- Нет, ну куда это годится! Омаэда, почему все ещё трезвые? Совместная тренировка с третьим отрядом всего через час, а они ещё стоят на ногах! И где моё саке?
- Виноват, капитан, сейчас принесу. Эй, вы слышали – быстрее пейте! Тренировка через час!
- Капитан, отряд к тренировке готов. Мечи затуплены, сандалии салом смазаны, все по сто грамм выпили. Сентаро выпил двести грамм.
- Молодец, Кионе, теперь подготовься сама. А что с Рукией, кстати?
- Она отказалась пить, но вымочила волосы в саке, и теперь пахнет спиртным.
- Пусть потренируется ходить зигзагами. Ох, недаром мне сразу не понравился план Рингоноки…
- Капитан, а вы?
- А я? Ах да, принеси мне пудру и тени.
- К-капитан?
- Ох, недаром мне сразу не понравился этот план…
- Отряд к тунеядству готов?
- Готов!
- Нанао, тебя на тренировку я не пущу, ещё весь план испортишь. Эх, мне этот план сразу понравился! Принеси мне ещё пару литров, кстати. Отряд, в шеренгу становись! Каждому по глотку. Больше не дам, чего ещё запасы переводить. Неправильно становитесь: вставайте на четвереньки.
На первую совместную тренировку с третьим отрядом были приглашены второй, восьмой и тринадцатый отряд. Из укромного места за всем наблюдал Ямамото. С самого высокого здания на территории близлежащего пятого отряда на полигон смотрела в подзорную трубу Рингоноки. Рядом с ней сидела Момо.
Ямомото забеспокоился, когда третий отряд уже пришёл, а остальные ещё нет. А потом он увидел то, что заставило его схватиться за сердце. Впереди всех шагал абсолютно трезвый Омаэда, неся на руках абсолютно невменяемую капитан. Та хихикала и пыталась поймать что-то перед своим носом. За ними ползли прочие члены отряда, периодически заваливаясь на бок и сталкиваясь друг с другом и со стенами. С противоположной стороны на полигон, с ремиксом «Пивной польки» на пошлый манер, ползком и целеустремлённо пробирались члены восьмого отряда, возглавляемые Шунсуем (он единственный шел, хотя и зигзагами). В одной руке бравый капитан держал кувшин саке, а в другой – дохлого петуха. Последним пришёл отряд №13, падая и поднимаясь. Более-менее трезвая Кионе несла на себе бесчувственного капитана, бледного и с трупными пятнами, но вроде ещё дышащего. Рукия шла рядом с Сентаро, поддерживая пьяную беседу и периодически хохоча.
- Безобразие! Когда вы успели напиться? Как вы посмели прийти пьяными на тренировку?
Шунсуй поднял на генерала мутные глаза и недоумённо спросил:
- Так это тренировка, а не продолжение банкета? Отряд, пошли обратно.
Восьмой отряд развернулся всего за каких-то пять минут и пополз обратно. За ними пошёл Шунсуй, затянув какую-то проникновенную вариацию «Пивной польки» и размахивая дохлым петухом в такт пению.
- Генерал, а можно перенести тренировку на завтра? Мой капитан себя не очень хорошо чувствует. – Кионе продемонстрировала капитана. Мягко говоря, тот выглядел неважно. А на деле он походил на уже слегка несвежий труп, даже с небольшим запашком. И только дыхание и угадываемое биение сердце утверждали обратное. Где-то поблизости послышался громкий пьяный смех Рукии. Ямомото возвёл глаза к небу и тихо велел убираться отсюда. «Что, чёрт возьми, тут происходит! Почему все пьяны? И почему мне кажется, что во всём виновата Рингоноки Куротсучи, хотя её тут нет?»
- Лейтенент Омаэда, унесите отсюда своего капитана и побыстрее. И ИХ с собой прихватите. – Генерал указал на севших рядком и затянувших похоронный вариант «Пивной польки» синигами. Пять минут – и на площади остался лишь третий отряд, весьма недоумённый и слегка шокированный поведением сотоварищей. В наступившей тишине неожиданно ясно был слышен громкий женский смех, доносившийся с территории пятого отряда. Рингоноки и Момо не просто смеялись – они ржали, чуть ли не падая с крыши. Момо сначала не очень нравилась идея капитан, но теперь она поняла, как Рингоноки правильно поступила, велев всем показать себя с самой плохой стороны.
