Он издал странный звук, который мог быть смешком, и фыркнул на ткань. Мгновение спустя она опустилась на колени и приподняла ткань с лица, склоняясь к нему.
— Мог. Ты. Нет, — с трудом выдохнул он.
Она расшифровала его комментарий.
— Ты мог умереть и вернуться, но из-за меня не станешь?
Он шевельнул головой, слегка кивнув.
— Ну, это просто оскорбительно. Я в порядке. Я взяла себя в руки. Больше не повторится, — она допустила ошибку. Она восстановилась. Дерьмо случается. Жизнь продолжается. Он поджарил себя до хрустящей корочки из-за нее, а теперь отказывается умирать, потому что беспокоится за нее. — Извини, что тебе пришлось поджариться ради меня, — немного помедлив, она проворчала: — Спасибо, — она уловила выражение его лица — хоть у него не осталось бровей, а лицо сильно обгорело, он все равно умудрялся смотреть на нее так, будто у нее только что выросло три головы. Она холодно пояснила: — Я благодарю людей, когда они этого заслуживают. Просто обычно ты этого не заслуживал. Не бездельничай за мой счет. Непохоже, чтобы в нынешнем состоянии ты мог что-то для меня сделать.
Он издал приглушенный смешок, резко оборвал его и сказал:
— Тату. Телефон… не… используй их.
— Почему нет? — он закончил татуировку на ее позвоночнике и сказал, что если она позвонит на ЯВСД, он сможет найти ее где угодно. Но согласно тому, что она сегодня узнала от Бэрронса, тату, которую он набил на ее кожу, позволяет ему определять ее местоположение и без звонка. Тогда зачем нужен телефон? — Потому что ты ранен?
— Слишком… многие… из нас… выбыли… из игры. Теперь… слишком… опасно.
Она изучала его в тусклом свете, гадая, что именно случится, если она позвонит по номеру, записанному в ее телефоне как Я В СЕРЬЕЗНОМ ДЕРЬМЕ, и на скольких из Девятки повлияет, если она воспользуется этим номером. Раздраженно мечтая, чтобы он ей сказал. Очевидно, телефон делает нечто большее, чем просто определяет ее местоположение. Но доверие не было его сильной стороной, и в это в равной мере относилось к ней.
— У меня есть две миссии: Мак и спасение мира от черных дыр, и я рассчитываю достичь их в этом порядке, поскольку полагаю, что спасение Мак поможет нам спасти мир. И в это время я не собираюсь пользоваться твоим телефоном. Когда ты умираешь, как быстро ты возвращаешься? — в последний раз прошло какое-то время, прежде чем она вновь увидела его.
— По-разному.
— Но быстрее, чем ты исцелишься таким образом.
— Да.
— Так умри, я буду здесь, когда ты вернешься.
Налитые кровью серебристые глаза пристально посмотрели на нее.
— Я останусь неподалеку. Даю слово. Ты знаешь, мне можно верить, — они, может, и не ладили, но она уважала его и знала, что он вернет услугу.
Его глаза переливались дюжиной блестящих, непостижимых оттенков холодного серебра.
Она изменила позу, нетерпение делало ее беспокойной.
— Чего ты ждешь?
— Не… так… просто.
— Почему?
— Двигаться… не могу. Как… умереть?
У нее вдруг защемило в груди.
— Ты всегда возвращаешься? Это не из тех штук, что срабатывают иногда? Это проверено, точно?
Он ответил еще одним почти незаметным кивком.
Она шумно выдохнула. Подростком она хвасталась, что однажды прикончит великого Риодана. Но тот день, когда она думала, что убила его, освободив Кровавую Ведьму, стал одним из самых ужасных дней в ее жизни.
— Кажется, ты заставляешь меня делать грязную работу, — раздраженно произнесла она.
Его глаза сузились, а губы сложились в гримасу улыбки.
— Ты смеешься надо мной?
— Думал… тебе в кайф… убить меня. Старые… обиды. Можешь… позвать Бэрронса. Ненавижу… когда этот… мудак… делает это. Слишком… наслаждается этим.
— Как ты мне предлагаешь сделать это? — напряженно спросила она.
