Рамлоу дернул длинным хвостом с частым костяным гребнем, едва не снеся больничную койку, и сплюнул на пол.
— Хуй там. Желать я не буду. Но если ты еще раз… — он обхватил запястье Баки гибким концом хвоста, но Стив преградил ему путь, дернул за эту чертову пятую конечность и, прижав Рамлоу спиной к своей груди, сдавил его горло в захвате.
— Это если ты еще раз позволишь себе угрожать…
— Джинн мой, Роджерс. Умру я, и ему будет очень-очень больно. Лампу ты тоже не отберешь. Отпускай, надо уметь проигрывать.
Стив выпустил его и, порывшись в шкафу, швырнул в Рамлоу найденными там разномастными шмотками:
— Я иду с вами.
В общей суматохе им удалось выбраться без особых проблем. Рамлоу, ловко вскрыв первую попавшуюся машину, повез их куда-то за город. Стив не знал, куда они едут, и что будет дальше. Его щит остался где-то на дне, среди символических обломков очередного этапа его жизни, и что будет дальше, он понятия не имел.
Они подъехали к заброшенному дому, стоявшему на отшибе небольшого городка, под утро. Стив упорно боролся со сном, но он был на ногах уже третьи сутки, а потому все-таки очнулся от того, что машина сначала замедлила ход, а потом и вовсе остановилась. Он лежал головой на коленях у Баки. По ощущениям, в отключке он пробыл не меньше часа, но силы восстановились почти полностью, и по грустным, каким-то больным глазам джинна Стив понял, кто был тому причиной.
— Спасибо, — одними губами произнес Стив, пожимая грубую твердую ладонь и замирая от горькой, странной гордости во взгляде Баки. От того, как тот едва заметно дернул уголками пухлых ярких губ и тут же снова стал бесстрастным, стоило Рамлоу повернуться к ним и ухмыльнуться:
— Приехали, голубки. Тащите свои задницы в дом.
Баки легко выскользнул из машины и замер, даже не пытаясь помочь Рамлоу, возившемуся с тяжелыми старинными засовами на мощных воротах, больше напоминавших замковые — казалось, они могут выдержать любую осаду. Стив тоже не спешил предлагать свою помощь — Рамлоу справится, Баки ведь вернул ему весь запас сил, а, помнится, тот был немаленьким. Рамлоу не зря был старшим группы. Более отчаянного, сильного, изворотливого и выносливого бойца было еще поискать.
И тот оказался предателем. Не раз прикрыв Стиву спину, в конце концов Рамлоу выстрелил в нее сам.
Попытался.
Внутри было пыльно, пахло затхлостью и даже немного плесенью. Рамлоу первым прошел в небольшое помещение, идущее первым по узкому коридору, больше напоминавшему зазор между двумя ярусами осадных стен, и, пощелкав вполне исправной аппаратурой, замкнул периметр.
— Крепость, — как мог нейтрально заметил Стив.
— С ГИДРой жить — нору поглубже рыть, — отбил Рамлоу. — Простите, клининговая компания сюда не приедет, так что пожрем консервов, три часа на сон и за уборку. Я собираюсь тут окопаться по меньшей мере на пару недель, пока мы не выясним условия. Да, ваше высочество? — подойдя вплотную, он потрепал бесстрастного Баки за подбородок, как любимого ребенка, и не успел Стив возмутиться, как он уже удалился на кухню, насвистывая что-то веселое, но отдаленно напоминающее похоронный марш. Его хвост при этом отбивал по стенам четкий ритм.
— Я не позволю ему обидеть тебя, — тихо пообещал Стив. — Обещаю.
— Он человек. Человек не сможет причинить мне сколько-нибудь заметный вред, не потратив при этом желание. Этот хозяин слишком любит себя, чтобы тратить… ресурсы на что-то, кроме собственного блага. Его желания будут скучными. И безопасными.
— Он говорил о… — Стив знал, что смутился, не зная, как упомянуть те самые “гаремные утехи” и не обидеть при этом Баки.
Джинн почти лукаво дернул бровью и едва заметно улыбнулся.
— Он знает, что я могу убить его таким способом. Он не решится. К тому же хозяин… любит все земное. Осязаемое. Деньги. Здоровье. Безопасность. Силу. Скорость. Секс он может получить от кого угодно, а деньги и здоровье только от меня. Он не глуп… не глупее остальных людей.
— Кто не придет на кухню прямо сейчас, тот не жрет, — крикнул откуда-то Рамлоу. — Принцесса, ты светом луны в четырнадцатую ночь питаешься или жрешь, как все?