- Капитан, я давно так не смеялась!
- А то!
Когда тринадцатый отряд вернулся к себе, Кионе положила капитана на диванчик и шепнула:
- Капитан, можете уже не притворяться, нам поверили. Но как вы…
- Кионе, я научился имитировать приступы уже тысячу лет назад, да так, что даже Унохана не всегда может понять, притворяюсь я или нет. А изображать помирающего ещё легче, я давно так делаю.
- Тогда можно я верну пудру и тени сестре?
- Конечно можно.
Только капитан Сой Фонг не притворялась – она действительно напоила отряд, да сама напилась в стельку. Омаэда не пил – не потому, что не хотел, а потому, что не хватило. За пятнадцать минут, что он нёс капитан обратно в отряд, та успела: трижды пожаловаться Маричьё на «гадкую Ёруичи-саму», дать три затрещины, расплакаться, рассмеяться, спеть «Пивную польку» (эта песня стала настоящим хитом – её знали наизусть почти все синигами, половина из них могли её красиво спеть, а Хисаги – сыграть на гитаре) и спокойно заснуть.
====== Тридцать три кирпича. ======
После неудачной тренировки Сюске Амагай действительно пошёл к Рингоноки. Попытался причесаться, умылся, прыснул на воротник одеколоном, нарвал букет цветов и, вознеся молитвы всем известным ему богам (не забыл и перекреститься – лишним не будет), пошёл признаваться Куротсучи в любви.
Рингоноки обустроила свой кабинет по своему вкусу. Ничего, в принципе, не поменялось, только вот стало гораздо темнее – обычное стекло заменили на черное. Момо чувствует себя немного неуютно, ведь раньше в этом кабинете было всегда светло. Но против капитан она не может ничего сделать – Рингоноки-сама разрешила Момо раньше уходить домой, разрешала заниматься любимыми делами посреди рабочего дня. А главное – выполняет любую просьбу Момо. Например, когда Хинамори попросила разбудить её пораньше, чтобы успеть забрать бельё из стирки, она даже не капитана просила, но разбудила утром её именно капитан, чтобы сообщить о уже забранном белье. А теперь капитан сидела, задумчиво смотря на потолок. Не беседовала с Нетсуденом – она просто думала. Момо более-менее научилась за эти пару недель различать малейшие изменения лица капитан, показывающие её настроение. Рингоноки не была бесчувственной – она была очень спокойной. Но глаза...они не врали. Как не врала их обладательница.
- Рингоноки-сама, о чём вы думаете...
- Обо всём. Я могу быстро переключаться между отдельными мыслями...как будто я читаю несколько книжек одновременно. В любой момент могу закрыть одну, оставив в ней закладку, и открыть другую. И третью. И эти мысли не путаются...я не могу тебе рассказать, о чём думаю. Это плохие воспоминания.
- Капитан, ну так поделитесь ими! Нельзя ведь всё держать в себе, вы замучаете себя!
- Момо...- Это выражение глаз Момо было знакомо, но она не могла понять, почему у Рингоноки-самы порой такие глаза....это не стоит рассказывать тебе. Ты не поймёшь. взгляд становится как бы насыщеннее. Но Момо продолжает настаивать, и в итоге Рингоноки сдаётся (просто у неё очень заболела голова от этих споров).
- Ваши одноклассники?
- Да, мои...одноклассники (Рингоноки кривится, когда произносит это слово). К счастью, их больше нет.
- Они все?
- Да, Момо. Все они живы.
На этом моменте в кабинет вбегает взъерошенный Сюске с помявшимся букетом полевых цветов и несколько минут пытается отдышаться. А потом он замечает свою любовь в кресле напротив, без хаори (оно висело на спинке кресла), с несколько раскрытым воротом юкаты, в темноте выглядящую ещё бледнее и даже красивее. Рот Амагая открылся, но бедняга не смог ничего сказать от смущения и страха. И Рингоноки решила подсказать.
- Ты влюблён...
- Ага.
- ...в меня.
- Да! Но как...
