❼
- Именно тут и заканчивается твое путешествие, не так ли?
Антон посмотрел на старика. Тот сидел к нему спиной, скрестив ноги, и зачерпывал горсти раскаленного песка. Пропускал между артритных пальцев и снова набирал полные ладони.
Вокруг, словно застывшие волны, бились о развалины домов песчаные дюны резервации. Желтая, раскаленная пасть, вновь раскрывалась перед Антоном кошмарной воронкой. Душным, липким сном, из которого ему так и не удалось выбраться.
Он утер пот, застилавший глаза.
Старик сидел на одной из дюн, по пояс голым. Его обвисшая кожа казалась тонкой, словно рисовая бумага. Под ней виднелись синие змейки вен. От старика пахло чем-то настолько сладким и приторным, что у Антона ныли зубы.
Мы зарыли его здесь, - подумал он про старика. – А теперь он выбрался. Как жук, перебирая лапками…
На старческом лице виднелась кровь. Красные щупальца, ползущие от виска, обнимали часть щеки и шею. Крови было много, но она уже запеклась на солнце. Походила на застывшее, засахаренное варенье со дна банки.
Гай стрелял в него, - вспомнил Антон. – Там, на пустыре. Подальше от людских глаз. Но старик к тому времени был уже мертв несколько дней. Или недель.
- Именно тут и заканчивается твое путешествие, не так ли? – снова проговорил старик.
- Нет, - ответил Антон. – Кто ты такой?
- Лев Кёниг, - сказал старик. – Вот там, - он поднял трясущуюся руку и указал на развалины зданий. Антон проследил за старческой рукой, щурясь от яркого солнца – в выбитых окнах, словно в темной воде, плыли мертвые детские лица.
- Что там?
Старик опустил руку и снова зачерпнул песка.
- Вавилоны, - он помолчал. Его голова, то и дело опадала на грудь, как будто он засыпал. – Сны, - сказал старик, - порой реальнее, чем настоящая жизнь.
- Ты не спишь, - Антон подошел ближе. Ему хотелось заглянуть в лицо старику. Убедиться, что это Кёниг.
- Нет. Я не сплю, - согласился старик. – Спишь ты.
Он повернул голову. Его глаза были закрыты. Но сомнений не осталось – тот же человек смотрел на Антона с закопченной листовки, подшитой к делу об убийстве. Лев Кёниг – владелец королевских пивоварен, завсегдатай парламента. Это определенно был он. Но что-то тут не клеилось. Казалось обманом. Ведь они зарыли тут подделку, двойника. Так как же настоящий Кёниг мог оказаться здесь?
- Кто ты такой? – снова задал вопрос Антон. Он смотрел на старика, выискивая в нем что-нибудь чуждое. Разглядывал его руки, стараясь заметить под кожей витки стальных тросов.
Кёниг снова поднял руку. Его скрюченный палец опять указывал на развалины.
- Там, - сказал он. – И заканчивается твой путь, не так ли?
В темных окнах плыли детские лица. Белые пятна. Словно дыры от пуль.
- Вавилоны? – спросил Антон.
Старик отвернулся от него. Теперь Антон видел только его профиль, залитый кровью от выстрела.
- Мертвые дети, - сказал Кёниг. – И он, - его трясущийся палец указал на темный проем двери. – Он тоже там. Вместе с ними.
В темноте там кто-то стоял. Какая-то огромная фигура, подпирающая плечами покосившуюся дверную раму. Антон почувствовал на себе тяжелый взгляд.
- Что это за тварь? – прошептал он и потянулся к кобуре, но вспомнил, что давно лишился пистолета. Он посмотрел на старика. – Зачем ты искал Вавилоны? Ты искал его?!
- Именно тут, - снова повторил старик, - и заканчивается твой путь.
Он боится открыть глаза, - понял Антон. – Боится того, что увидит.
- За что они убили тебя?
- Сны, порой, реальнее, чем настоящая жизнь.
- Но ты не спишь, - сказал Антон. – Ты умер.
Старик повернулся к нему и открыл глаза. Его роговица была мутной, как бывает у трупов. И где-то там, в этой мути, плавал деформированный зрачок, похожий на кошачий глаз.
- Но если я умер, тогда что тут делаешь ты?
У Антона заломило в боку. Он схватился за больное место и понял, что истекает кровью. Попытался зажать рану, но кровь лилась сквозь пальцы горячими ручейками.