— Меч. Живот. Как Ведьма.
Она осмотрелась вокруг, как будто более приемлемая альтернатива может выскочить из-за угла или из-за стола, или появиться в зеркале — менее жестокая, кровавая и личная.
— Может, я просто устрою тебе передозировку чего-нибудь?
— Яды… не… работают. Отрубить… голову?
— Ох, ты реально извращенец, — прошипела она.
— Форм… альности. Ты… права. Логично… умереть.
Она уронила голову на руки и потерла глаза. Убийство для нее было делом естественным. Она могла быть жестокой, смертоносной и безжалостной, и считала это проявлением силы. Но Риодан важен для нее. Она смирилась с этим в Зеркалах. Ей нравилось знать, что он есть в этом мире, живой, делающий свои риоданские штучки, неважно, как бы некоторые из этих риоданских штучек не раздражали ее. В первый год, блуждая по мирам, она рассказывала себе истории о множестве интересных/раздражающих вещей, которыми он занимался без нее, и во главе списка — охота за ней, со всеми сопутствующими приключениями. Эти истории всегда заканчивались тем, что он находил ее, они обменивались историями и вместе надирали задницы по дороге обратно в Дублин. И мысль о том, чтобы убить его, пусть даже его смерть будет временной, наводила на нее ужас.
Она подняла голову, глаза ее пылали эмоциями.
Она не думала, что он может лежать еще неподвижнее, но он как-то умудрился, глаза прищурились, всматриваясь в ее лицо.
Она ненавидела все, что имело для нее значение. И все же прошлой ночью все потери и горе, которые она подавляла, вырвались на свободу. Как только процесс был запущен, все, что когда-либо задевало ее, имело тенденцию срываться со дна океана подавляемых страданий. Теперь ее эмоции плавали на поверхности, и все причиняло боль.
Так будет не всегда, внезапно она отчетливо услышала его голос в своей голове. Убей меня быстро. Смерть никогда не становится проще. Но Джада, жить станет легче.
С гримасой решительности она поднялась на ноги.
— Тебе лучше вернуться, потому что если мне придется нести на своей совести еще и твою идиотскую смерть… — она не закончила мысль.
Я вернусь. Я всегда возвращаюсь. На мгновение он замолчал, а потом добавил с немного мрачной ноткой в голосе, В будущем, если тебе понадобится помощь с чем-то, попроси меня.
Она таким же кислым тоном озвучила старую обиду.
— С чего бы мне это делать? Ты не помог мне, когда Джейн забрал мой меч.
Ребенок, я не имел ни малейшей гребаной идеи, что делать с тобой. Ты была Сверхзвуковой Боеголовкой.
Она не имела ни малейшей гребаной идеи, что делать с самой собой. Она была Мега-мощным взрывом чистого неповиновения любому, кто пытался установить для нее границы. Ей даже в голову не приходило, что для этих границ могли существовать весомые причины. «Любые ограничения без исключения — плохо», вот и вся философия в ее скорлупке. Гадая, когда же Риодан начал на самом деле читать комиксы — раньше он только притворялся, что знает их, она холодно произнесла:
— Я вовсе не походила на эту засранку, — она больше не собиралась произносить ни слова, но не удержалась и добавила: — Я была намного спокойнее.
Я имел в виду фильм.
Ее плечи расправились, и она выпрямилась. Даже Дэдпул был впечатлен экранной версией Боеголовки. Мысленно прихорошившись, она пренебрежительно бросила:
— Ты видел все. Как ты мог не знать, что делать с девочкой-подростком?
С гребаным супергероем на стероидах. Я никогда не видел никого, похожего на тебя.
Внутреннее самодовольство переросло в радиоактивный взрыв, осветивший ее лицо. Иногда она скучала по тем дням — как она чувствовала себя, просыпаясь, как будто жизнь — это электричество, и она тоже была электричеством, и каждый день — это всего лишь очередная офигительная пробежка по великолепному радужному потоку, по калейдоскопическому кусочку электрической жизни.
— Даже за все свои… сколько там тебе лет, говоришь? — закинула она удочки.
Думал, если меч останется у Джейна, это не пустит тебя на улицы.