Баки, оглянувшись на Стива, скользнул по коридору и бесстрастно спросил:
— Господин желает знать наверняка?
— Обойдусь. Пирс был прав. Ты на редкость изворотливая тварь.
— Не выражаться, — не выдержал Стив. — Неужели обязательно унижать того, кто полностью от тебя зависит?
— Ты мне скажи, — Рамлоу бросил кривой нож, которым довольно ловко распотрошил жестяную банку с тушенкой, и подошел вплотную, будто надеясь, что Стив отступит. Стив, конечно, отступать не собирался. — Как это — быть круче всех и при этом тупым, слепым и…
Стив не понимал, о чем он. С подчиненными он всегда был предельно вежлив, ни разу не допустил ни единой вольности, не говоря уже о грубой лексике или неуставных проявлениях неприязни. Рамлоу так вообще, скорее, ему нравился, с ним было легко и приятно работать.
— Не припоминаю, чтобы хоть раз позволил себе выйти за рамки, — начал Стив, но Рамлоу, фыркнув, нагло его перебил, и тонкий твердый хвост вдруг оплел сначала его щиколотку, потом скользнул к колену, прошелся по бедру неприлично близко от паха и наконец сжал ягодицу, видимо, свернувшись кольцом. Стив ухватил гибкий отросток и, намотав его конец на кулак, с силой дернул, надеясь причинить боль, но Рамлоу только распахнул темные губы, и его почти невидимые на фоне темной радужки зрачки стали просто огромными.
Он подался вперед, жадно глядя в глаза, а Стив смотрел на его губы, сжимал в руке теплый голый хвост и чувствовал, как до него медленно, но верно доходит. Как собираются кусочки картинки, один к одному. Все эти намеки, манера задеть бедром, словом, все эти подначки и кривые улыбки.
— Ничего личного, да? — наконец, спросил Стив, выпуская обжегший руки хвост, и Рамлоу, будто придя в себя, снова оскалился.
— Абсолютно. До недавнего времени было, да? Но ты так крепко подсел на прекрасные глаза принцессы Ясмин, Аладдин, что я, как злой Джафар, ощущаю неодолимое желание сделать так, чтобы ты страдал.
Он отошел к столу, вывалил содержимое банки в глубокую миску и сунул ее в микроволновку. Хвост его при этом метался, лупя по мебели, как тяжелый хлыст из сыромятной кожи.
— Правила, — произнес Рамлоу, закидывая сразу три пачки спагетти в закипевшую воду. — Джинну разрешается есть что угодно, надевать что угодно, прятаться в лампу, обустраивать жилище, разговаривать без разрешения, петь, плясать и морально разлагаться. Запрещено: вредить себе и мне, привлекать внимание посторонних… Роджерс не в счет. Молчать об обнаруженных угрозах моей и нашей общей безопасности. Менять реальность и мое тело без особых на то указаний. Жаловаться на жизнь… Потом еще озвучу, когда придумаю, — он помешал спагетти в огромной кастрюле и дернул хвостом. — Обязанности по кухне разделим.
— Как долго мы тут останемся? — спросил Стив, и Рамлоу оглянулся и смерил его насмешливым взглядом.
— Тебя вообще никто сюда не звал. Наоборот, я позволил тебе остаться. Улавливаешь?
— Как долго мы здесь останемся? — повторил Стив. — Что ты вообще собираешься делать?
— Помоги, — Стив молча взял огромный дуршлаг и дождался, пока Рамлоу сольет воду. — У меня план простой. Сформулировать желание так, чтобы остаться с деньгами и на свободе. Потом прихватить принцессу и свалить из страны. Ну, или как вариант: я заставлю Принцессу ходить голой и буду наслаждаться видом, пока меня не хватятся. Потом на тех, кто хватится, натравлю ее и все равно свалю в закат, только принцесса будет грустной. Она не любит убивать, особенно таких красавчиков как ты.
Стив взглянул на Баки, обреченно смотревшего в окно, будто сказанное его не касалось, и хрустнул кулаками, уперев их в стол.
— Вот как мы поступим, — после недолгих раздумий произнес Стив. — Ты загадываешь второе желание. Что-нибудь не очень сложное: мороженое с шоколадной стружкой или золотую зажигалку. Я восстанавливаю твой статус вполне официально. Тебя оправдывают, ты загадываешь третье желание, такое же простое, не включающее в себя мировое господство, смерти и прочую дрянь, и отдаешь лампу мне. После этого я тебя знать не желаю.
