, вспыхивает, складывается… в кокон?
И как этот кокон опадает, выпуская наружу юного феникса. Остатки пламени из кокона перетекали в его крылья, он сам весь мерцал, будто ни секунды не оставаясь в покое… Но главным были широко распахнутые глаза. Глаза, полные ожидания чуда. Готовые это чудо увидеть. Свободные от предрассудков и рамок.
Яркие, восторженные глаза того, кто знает, что мир прекрасен. Точно-точно знает и сейчас убедится в этом сам.
Янис не зря столько возился с установкой статуи — юный феникс подался к самому краю обрыва и смотрел на Сольвану. Ещё секунда, может, даже меньше — и он увидит. Увидит прекрасный город, увидит его обитателей. И его глаза вспыхнут уже радостью — от того, что мир оказался именно таким.
Волшебным.
Прекрасным.
Удивительным.
От этого захватывало дух, настолько, что уже у смотрящих на глаза наворачивались слёзы. От восторга, от яркости ощущений — такой, что это было почти болью. Тимэрина всхлипнула, вцепившись в рубаху Яна, забыв обо всём. О том, что следом идёт всё семейство — и опущенную в поисках опоры вторую руку подхватывает ладонь Рилонара, вот удивительно — тоже едва заметно подрагивающая. О том, что в юбку вцепились пальцы Ришелара, как тогда, в их первую встречу. О том, что пристроившиеся кто где репортёры делают снимки — скорее бездумно, повинуясь вколоченной в сознание привычке, ещё даже не понимая, что они видят.
Всё исчезло, забылось, растворилось — и было только это пламя, это… рождение, которое Тимэрина понимала и принимала всем сердцем. И капли катились по щекам, капая на простенькую светлую рубаху.
— Ян… Спасибо.
Горгона улыбнулся — тепло и солнечно, обнял эльфийку за плечи.
— И тебе спасибо, Тимэ. За то, что позволила увидеть. И что поняла — сейчас. Я… долго не мог уловить — как. Ты показала.
Вспышки камер всполохами растекались по глади опала, исчезали где-то в глубине камня, выплёскиваясь наружу новыми переливами пламени.
Придерживая Тимэрину под руку, Янис развернулся к репортёрам, зная, что те сейчас снимают, и его слова после будут услышаны всеми, кто включит новости. Подобное открытие не могли проигнорировать никакие информационные каналы, недаром Рил так старательно нагнетал обстановку — он, как всегда, уловил, что Янис хотел сказать что-то важное. Очень важное, ещё более важное, чем всё сказанное до этого. Сказанное эльфам, сородичам, Шьяре… Теперь Янис был готов говорить с целым миром. Прикрыв глаза, он глубоко вздохнул, а потом широко распахнул их, глядя в объективы, зная, что за спиной переливается опал, за спиной стоит Рилонар, вечной нерушимой поддержкой, за спиной — родные. И можно говорить, распахивая душу, зная, что услышит — а главное, увидит и почувствует весь мир. Не только Сольвана — везде, где увидят трансляцию. И ему было, что сказать.
— Часто говорят, что чужая душа — потёмки, — голос Яниса легко перекрыл так и не набравший силу шум. — Ещё чаще — о том, что в природе разумных быть… разными. Подлыми, жестокими, жадными, — короткая пауза, наполненная повисшим в воздухе недоумением. — Но это не так!
Янис улыбнулся — ярко, солнечно, той самой улыбкой мастера Шерсса, которая была известна ничуть не меньше, чем его танцующие статуи. Обычно он так улыбался в кругу семьи. Сейчас — улыбался для всех.
— Я хочу, чтобы все мы не забывали — в нашей природе быть не только жестокими. Не только выживать. Когда мы протягиваем кому-то руку — мы делаем это не потому, что за нами следят и наказывают. Когда мы создаём что-то прекрасное — мы создаём это не во имя традиций. Мы поступаем так потому, что это в нашей природе. Для каждого из нас… кто бы мы ни были. Будь то дракон, эльф, человек, орк или гном — все мы можем любить. Радоваться и огорчаться, смеяться и лить слёзы. И нет причин стискивать себя одинаковыми рамками. Мы все — есть. Разве прекрасные эльфы любят иначе, чем драконы? Разве люди испытывают боль не так, как вольные степные шаманы? И… разве имеет смысл ненавидеть кого-то за то, что он есть? Что его «быть собой» отличается от привычного для тебя?