— Не сработало. — Ничто не сработало бы. Она бы отправилась важно расхаживать по улицам голышом и абсолютно беззащитной, лишь бы доказать свою свободу. Все, за исключением абсолютной свободы, глубоко оскорбляло ее, как та клетка, из которой, как ей иногда казалось, она никогда не сбегала. Цена ее стратегии побега слишком высока. С побегами всегда так.
— Так сколько тебе лет, говоришь? — вновь надавила она.
Альтернатива была одна — заставить тебя переехать в Честер.
— Ты пытался. Под разными предлогами. Тебе пришлось бы вечно держать меня на цепи. Я бы удирала при каждой возможности и подпалила бы Честер, стоило тебе отвернуться, — и без сомнения подложила бы предварительно взрывчатку, чтобы превратить это в зрелищное шоу с фейерверками. — Я определяла себя неповиновением тебе.
Не знал, что ты это поняла.
— Я многое поняла. Я просто не тратила ничье время, ноя и ноя об этом.
Мы поможем тебе отстроить аббатство.
Она застыла. Она наслаждалась их взаимными подколами. Теперь уже нет.
— Я не просила тебя о помощи. Я в ней не нуждаюсь.
Вне зависимости от этого, мы поможем. Тебе нужно управлять аббатством.
Какая-то часть ее отшатнулась, отстранилась от него, и она сочла это хорошим освобождением. Она была осьминогом, протянувшим щупальца, а теперь превратилась в акулу. Щупальца можно отрубить. С акулами никто не шутит.
— Нихрена ты не знаешь о том, что мне нужно.
Он заговорил быстрым и яростным стаккато: Я всегда знаю, что тебе нужно. Злиться на кого-то достаточно сильного, чтобы вынести всю боль и ярость, которую тебе нужно выплеснуть, пока ты не сгоришь дотла, и не останется лишь горстка пепла, из которой восстанет феникс. Ребенок, женщина, кем бы ты ни была — я хочу видеть, как ты восстанешь. Даже если тебе придется меня возненавидеть.
Она вскочила в режиме стоп-кадра и взмахнула мечом так быстро, как только могла, вкладывая всю свою силу и безупречную точность. Когда его голова отделилась от тела и отлетела в сторону, от силы ее удара врезавшись в стену, Джада согнулась надвое в рвотном позыве.
Наконец, она выпрямилась, вытерла рот рукой и отступила с закрытыми глазами.
Дело сделано. Это был правильный поступок, мудрый поступок. И сделать это моментально, без предупреждения, избавило от ненужных страданий. Иногда ожидание плохого настолько же неприятно, как само плохое событие.
Это, к тому же, добавило дополнительный бонус — заткнуть его нахрен.
И ощущалось это дерьмово.
Я хочу видеть, как ты восстанешь.
Она выбросила эхо его слов из головы, вернулась к двери и прислонилась к ней, ожидая, пока отступит тошнота. Повертев в руках дверную ручку и не найдя никакого замка, она вытащила запрограммированный Риоданом телефон, не собираясь использовать магию, которой она научилась в Зеркалах, чтобы запереть дверь. Использовать заклинание на чем-либо, принадлежащем Иерихону Бэрронсу, не входило в ее ближайшие планы. Зная его, наверняка здесь уже есть какая-то неуловимая магия, и все, что она попробует наложить, может рвануть или трансформироваться во что-то иное. Однако она не могла вот так запросто оставить обезглавленный труп Риодана всего лишь за закрытой дверью, где кто угодно может наткнуться на него. Она может и не знала всех его секретов, но защищала те, что известны ей.
Она послала Бэрронсу смс. Ну или попыталась. Руки дрожали. Она глубоко вдохнула, задержала дыхание, медленно выдохнула. Уверенные пальцы затанцевали над клавиатурой.
РИОДАН ПОПРОСИЛ ЕГО УБИТЬ, ЧТОБЫ БЫСТРЕЕ ИСЦЕЛИТЬСЯ. ЗАПРИ СВОЙ КАБИНЕТ.
На экране телефона почти мгновенно загорелся ответ.
Заглавные буквы создают впечатление, будто ты орешь на меня. Не надо. Это меня бесит.