- Не важно, как я это узнала. Я не могу ответить вам взаимностью, Сюске Амагай. Я вам не доверяю.
- Что я должен сделать, чтобы заслужить ваше доверие? Скажите, я всё сделаю!
На лице Рингоноки вновь появилась легкая улыбка, почти незаметная, но Момо и Сюске заметили её. Он обрадовался, а она – испугалась.
- Капитан, что вы делаете?
- А, Изуру! Я огород копаю. Нет-нет, не помогай, я должен вскопать десять акров земли и засадить их (Амагай смотрит на бумажку) горохом, огурцами, помидорами и арбузами. Не топчи посевы!
“Капитан, что с вами сделала эта ведьма?!”- думал Кира, но ушёл с линии и некоторое время смотрел, как капитан лично вскапывает землю, сажает горох и, вздохнув, переходит в следующей грядке. Рингоноки наблюдала за всем этим из кабинета, ибо непрозрачным стекло было только с внешней стороны. Рядом с ней стояла Момо.
- Капитан, а зачем это вам?
- Должен же кто-то посадить всё то, что ты купила.
Изуру ходил мрачнее тучи. Этот Макото выполняет все обязанности лейтенанта вместо Киры, а тому просто скучно. И грустно. И одиноко. Поэтому Кира сидел на траве и грустил. Именно поэтому он не заметил, как к нему подошла Рингоноки.
- Желаешь быть нужным?
- Д-да.
- Ты, конечно, не мой подчинённый, но...- Рингоноки достаёт листок с каким-то отчётом,- ...проверишь?
- Я, конечно, не ваш подчинённый, но...- Кира принимает листок,- ...проверю.
Макото устало потёр виски – эта Рингоноки его бесила. Бесила, так как мешала их делу. Нет, надо выпить что-нибудь холодное. Макото заварил себе чаю и стал ждать, пока тот остынет. Неожиданно его кто-то окликнул. Эта лейтенант четвёртого отряда принесла ему пирожков, приготовленных её капитаном, Уноханой Ретсу, в целях улучшения отношений между их отрядами. Макото пришлось принять пирожки, хотя есть их он и не собирался. Опасно. А вот чаю попить не опасно – сам готовил.
Очнулся Макото уже в бараках четвёртого отряда. Рядом с ним сидели испуганные Унохана и Исане. Макото с трудом приподнялся и спросил:
- Что произошло?
- Вас отравили. Яд был в чае. Исане услышала ваш крик, поэтому яд не успел проникнуть в организм. Состав мне, к сожалению, незнаком.- Унохана, в принципе, не лгала. Состав того, что Рингоноки уговорила подлить в чай Макото, был ей неизвестен. Но на вкус наверняка омерзителен.
Макото не знал, что происходит: на голову начали падать кирпичи. И это если вспомнить, что в Готее нет кирпичных зданий. И повсюду мерещились оливковые глаза, горящие огнём. Огнём страха. Почему-то Кифуне сразу понял, что эта капитан боится его. Иначе не хотела бы убить. Тринадцатый кирпич, четырнадцатый. Ну сколько же можно?! Всё равно не попадает, зачем пробует?
Двадцать первый кирпич падает за спиной Макото. Двадцать второй – чуть впереди. Следующие пять падают полукругом вокруг замершего Кифуне. “Она не хочет меня убить, она хочет меня испугать!” Он прибавляет шагу, но двадцать восьмой кирпич всё же падает ему на ногу. Кифуне слышит собственный вопль. “Неужели у меня такой высокий голос?”
- Макото Кифуне, вы обвиняетесь в изнасиловании лейтенанта пятого отряда, Хинамори Момо.
- Чего?!
Рингоноки лично готовила Момо: глаза девчушки были заплаканы, хакама – порваны, а потерю девственности легко подтвердила Унохана, в качестве подтверждения предоставив тщательно пропитанные кровью порванные трусики. Кровь достать было несложно – медицинский отряд, в конце концов! Тяжелее было добиться слёз – пришлось натереть пластырь на “царапине” около глаза луком. И кирпич на ногу Макото не просто так упал – Момо сообщила, что вырвалась из рук Кифуне, наступив тому на ногу. Несколько капитанов (угадайте каких?) подтвердили, что слышали что-то подозрительное со стороны улицы. Остальные сообщили об ужасном душераздирающем вопле, а Матсумото Рангику так искусно воспроизвела хрипы, крики и мольбы о помощи Момо, что даже у Зараки Кенпачи слегка задрожал голос. Ханатаро упал в обморок. У Ямамото подогнулись колени. Рингоноки осталась невозмутима. Естественно, ничего подобного Рангику не слышала, но её уговорили подыграть.