- Твою мать, - он опустился на колени. Кёниг смотрел на него с интересом. Разглядывал мертвым взглядом.
- Сожми свой глаз, - сказал старик.
- Что?.. – выдохнул Антон.
- Сожми свой глаз! И ты поймешь…
Рукой, заляпанной в крови, Антон сдавил себе глаз. И на секунду увидел бездну. Огромное, темное пространство, в котором вращалось бесчисленное количество галактик. А потом Антон сблевал. И понял, что кто-то подставил ему ведро. И он уткнулся в него, и вся та бездна, открывшаяся ему, оказалась замкнутым пространством оцинкованного ведерка. Он оторвался от затхлой темноты и посмотрел на старика. Тот глядел на него не мигая.
- Что я должен был увидеть? – откашлявшись, спросил Антон.
- Бездну.
- Я увидел ее.
- Ты видел ведро с блевотиной, - сказал старик. – Не такой бы ты хотел видеть загробную жизнь. Посмотри.
Он развернулся к Антону. Вполоборота, но этого хватило, чтобы стал заметен черный шрам, пролегающий по дряблому телу - от горло до пупа.
- Что они с тобой сделали?
- Когда я закрываю глаза, я вижу бездну, - ответил Кёниг. – Я падаю сквозь нее и не чувствую больше ни стыда, ни боли. Но когда я открываю глаза, я вижу это. Его. Тех мертвых детей. Я снова возвращаюсь в резервацию. В этот ад.
- Что делают в Вавилонах? Что внутри у всех этих детей? Что внутри у тебя?
- Я не знаю, - ответил старик. – Я видел бездну, когда они делали это со мной. Когда она это делала.
- Она? – переспросил Антон.
- Она. Часть его…
Они вдвоем посмотрели на темный дверной проем. Фигура все еще стояла там. Сверлила их взглядом. Охраняла свою территорию.
- Ты должен уйти, - сказал Кёниг. – Здесь место для снов.
- Ты умер.
- Сны порой, реальнее, чем настоящая жизнь.
Антона тряхнуло. Еще раз. И еще. Так, что внутри все сжалось от боли. И он открыл глаза. И увидел перед собой Анино лицо.
- Живой, - выдохнула она. – Живой…
На ее скуле зацветал желтым цветком синяк. А черные волосы спадали на татуированные плечи. Ее горячие слезы капали Антону на лицо. А ему казалось, будто это дождь смывает с него прошлую жизнь.
Позади девчушки маячило лицо Гая. Осунувшееся. Заросшее щетиной. Измученное, но такое счастливое.
Были еще какие-то люди. Кружились тенями. Антон, было, приподнялся, чтобы разглядеть их, но сил почти не осталось, и он рухнул обратно на кушетку. Заметил только полную чернокожую женщину, с электродами дефибриллятора в руках. И понял, что его только что вернули к жизни.
Он вспомнил место, где был. Кёнига. И мертвые лица в окнах. Он вспомнил, о чем говорил со стариком. Но все случившееся ускользало от него, как дурной сон. Он должен был рассказать кому-то. Пока еще было можно. Пока он еще не забыл.
Он схватил девчушку за руку и подтащил к себе. Зашептал высохшими губами. Поначалу она отпрянула, хотела вырваться, но потом остановилась, замерла. Она слушала. По спине ее бежали волны мурашек, ей стало холодно от его слов. То, что она услышала – она предпочла бы не знать. Но он говорил. И она слушала.
- Что он тебе сказал? – Гай поднялся по ступеням, и встал рядом с Аней под брезентовым навесом. Там, внизу, где он только что был, царила прохлада, а на улице творился полуденный ад. Раскаленное добела небо, казалось, вот-вот начнет прогорать до черноты. И все в этом месте полетит к чертям.
Наверное, - подумалось Гаю, - это будет самый справедливый исход.
Он поглядел на старый, изъеденный коррозией жбан из-под пива, лежавший в пыли, в тени от брезента. Он был похож на космическую капсулу, упавшую в степи. Не хватало только серпа и молота на боку. Вместо флага СР на жбане проглядывались буквы «БАЛ…КА №».
- Аня? – позвал Гай. – Ты меня слышишь?
Девушка вздрогнула. Обернулась.
- Мне холодно, - сказала она и обняла плечи руками.
- Холодно? – Гай удивленно вскинул брови. - Да брось, на улице настоящее пекло.
- Мы можем ошибаться? – спросила она.
- Насчет?
