Плантималь
Майк Резник & Кен Лю
Перевод Anahitta при поддержке проекта «Литературный перевод». 2017.
Плантималь − Биология: клетка, образованная слиянием (цитоплазм) животной и растительной клеток [plant + animal].
«Нелегко шестьдесят лет жить с чувством вины. Даже если ты принял правильное решение».
Спросите у меня. Я знаю.
− Это дроранская зевохватка? – интересуется Шерил. – Я смотрела про них фильм.
Она для устойчивости опирается руками на стол, наклоняясь над маленьким аквариумом, до середины наполненным водой. Мы не любим этого признавать, даже в мыслях, но нам обоим за сотню и мы никак не привыкнем к изменчивой силе тяжести на вращающейся космической станции.
Говорю первое, что приходит в голову:
– Я думал, они запрещенные.
Вот такое у меня чувство юмора.
– Возможно, на таких планетах, как Земля или Пеле, но здесь, возле Тихе IV, не так много запретов, – с легким самодовольством поясняет владелец питомника. – Наше правительство не лезет в жизнь граждан.
На воде плавают три овальных медно-красных листика. Из середины поднимается стебель в палец толщиной с шарообразным соцветием размером с кулак, узкие лепестки заканчиваются острыми шипами. Когда Шерил наклоняется ниже, цветок бросается к ней и захлопывается в дюйме от ее носа, а шипы вокруг цветочного зева смыкаются с тихим свистом.
– Какая прелесть! – хихикает Шерил. Она любит природу, но это уже чересчур.
– Я не смогу спокойно спать рядом с этой чертовой тварью, – говорю (ладно, ворчу) я...
Насколько надо отчаяться, чтобы тащиться от растения, которое может оттяпать лицо. Злость тут же улетучивается, потому что я понимаю: Шерил и правда отчаялась.
– Хорошо, Роберт. – Её голос звучит покорно, невыразительно из-за невидимой пропасти, что всегда лежит между нами. Она озирается. – А может, те прыгающие бобы Ропсто?
Она показывает на цветочный горшок, накрытый прозрачным стеклянным колоколом. Он стоит на столе рядом с зевохваткой. Внутри горстка бобов скачут вверх-вниз, будто блошиный цирк. Особо шустрые бобы время от времени звякают о стеклянный колпак.
– До чего мило! – восторгается она. – Звучит как стеклянная гармоника или китайские колокольчики.
– А для меня стучат как градины, – отвечаю я. – Что будет, когда они вырастут? Разобьют стекло?
– Могу продать вам террариум побольше, – говорит владелец. – Вы знаете, что существуют пять разновидностей прыгающих бобов Ропсто? У каждого вида своя форма правильного многогранника.
«Ну да, – думаю я. – Не хватало ещё чтобы инопланетные растения давали мне уроки геометрии».
Поворачиваюсь к Шерил, не в силах скрыть хмурый вид.
– Я думал, мы договорились, что никаких животных, только растения.
Стараюсь говорить любезно и рассудительно, но у меня не совсем получается.
– У меня нет никаких животных, – встревает хозяин питомника. У него хватает наглости говорить строить из себя оскорблённого. – Думаете, я не понимаю разницы? Все создания в «Плантималях Дэйва» признаны растениями, что подтверждено заключениями уважаемых ботаников и сертификатами.
Шерил вмешивается прежде, чем я успеваю высказать своё мнение об уважаемых ботаниках.
– Хорошо, – говорит она. – А есть что-нибудь... не такое шустрое? У нас тут на станции Шепард и правда очень тесная каюта.
Она хочет домашнего питомца, с которым будет носиться и которое ответит на её любовь. Я больше полувека не хотел ничего подобного. Поэтому мы сошлись на растениях.
Дэйв мгновение обдумывает, медленно обводя взглядом садок, и наконец показывает в угол.
– Посмотрите на это. Я достал его у экипажа исследовательского корабля с HD40207g.
Мы с Шерил подходим. Преимущество низкой гравитации в том, что она щадит мои суставы. Это одна из главных причин, почему мы сюда перебрались. Возможно, вдали от центральных систем доктора и медицинское обслуживание не так хороши, но нам хотя бы будет удобно.