Нахмурившись, она вытащила из кармана протеиновый батончик и съела его в два укуса. Она не могла позволить себе выблевать энергию. Бэрронса бесит все на свете. Он живет на лезвии бритвы вечного раздражения. Несомненно потому, что ему приходилось мириться с существованием простых смертных, которые слишком много раздумывали, тогда как хорошая резня была бы не только эффективнее, но и веселее. В духе Бэрронса отвечать на такое из ряда вон выходящее сообщение критикой ее письменного этикета. Она писала как никогда в своей жизни. Сообщение увидел один человек. А ее Дэни Дэйли видел весь город.
Пальцы вновь запорхали над буквами. Она опустила упоминание блевотины. Черта с два она останется, чтобы прибраться. И она понятия не имела, как отключить заглавные буквы. Она не знала, как их включила, и усвоение социального этикета не имело значения.
ОН МЕРТВ, И ТУТ БЕСПОРЯДОК. ЗАПРИ КАБИНЕТ.
Он ответил мгновенно:
Я ЗАНЯТ. САМА ЗАПРИ. ИЛИ НЕ ЗАПИРАЙ. ВСЕ РАВНО ЭТО НЕНАДОЛГО. У МЕНЯ КАМНИ И КРИСТИАН. ТАЩИ СВОЮ ЗАДНИЦУ В ЧЕСТЕР.
Она фыркнула, выходя из кабинета и закрывая дверь. Он прав.
Действительно казалось, будто на тебя орут.
Глава 13
Не ты ли сказал, что я несвободна?
Мак
Ярость ведет в никуда. Я вращаюсь по кругам из ничего, я полна дикой энергии, но мне некуда ее направить.
Спустя некоторое время — хотя это слово здесь ничего не значит — я замираю неподвижно (еще одно слово, которое технически ничего не значит, но все же имеет значение) и перевожу мысли на своего захватчика.
Недавно Бэрронс сказал: «Ты думаешь о Синсар Дабх как о реальной книге внутри тебя. Я сомневаюсь, что она открыта или закрыта. Перестань думать о ней так буквально».
Я ощущаю проблеск понимания его слов. «Хочешь сказать, она вставлена в меня, неотделимо, и моя этическая структура — это лишь общеизвестное прикрытие?» — ответила я.
В прошлый раз, когда Синсар Дабх захватила контроль над моим телом, я негодовала из-за своих подрезанных крыльев, из-за неспособности сделать что-то, хоть что-нибудь, чтобы положительно повлиять на мой мир. Я позволила этой злости и раздражению прорваться сквозь меня и взорваться вспышкой жестокости.
Я чувствовала себя крутой засранкой.
Но может, тогда вовсе не было крутости, лишь адова куча дерьма.
Здесь, в этом безмолвном темном месте, без отвлекающих факторов, я более ясно оцениваю свои действия в тот день. Я сломала свои цепи сомнений и страха актом свирепости, говоря себе, что раз Серая Женщина была из плохих парней, ее убийство делает меня хорошей.
«Зло, — как-то раз сказал мне Риодан, — плохо тем, что верит в свою доброту».
Убийство ее не было плохим поступком.
Плохой была причина, по которой я ее убила. Я говорила себе, что убиваю ее ради защиты Дублина, но на самом деле, я сделала это для того, чтобы почувствовать себя лучше, чтобы приглушить чувство беспомощности. То, что это спасло потенциальных жертв, было лишь глазурью на торте моего эгоизма.
Я провела в Дублине год. Хоть я и встретила Иерихона Бэрронса вскоре после прибытия, многие из этих двенадцати месяцев потеряны в Фейри или проведены в Зеркалах, или же бездумно прожиты женщиной, обращенной в при-йю, но не были посвящены узнаванию Бэрронса. На самом деле я не уверена, знаю ли его вообще. Я узнала лишь то, что хочу, чтобы он всегда был рядом. И возможно однажды я узнаю его.
И все же за те несколько месяцев, что я прожила с ним бок о бок, я начала восхищаться его этической системой, непоколебимой сосредоточенностью и преданностью тем немногим людям и мотивам, которые он избрал для себя.