Ян помолчал, окидывая взглядом площадку, заполненную так, что не то яблоку — горошине некуда было упасть.
— Я хочу, чтобы мы помнили — какие бы беды и разногласия нам ни приходилось преодолевать, в нашей природе вовсе не жестокость и подлость. Как бы мы ни выглядели, какими бы разными ни казались — в нашей природе совсем иное. История Сольваны это только подтверждает… Как и история моей семьи.
Взгляд в сторону Канафейна и леди Ариндель — и как тут не вспомнить парные барельефы в землях тёмных и светлых эльфов. Улыбка в сторону родителей — полукровка и человек. Стелы Айравата — потому что рядом нага Наиша и василиск Серес, рядом дедушка и бабушка по человеческой линии. Уже совсем седые, морщинистые, но всё равно родные и любимые.
А чуть дальше синим монументом высится Сетх в окружении своих саламандр, усмехается Ксана со Шьяры и её лесовик, которым Янис лично отправлял приглашение. Весело скалится орк-шаман, усадив на плечо миниатюрную супругу-ведьмочку. Шлёт воздушный поцелуй и улыбку золотистая нагайночка Салаша, мать Ясмин и Шэрина.
Так много их сегодня — тех, кто понимает.
— И если кажется, что в жизни всё беспросветно и глупо — знайте, что вы есть. И никто не может отнимать у вас право быть собой… быть свободными. Потому что никто не может таким правом наделять. Помните, что вокруг вас огромный и удивительный мир. Что в этом мире для вас — для всех нас! — есть своё место. То, которое подойдёт только вам. То, на котором вы сможете быть счастливыми.
Кто первым хлопнул в ладоши, было непонятно. Но первый неуверенный хлопок будто стронул с места лавину, Яну аплодировали, громко, искренне… Пока в какой-то момент хлопки не стали стихать, начиная с задних рядов.
Что-то происходило там, на лестнице, что-то странное. Кто-то… шёл наверх? Тимэрина невольно приподнялась на цыпочки, пытаясь понять, что происходит. Поворачивали головы сидящие на скалах, поворачивались объективы, к… к идущим сквозь неведомо каким образом расступающуюся, дающую дорогу толпу фениксам.
Не одному — сразу пятерым.
Восторженно ахнули дети. Потрясённо замер Рилонар — фениксы вообще редко появлялись в людным местах, а уж чтобы их было несколько!.. На памяти эльфа такого не случалось никогда и нигде. Ян уважительно поклонился, приветствуя — Аверхнерниса среди прибывших не было, если судить по состоянию пера, он должен был быть ещё совсем ребёнком. Но потому этот внезапный визит повергал в ещё большее смятение. Не могли же фениксы прийти просто полюбоваться статуей?
В то, что крылатых оскорбило использование их образа, Янис не верил — уж сколько фениксов и драконов было воплощено в скульптуре…
И ни к одному. Никогда.
А здесь — клювастые головы склонились в ответ, заставляя онеметь. Не в приветствии потому что, нет. Янису кланялись как Мастеру, как тому, кто совершил невозможное.
— Здесь — место. Место, объединяющее миры, — в полной тишине негромко клекотнул один из фениксов. Взмахнул рукой-крылом — и огненное перо, закружившись, полетело в выемку скалы у самого подножия опала. А следом за ним второе, третье…
Фениксы ушли так же, как явились, спокойно и неторопливо. Только перья остались лежать, переливаясь в огнистых отблесках — или рождая их сами?
Потрясённая тишина над площадкой висела ещё несколько минут. Потом всё-таки сдалась под напором удивления — сначала шёпотом, а потом в голос начали обсуждать небывалое событие. Репортёры что-то возбуждённо тараторили в камеры, тем, кто не видел площадку, пересказывали.