Есть и ещё одно соображение: дешевизна. Мы не очень много отложили на пенсию.
В углу стоит маленький керамический горшок с белым песком. Наверху лежит бледно-голубой пузырь, состоящий из двух овальных долей, сплошь покрытых редкими неглубокими складками.
– Боже! – вырывается у меня. – Как мозг младенца!
Шерил будто каменеет, и до меня тут же доходит, что´ я ляпнул. Я не только желчный старик, я еще и тупица. В тысячный (или миллионный?) раз я задаюсь вопросом, почему она за все эти годы меня не бросила.
Через мгновение она расслабляется и наклоняется рассмотреть растение, но почти сразу отшатывается.
– Оно дышит! – изумленно шепчет она.
Половинки ритмично вздымаются и опадают, будто растение и правда дышит или у него внутри бьётся сердце.
– Нет. – Дэйв энергично мотает головой. – Оно просто перекачивает воздух и воду, что-то вроде фотосинтеза.
Подобные словечки могут отпугнуть обычного покупателя. Но только не Шерил.
– А что ещё про него известно? – Шерил не отводит от растения восхищенного взгляда.
Дэйв чешет затылок.
– Я знаю только то, что говорила исследовательская группа. Они нашли массу этих штуковин на той экзопланете, они покрывали её как пульсирующий ковер. Это детёныш – ну, по их меркам.
Конечно, я бы предпочел, чтобы он этого не говорил, но Шерил не реагирует. По крайней мере, не так, как я боялся.
– А взрослые выглядят так же, только крупнее? – спрашивает она.
– Ну, не совсем, – юлит он.
– Что вы имеете в виду?
– Они как... как растительная версия хамелеона, – наконец говорит он.
– Хамелеона? – переспрашивает Шерил.
– Понимаете, они подражатели. То, что вы видите, – их базовая форма. Если они растут рядом с другими растениями, со временем перенимают их форму. Это у них вроде маскировки.
Я опять чувствую укол вины. Это же Шерил, я ей обещал, а она, похоже, очарована растением-хамелеоном.
– Я достану орхидей из настоящего питомника через холл и посажу их рядом с ним, – говорю я. – Дышащая орхидея – это будет нечто особенное. – Я поворачиваюсь к Дэйву. – А оно не ядовитое, не цапает, не кусается и не плюется кислотой, как некоторые ваши образцы?
– Нет, насколько мне известно, – отвечает он.
Ну и скользкий тип.
– Мы его берём, – говорит Шерил.
Её глаза затуманиваются – интересно, из-за растения или из-за моего необдуманного комментария? Оно обязано быть растением. Я отпускал необдуманные комментарии дольше, чем живут две трети биологических видов во Вселенной, но они по-прежнему уязвляют Шерил так же сильно, как и всегда.
Когда мы выходим из магазина, неся горшок с детенышем плантималя, Шерил произносит:
– Я назову его Шеп в честь нашего нового дома.
Из иллюминатора в холле открывается вид на планету Шеппард. Она вращается внизу, – мозаика коричневого, голубого и белого. Мне не по душе идея давать имя растению, особенно такое, которое больше подошло бы пастушьему псу, но я киваю. Мы всегда друг с другом обходительны. (То есть она всегда обходительна, а я всегда стараюсь, но это не то же самое.)
Я неотрывно смотрю на планету. Она напоминает о нашем с Шерил авантюрном отпуске на Рангинуи, когда там только началась колонизация.
Разумеется, я об этом не говорю. Я и так сегодня ляпал много лишнего.
* * *
На мое сорокалетие Шерил преподнесла сюрприз – месяц отдыха на Рангинуи. До этого я не улетал от дома дальше Марса. Путешествие на Рангинуи было не в моем вкусе. Я предпочитал привычную еду, помещения с кондиционерами и прочими удобствами, возможность ходить в спортзал и докторов, которых знал многие годы. Приключения не для меня.
– Ну давай немного поживём! – ласково пожурила Шерил. – Нам уже стукнуло сорок, и когда у нас появятся дети, сорваться с места будет не так-то просто.