- Насчет всего этого, - она обвела взглядом ржавые поезда, здания складов, бетонные гаражи. Все вокруг утопало в песке. – Про резервацию.
Гай достал измятую пачку сигарет и зажигалку со звездой. За время, проведенное здесь, ему удалось привести ее в порядок и заправить. Он чиркнул колесом. Крепко затянулся.
- Я никогда не ошибался насчет резервации.
Он посмотрел на людей, бродивших с оружием вдоль поездов. На фоне черных, проржавелых составов, они были едва уловимы. Лишь длинные дула винтовок отбрасывали тонкие тени на песок. Гай поднял взгляд на вышки с прожекторами – там тоже были люди. Просматривали горизонт в окуляры снайперских винтовок.
- Вдруг все это… именно то, чего мы заслуживаем? - спросила Аня.
- В определенном возрасте приходишь к такому выводу, но потом… перестаешь верить в подобную чепуху. Смириться… с тем, что ты должен платить по чужим счетам… - Гай покачал головой и почесал заросшую щеку. – Хуже этого дерьма трудно придумать…
- Антон сказал мне, что это ад, - Аня посмотрела Гаю в глаза. – Что он видел Льва Кёнига. И говорил с ним.
- То, что это ад, я знал и без него, - произнес Гай.
- Тебе хочется знать, что ему сказал Кёниг?
Детские страхи имеют свойство возвращаться. Выкарабкиваться из-под кроватей, выбираться из шкафов. То, что давно казалось забытым, вдруг начинает прорастать сквозь тебя. Стоит лишь услышать несколько слов. И страх разорвет тебя на части. Хотел ли он знать? Ему казалось, что нет.
- Разве это имеет какое-то значение? Здесь… в этом мире? – спросил он, пытаясь увести разговор в сторону.
- Ты веришь в другой мир? В загробную жизнь?
Гай посмотрел на девчушку. За те две недели, что они провели здесь, Аня не отходила от Антона. Ухаживала за ним. Разговаривала. Рассказывала какие-то дурацкие истории из выдуманного детства. А ведь он ничерта не слышал. Лежал овощем, обвитый катетерами. Но вот теперь, когда он очнулся, Аня была готова поверить любым его словам.
Снаружи она осталась прежней малолетней девчонкой, которую Гай встретил в прачечной. Бледной, нескладной, с маленькой грудью и узловатыми коленками. Говорящей про тоннельных крыс и верящей в чудеса. С первого взгляда… в ней ничего не изменилось с тех пор. Но это было не так. Она изменилась внутри. Стала думать, что не так уж и бесполезна. Что она – не просто дырка для десятка членов, но человек, рожденный для какой-то миссии. Цели.
Когда она оказалась права насчет кладбища поездов. Когда тот мародер с ружьем не пристрелил их, а вывел к людям и предложил помощь … именно тогда, Аня изменилась внутри. И это пугало Гая. Он боялся за нее, как боялся бы за собственную дочь.
- Мои родители верили, что по ту сторону что-то есть, - сказал Гай. - Здесь это нужнее, чем в Голдтауне. Верить в то, что есть что-то еще. Что смерть - это не конец.
- По мне, так уж лучше бы на этом все и закончилось.
Аня улыбнулась. Но ее улыбка была печальной.
- Прежде, чем ты скажешь мне. Объясни, как ты относишься к Антону? – попросил Гай.
- Мне кажется, я знала его всю жизнь. Или ждала... – она смущенно опустила глаза.
- Тогда говори.
Она вдохнула. Словно собиралась нырнуть.
- Тогда и ты… ответишь мне на вопрос?
Гай кивнул.
- Если бы все сложилось иначе, как думаешь, могло ли у нас что-то получиться с ним, с Антоном?
- Если бы все сложилось иначе, вряд ли бы вы когда-нибудь встретились, - ответил Гай.
- Да, - она покивала. – Но сейчас… ему ведь не нужна такая, как я?
- Какая?
Она осторожно поглядела на Гая.
- Такая, какой меня сделали эти твари…Я шлюха, которую имели по десять раз на дню…
Конечно же, она говорила про своих насильников из сопротивления. Про Омегу, которая прикрывшись правыми лозунгами, творила бесчинства.
Нужно было всех их поубивать, сравнять с землей их сраный бункер! – подумал Гай со злостью. Но осекся. Это не должно было овладеть им. Тот клубок змей, что ворочался у него с самого пересечения границы. Он должен был оставаться внутри.