Ян всё ещё пытался проморгаться.
— Рил… Это… что было?
— Я не зна… — не менее растерянно ответил тот и поперхнулся, потому что… Потому что, по лестнице поднимался ещё один феникс!
Тут уже даже у Рилонара уши разъехались в стороны, и он мог только ошалело наблюдать, как и этот феникс кланяется Янису, оставляет перо и молча уходит. Гомон толпы стих — а потом разгорелся с новой силой. Можно было сказать одно: открытие статуи произвело такой фурор, какого не ожидал никто. Потому что ещё никогда и нигде интервью с мастером не прерывалось подобным образом, раз за разом приходящими фениксами. Янис под конец был уже просто в ступоре, лишь кивал в ответ на поклоны, глядя, как растёт горка огненных перьев.
А потом они ушли с площадки, давая туда доступ всем желающим. А репортёры остались, и Рилонар только головой качал, читая в новостях: фениксы приходят ещё и ещё. Поодиночке и группами, не обращая внимания ни на кого, оставляют свои подношения — и исчезают туда, откуда появились, никак не объясняя своего поведения.
Кажется, произошедшему суждено было остаться загадкой, на которую ни у кого, кроме самих фениксов, не было ответа.
========== Глава 6 ==========
Оглядываясь назад, Янис не очень понимал, как прожил месяц после открытия статуи. Пожалуй, время, когда он эту статую делал — и то отложилось в памяти чётче. Уж на что вдохновение накрывало с головой, так, что даже поесть забывал, жевал что-то, заботливо подсунутое под нос родными руками — и снова с головой уходил в работу. Но работу-то он помнил прекрасно, каждый момент! А вот месяц бесконечных встреч, приёмов, выставок, банкетов и интервью — не очень. Всё свивалось в припорошенную рыже-красными перьями круговерть, в которой осью был Рилонар. За него можно было уцепиться, закрыть глаза и хоть ненадолго остановить безумную суету, не сойдя от неё с ума.
Сказать, что мастер Шерсс стал популярен — ничего не сказать. Его рейтинги взлетели до небес — и пробили их, уходя куда-то в космос. Такого признания не получал ещё ни один мастер, и Яниса чуть не разобрали на сувениры, а очередь из заказов теперь была, кажется, не на год — на все двадцать лет вперёд! Ну, Ян подозревал это, сам-то он уже давно запутался, кто к нему подходит и зачем, малодушно оставив все деловые разговоры на Рилонара, и только каждый раз тихо радовался, что у него есть такой эльф.
Самому горгоне хотелось забиться в какой-нибудь тихий уголок и там продышаться, поняв и осознав, что он вообще натворил-то. Одновременно он понимал, что нужно ковать, пока горячо, что сейчас замыкаться просто нельзя. И терпел до последнего, пока однажды утром Рил на унылый вопрос, куда им нужно идти сегодня, не пробормотал сонно, что никуда, и не натянул на голову нахально отнятую Янисом подушку.
Отсыпались они тогда почти двое суток, единогласно решив, что после такого заслужили отпуск. Желательно — подольше!
К счастью, возможностей хватало. Можно было уехать на ту же Шьяру, где без проблем хоть остров на время арендовать и ни с кем не встречаться. Можно было наведаться на Айрават, в тёплые объятия Наиши. Можно было…
Но тут на «Ратраке» открылся новый сезон гонок, и решено было начать с этого. Обкатка новой трассы, ревущие моторы, разумные, не представляющие жизни без скорости и риска… Отличное место для отдыха, тем более гонщиков куда больше интересовал Рилонар, чем Янис, каким бы крутым скульптором он ни был.
Про Эльмарина Риатте горгона, если честно, просто забыл. До постороннего ли эльфа ему было? Ян бы малефика и не узнал в толпе, если бы не его реакция: эльфа при виде горгоны дёрнуло, как в нервном тике. А Ясмин с Шэрином ещё и ручками ему помахали — со стороны вроде мило, но Янис был уверен, что совершенно издевательски. Детей, конечно, не посвящали в тонкости ситуации с малефиком, но они и сами сделали для себя выводы.