Разумный довод. Разговоры о пополнении в семье уже велись. По современным меркам мы считались ещё молодыми, но не хотели откладывать, пока нам не стукнет пятьдесят или даже больше и когда наконец добьёмся карьерных высот.
Как ни странно, поездка на Рангинуи мне понравилась. Конечно, причудливая местная рыба вкусом походила на склизкий йогурт, а к погоде пришлось привыкать (только там мне довелось попасть под град).
Но пейзажи поражали воображение. Тогда на Рангинуи жили всего миллиона два колонистов, и континенты по большей части оставались безлюдны. Полёты в крошечном двухместном катере над многими километрами девственных лесов – деревья с шестигранными стволами и темно-синей листвой, в поле зрения ни единого куска пластали или стекла – воодушевляли так, что не передать словами. Чёрт, я читал путеводители, они тоже не могли этого передать. А весь этот простор! На горизонте возвышаются горы со снежными шапками, и насколько хватает глаз – ни одной живой души, кроме нас с Шерил. А когда мы под лучами двух солнц посадили наш воздушный катер, вокруг прыгали стаи шестилапых чешуйчатых степных медведей.
Никогда этого не забуду. Эх, если бы о тех временах запомнилось только это!
Путешествие даже вернуло в наши отношения романтику. Я не сознавал, как постепенно в рутине дней, пусть даже удобной и безопасной, наши чувства не то чтобы остывали, но пропадала их спонтанность. Как же хорошо, когда за тонкой стенкой нет соседей.
В последний день отпуска, когда мы уже сели в прыжковый корабль, Шерил сказала, что беременна. Мы оба были в восторге. Конечно, это случилось раньше, чем мы планировали, но порой лучше не планировать всё подряд. Когда мы вернемся на Землю, у нас ещё останется масса времени, чтобы обустроить детскую и всё подготовить.
Наверное, вы помните из новостных выпусков, что произошло на обратном пути. Эта история время от времени ещё всплывает в документальных фильмах.
Из-за неисправности двигателя наш корабль, «Принцесса Южных небес», был вынужден выйти из гиперпространства. Поскольку маршрут на Рангинуи открылся недавно, маяков на пути было мало и маленький корабль не мог передать свои точные координаты. Поэтому пришлось ждать, пока нас засечет спасательное судно и отбуксирует обратно.
Это была одна из величайших катастроф в истории космического туризма. Мы дрейфовали семь месяцев. Команда и пассажиры героически берегли ресурсы и растягивали припасы, которые предназначались для двухнедельного перелета. Пришлось прибегать к повторной переработке, что сейчас звучит как легенды о заре космических путешествий, – возможно, это вызовет у вас отвращение. Но, что удивительно, почти никто не падал духом.
Я переживал, что Шерил не может обратиться в нормальную больницу. Но сама она относилась к этому намного спокойнее.
– Понимаешь, женщины раньше рожали без всяких врачей, – твердила она чуть не каждый день.
Это так. Но то были варварские времена.
– Со мной всё будет хорошо, – уверяла она. – Вот увидишь, нас спасут задолго до этого, а если нет – у нас на борту есть медробот.
Когда наконец появился спасательный корабль, Шерил до конца срока оставалась всего пара недель. Я никогда не был набожным, но в тот день благодарил богов всех миров и религий за чудо.
– Зато будет о чём рассказывать детям, – сказала Шерил, когда мы осторожно переходили из шаттла на спасательный корабль. Остальные пассажиры подбадривали нас, и она помахала им в ответ.
– Да, будет, – согласился я.
Я сохранил билеты на туристический космолет, чтобы приклеить их на первую страницу детского альбома.
* * *
Вдруг нас сильно встряхивает. Первая мысль: землетрясение, но я тут же вспоминаю, что мы ведь не на Земле и вообще ни на какой планете. Я подбираю с пола билеты вместе с другими разлетевшимися документами.
Начальник станции извиняется по громкой связи и объясняет, что толчок вызвал изношенный подшипник. Я усаживаюсь с бумагами в кресле. Теперь придётся всё перебирать и складывать по порядку обратно в папку.