— А как же феерический секс? — дернул бровью Рамлоу. — Как же обнаженный красивый мужик, варящий мне кофе по утрам? И с чего ты вообще взял, Роджерс, что я не залуплюсь, и третье желание будет таким, как ты хочешь?
— Потому что иначе я тебя убью, — просто ответил Стив. — Неважно, как и когда, насколько мне известно, неуязвимым и бессмертным тебя не сделает даже джинн. Просто знай, — он подошел к Рамлоу вплотную и сгреб его за грудки, — я это сделаю.
— Тогда вторым желанием мне лучше приказать убить тебя, не находишь? А уж третьим — требовать оправдания и свободного доступа к счетам.
— Рискуешь не учесть всего, и выйдет как с этим, — Стив обхватил ладонью основание хвоста Рамлоу и со смесью удовлетворения и злорадства увидел, как его зрачок снова расплывается, закрывая радужку.
— Поправочка: без голых мужиков и телесных радостей я оставаться не желаю. Новое правило: по дому голым будешь ходить ты. И варить мне кофе. Отравишь — ему будет очень-очень больно, — Рамлоу схватил его за ягодицу горячей ладонью и вжал в себя, жадно, по-животному притираясь бедрами. — Как насчет твоей ягодки, Кэп? Вместо его? Он у нас несверленная жемчужина. Я могу его заставить, мне даже желание не нужно будет загадывать. Просто впишу в правила — ходить голым, ублажать господина. Баш на баш? Ляжешь на амбразуру вместо очередного униженного и угнетенного?
— Главное, чтобы амбразура выдержала, — Стив сдавил ладонью его подбородок, физически ощущая закипающую в нем ярость, — и мне ты точно не можешь ничего запретить. Амбразура.
Он впился в губы Рамлоу так яростно, намеренно причиняя боль, что не сразу заметил, что тот стонет, извиваясь в его хватке, все сильнее подаваясь навстречу.
— Договорились, — прохрипел он, слизывая кровь с прокушенной губы. — А ты горячий, Кэп.
— И голодный.
Рамлоу отошел на шаг, даже не пытаясь скрыть возбуждение, и оскалился:
— Где мой кофе? И почему ты до сих пор одет?
Стив молча расстегнул куртку, глядя при этом только на Баки. Тот смотрел в ответ с таким страданием, с такой мольбой, что Стив, не выдержав, подошел к нему и приложил его ладонь к своей щеке.
— Ничего не бойся, — сказал он.
Баки погладил его по щеке и плавно, будто встряхнувшись, перетек в другую форму: ту, что Стив видел в больнице. Стал выше и мощнее без панциря тактического костюма, весь будто покрытый золотой пудрой. Дым его волос колебался вокруг лица, то сворачиваясь в почти материальные пряди, то снова растворяясь. Стив, поддавшись искушению, погладил его губы через тонкий черный платок, скрывающий нижнюю часть лица, и с восторгом почувствовал, как те приоткрылись, оставляя на ткани небольшое влажное пятно.
— Я все еще жду кофе, — напомнил вдруг Рамлоу, о котором Стив почти успел забыть. Его взгляд жег голую спину, и Стив, не оборачиваясь, скинул ботинки и стянул штаны, оставаясь в одном белье. — Уже лучше.
Тонкая ткань заструилась вокруг бедер Стива, тесные слипы исчезли, а на их месте появились тонкие шелковые штаны. Полупрозрачные, легкие — в них нагота была будто облагорожена, окружена загадкой.
Рамлоу присвистнул, даже с места поднялся, чтобы лучше рассмотреть.
— Пусть будет, — милостиво разрешил он. — Почувствуй себя султаном. В пупок бы тебе еще бубенчик, Кэп.
— Не зарывайся, Рамлоу.
— Зови меня “господин”, не ошибешься.
Стив, развернувшись, стиснул его горло рукой, но Рамлоу лишь оскалился, так явно нарываясь, что поддаваться ему показалось Стиву глупым.
— Кофе с ушибом гортани пить проблематично, не так ли?
Рамлоу облапил его задницу, так явно наслаждаясь ощущениями, что даже глаза прикрыл, плевать, похоже, желая на то, что Стив мог ему легко вырвать кадык.
— Жемчужина гарема, — прохрипел он, — Луноликая Лейла.
Стиснув напоследок Стива в довольно крепком объятии, Рамлоу отбросил его руку, растер горло и заявил:
— Пойду в подвал отопление включу. А то как бы мои жемчужины не померзли голышом.