- Ты не виновата в том, что случилось.
- Да, наверное. Но порой нас винят за то, чего мы не совершали.
- Я не знаю ответа на твой вопрос, Аня, - выдохнул Гай. – Прости.
Она кивнула.
- Извини, что заговорила про это, размечталась. Какие-то ебаные розовые сопли! – она усмехнулась, утерев выступившие слезы. – Девочкам порой хочется подобной хуйни, извини за это, - она выставила вперед подбородок. И Гай понял, что потерял ее. Что больше не увидит ее настоящей. Такой, какой она хотела быть всегда, но резервация ломала ее с самого детства. Аня, как и тот парнишка со шрамом, каким-то невероятным образом, смогла сохранить в себе способность любить. Но каждый раз, каждая попытка вынести этот свет наружу, заканчивалась ничем. Люди не были готовы к любви.
- Я не знаю ответа, - сказал Гай, - но ведь я всего лишь чертов коп из-за стены. Бывает так, что мы задаем вопросы не тем. Единственный, кто знает ответ, лежит сейчас на кушетке, с трубками, торчащими из носа.
Аня кивнула.
- Так что же… Кёниг сказал Антону? – спросил Гай.
- Он сказал ему, где искать Вавилоны.
Гаю вспомнился отцовский голос. Его слова.
«Шлюхи – всего лишь прикрытие. Настоящий Вавилон куда как страшнее…»
И еще. Он говорил про чудовищ. Хотел, чтобы его сын остановил их. Сценарий для ебаной сказки.
- Но мы не ищем Вавилоны, - ответил Гай. – Мы ищем Кёнига.
- Кенига забрали они. Он там. В одном из Вавилонов. Так сказал Антон.
- Какой-то бред. Ты ведь не веришь во все это? Мертвые становятся нашей совестью. Говорят с нами голосами прошлого. Но не приходят во снах. И не дают подсказок. Мы копы. Мы не должны идти на поводу у всего этого мистического дерьма.
Аня пожала плечами.
- Тот, кто знает ответы, лежит сейчас внизу, на кушетке. Ты сам сказал.
- Он не знает, - буркнул Гай. – Он придет в себя и все поймет. Сейчас он не в состоянии отличить сон от реальности.
- Он сказал мне, что сны порой реальнее, чем настоящая жизнь, - сказала Аня. – Он понимал, что мы ему не поверим.
- Аня, ты многого не знаешь про Антона. Вся эта хреновина для него периодически становится заменой настоящей жизни.
Девушка с непониманием взглянула на Гая.
- Что ты имеешь в виду?
- Алкоголь. Последствия. Он сидит на таблетках, которые сдерживают его шизофрению.
- Мне он показался нормальным.
- Да он две гребаных недели провалялся без сознания! – рявкнул Гай. - Конечно, он показался тебе нормальным!.. Пойми – Кёниг – наш билет отсюда…
- Я понимаю…
- Эти люди… они позаботятся о тебе. Тут ты будешь в безопасности. Но нам… нам пора возвращаться домой.
Гай замолчал. В горле пересохло - ему хотелось пить. В гетто жажда была такой же невыносимой, как постоянная, выматывающая жара.
- Вы вернетесь…
- Нихрена! – огрызнулся Гай. Он облизал сухие губы. - Вся эта срань, что случилась, наталкивает меня на противоположные мысли. Мы попали под какую-то жесткую раздачу, и может там, за стеной, нас уже давно похоронили.
Аня обернулась. К ним кто-то поднимался – шаркал по бетонным ступеням. И ей отчего-то вдруг стало стыдно, что их услышали. В этом месте царило странное спокойствие, благодатная тишина, которую они раз за разом нарушали своими никчемными спорами.
- Таби, - выдохнула Аня.
Под навес вышла полная чернокожая женщина в круглых очках. Врач по образованию, именно она сегодня откачивала Антона после остановки сердца.
- Все шумите? – женщина достала сигарету. На ней был цветастый халат с широким поясом и огромным карманом. – Гай, угости даму огоньком.
Она поднесла сигарету, зажатую в пухлых пальцах, ко рту. Чиркнула зажигалка, и женщина крепко затянулась.
- Когда я была маленькой, отец с матерью также ссорились на кухне. Но они бы глотки порвали друг за друга. Это я знаю точно.
Она улыбнулась. Половина ее зубов была золотыми. И это выглядело дико.