Пока я этим занимаюсь, Шерил наклоняется над плантималем, чтобы проверить, не пострадал ли он от толчка. Затем размешивает в воде пакетик питательной смеси и опрыскивает растение.
– Надо же, как ты быстро растёшь! – воркует она. – Ну ты даёшь! Каким же ты станешь, когда вырастешь?
Она носится с ним как с котёнком.
– Я пошла в спортзал на Внешнем Кольце позаниматься при повышенной силе тяжести, – говорит Шерил. – Не забудешь через час дать Шепу второй пакет с питанием?
Я бормочу «да», и она уходит.
О чём Дэйв, владелец питомника, не озаботился упомянуть, так это о том, что с плантималем хлопот, как со щенком, а то и больше. Вдали от естественной среды обитания – а что может быть неестественнее орбитальной станции? – его нужно кормить и поливать по расписанию, пока не вырастет. Если бы я знал, что с ним будет столько возни, никогда не согласился бы его купить. Ну, пока Шерил не посмотрела бы на меня своими тёмно-карими глазами, в которых плескались шесть десятков лет боли. Тогда бы я, как обычно, сдался.
На сортировку бумаг уходит полчаса. Я ставлю документы обратно на полку к остальным папкам. Это последняя из упавших. (Да, я знаю, что всё это есть у меня и в компьютере. А если компьютер сдохнет? Когда-то я не слишком задумывался над тем, что вещи могут погибнуть, но это было давно.)
Я выпрямляюсь и окидываю взглядом комнату. Постороннему может показаться, что я скопидом – все открытые горизонтальные поверхности завалены кипами бумаг, безделушками и сувенирами. Шерил и я с трудом здесь протискиваемся. Ну и что! У меня свой порядок: там, в папке слева, счёт из ресторана, куда я пригласил Шерил на первое свидание; ниже на полке камешек – Шерил подобрала его на самой высокой горе Рангинуи; а там, на столе возле дивана, лежит открытка, которую по моей просьбе ей подписали коллеги, когда она вернулась к преподаванию.
Все эти символы нужны мне и Шерил, чтобы напоминать – наша жизнь продолжается, она не закончилась шестьдесят лет назад. Чёрт, временами я даже в это верю.
Здесь у нас только малая часть нашего земного имущества. Когда мы улетели с Земли, от большей части вещей пришлось избавиться. Я их будто от сердца отрывал. Все они хранили память, осязаемую связь с той жизнью, что мы прожили с Шерил.
Из цветочного горшка слышится бульканье. Оно звучит – даже подумать об этом не могу! – поразительно по-человечески.
Я подхожу к плантималю – он пульсирует чаще обычного. Дэйв говорил, это значит, что ему надо дать питательную смесь. Как чёртово растение может знает, что надо пошуметь, чтобы его покормили?
– Потерпи, – говорю я. – Знаю, знаю, что ты голодный. Сейчас приготовлю.
Я беру пакет с кормом и воду. Хорошо хоть плантималя не надо так часто кормить по ночам. Наверное, как и уверял Дэйв, оно приспособилось к нашим суточным биоритмам?
Точно так же готовят смесь младенцу.
Младенцу.
Я отбрасываю эту мысль.
Пока я опрыскиваю плантималя, его бульканье сменяется довольными звуками, очень похожими на отрыжку. У меня сжимается сердце, я стискиваю край стола, чтобы не упасть, дыхание перехватывает
Постояв так немного, я возвращаюсь в удобное кресло к телевизору. Пролистываю каналы, прислушиваясь к плантималю – не нужно ли ему ещё чего-нибудь.
Должен признать – с Шепом уйма хлопот, но он такой милый. Я мысленно поправляю: оно милое.
Я почему-то останавливаюсь на детской передаче с танцующей малышней и куклами. Крошечная каюта заполняется детским смехом, и мы с Шепом слушаем. На меня накатывают воспоминания о других детях в другое время и в другом месте.
* * *
Время от времени я слышал, как в других палатах родственники навещали молодых мам. За громким визгом детей раздавались наставления взрослых:
– Ш-ш-ш... Маме нужно отдохнуть.
– Осторожнее с новой сестренкой.
– Придерживай головку, помни, что надо придерживать головку!