Он хотел дотронуться до Баки, но Стив перехватил его руку и вывернул в захвате, снова заставив засмеяться — неприятно и хрипло.
— Мы договаривались, — напомнил Стив.
— Ладно, Цербер Луноликий, чтобы я пришел, кофе уже был на столе.
Стив выпустил его, и Рамлоу, с оттягом хлопнув его по заднице, вышел.
— Зачем ты? — почти беззвучно спросил Баки.
— Потому что могу за себя постоять, — Стив взял его лицо в ладони, совсем не так, как до этого Рамлоу, и тяжелая серьга в ухе Баки скользнула по коже холодной змеей. — Я тебя освобожу. Разберусь с Рамлоу, и это будет моим первым и последним желанием. Обещаю.
Глаза Баки наполнились жалостью и надеждой, едва заметной, горькой, тысячи раз не оправдавшейся.
— Это невозможно. Я не могу освободить сам себя.
— Мы найдем того, кто может. Обещаю, что не заставлю тебя делать то, чего ты не хочешь.
Склонив голову на бок, Баки прижал руку Стива к своему плечу и на мгновение прикрыл глаза.
— Не уверен, что стою этого.
— Ты стоишь всего.
— Я ведь даже не настоящий. Смесь первородного огня и магии. У меня нет души.
Стив прижал его к себе, ощущая странное, ни с чем не сравнимое желание присвоить его. Вернее, чтобы Баки захотел принадлежать ему добровольно.
— Ты настоящий. Ты чувствуешь.
Чуть вытянутые к вискам глаза Баки потемнели, и в них Стиву почудились отблески того самого огня, яркие всполохи стихии, из которой, по преданиям, когда-то родился мир.
Стив гладил кончиками пальцев яркие губы сквозь ткань и не мог отвести взгляд, чувствуя, что ради Баки сможет все и еще немного больше.
— Ромео и Джульетта, — ехидно произнес вернувшийся Рамлоу. — Запретная любовь в серале. Но кофе вкусный, Роджерс. Давай отпускай моего джинна, и садитесь жрать. Нам еще поспать надо успеть.
Баки согласно прикрыл глаза, и Стив с сожалением выпустил его, разжав ладони. Баки тут же распался дымом и исчез где-то в кармане у Рамлоу.
— Пошел к себе, — ответил на незаданный вопрос тот. — Очень благородно с его стороны. А ты дурак, Роджерс. Джинны — хитрые изворотливые твари, злопамятные и бесчувственные. Этот играет с тобой, как портовая блядь с наивным юнгой. Он будет вертеть тобой, как хочет, поимеет и выпьет, как виски. Освободишь его, поведясь на жалостливые глазки и скорбно опущенные плечики, и останешься в дураках. Джинны не люди. Они не умеют любить. Он выбрал тебя, поймал на волоокий взгляд, и вот ты уже голый варишь кофе и готов лечь под меня вместо него. Сечешь?
— Это будет моей ошибкой, и тебя ее последствия не касаются, — отрубил Стив. — У нас сделка. — Макароны на вкус были вполне ничего, а потому он добавил с меньшей агрессией: — Не всегда стоит судить других по себе, Рамлоу.
Тот странно на него взглянул, будто видел впервые, и на его лице на крошечное мгновение промелькнуло странное выражение, которое Стив затруднился бы идентифицировать. Что-то среднее между насмешкой, удивлением и, кажется, досадой.
— Судя всех по себе, я еще ни разу не ошибся, Кэп.
Стиву стало даже жалко его, настолько ущербного, лишившегося веры в людей и желания сострадать. Наверное, это отразилось на его лице, потому что Рамлоу вдруг ухмыльнулся половиной рта, становясь почти страшным, отталкивающе-опасным, и протянул:
— Оставь свое сострадание для джинна, Роджерс. Я в нем не нуждаюсь. Доедай и поговорим.
С этими словами он молча доел свою порцию, по-военному быстро вымыл за собой тарелку и ушел куда-то вглубь дома, почти неслышно ступая по гулкому коридору тяжелыми ботинками.
Стив не хотел сомневаться в Баки. Он не мог в нем сомневаться, если хотел сдержать слово. Ложь всегда вызывала в нем внутренний протест, он чуял ее спинным мозгом, всегда зная, когда его пытаются провести. Баки был несчастен. Глубоко, горько и безнадежно. От него волной шло привычное обреченное отчаяние и страх надеяться. Он до конца не верил Стиву, лишь уговаривал себя, что если тот станет его хозяином, то, быть может, окажется не хуже других.