- Что-ж...думаю, вам грозит, как минимум, исключение из отряда. А так как лейтенант пятого отряда заступилась за вас, хотя вы с ней плохо обошлись, дальше исключения без права восстановления не пойдёт. Да и Куротсучи...
- Куротсучи? Эта лживая, мерзкая, эгоистичная сволочь заступилась за меня? Ха, да скорее небо на землю упадёт!
- Генерал, теперь вы слышите это?- голос был негромким, но услышали его все. И реплику Макото, крик его души, услышали тоже все. “Всё. Конец. Спалил всех не Амагай-придурок, а я. К Меносам эту Рингоноки!”- последнее Кифуне прокричал, когда его уже уводили.
Зря он это прокричал. Проклятия, сказанные от всего сердца, каким бы чёрствым и холодным оно не было, имеют силу. И немалую. К сожалению, Рингоноки этого пока не знала. Её ждёт вещь посерьёзнее, чем обычное проклятие.
====== Сердце стучит спокойно. ======
Амагай не хотел уже восставать. Не хотел уничтожать Готей 13. Не хотел убивать свою любовь. Но он поклялся мстить за смерть отца – это перекрывает даже любовь. Увидев, как его соратника – одного из сильнейших – уводят, он сбрендил. Ярость перекрыла даже любовь. Мало того, что перекрыла – она заставила первым уничтожить объект любви.
- Это ты.
- Да, Рингоноки, это я. Знаешь, а ведь ты и не думала меня любить! Ты использовала меня для вскапывания десяти, десяти акров! И всё это я делал! И что же я получил?
- Моё доверие.
- Обалдеть! А любовь? Любовь, за которой я к тебе пришёл? Где она?
- Она здесь. Здесь.- Рингоноки кладёт руку туда, где бьётся её человеческое сердце. Сердце стучит спокойно.
- Ах, здесь! И что мне делать?
- Я не советчик.
“Не буду использовать свой главный козырь прямо сейчас. С этой я разберусь лично.”
- Умри же!- Тринадцать шагов, двенадцать. Рингоноки не двигается. Пять, четыре. Она стоит на месте. Один, ноль. Она делает лишь одно плавное движение в сторону, уходя от удара катаны. И ещё одно мечом. Амагай чувствует боль – Нетсуден проткнул его насквозь. Он впервые настолько близко к Рингоноки – он слышит, как бьётся её сердце. Сердце стучит спокойно.
Лицо не выражает эмоций. Их выражают глаза. Он видит в них сожаление, бессилие...и что-то до боли знакомое, но непонятное. Она принимает решение и хватает его за руку. Он закрывает глаза – ярость уходит, планы уходят, боль остаётся.
Он очнулся. Достаточно того, что он очнулся. А очнулся он во внутреннем мире Рингоноки, где время не так действовало на его рану. Рана была явно почти смертельной – даже если капитан Унохана будет оперировать его, она не сможет вылечить его полностью – Нетсуден постарался. А она не будет лечить предателя.
- Вы очнулись. – констатировала факт Рингоноки, стоящая рядом. Рядом со странным механическим прибором, отдалённо напоминающим огромный шкаф.
- Где я?
- Вы в моём внутреннем мире. Если я вас выпущу, вы погибнете. Если вы останетесь здесь, вы погибнете, но позже. Но я должна разобраться с предателем, желавшим уничтожить Готей.
- Да...вы должны...Можно я задам несколько вопросов перед своим уничтожением?
- Можно.
- Когда вы поняли, что я – предатель?
- На церемонии. Вы мне сразу не понравились. А ещё я подслушала ваш пьяный разговор с Макото.
- С чего вы его, кстати, невзлюбили?
- Он мне не понравился. Он показался мне...лучшим, нежели я.
- Так это всё было из-за зависти? Только?
- Не только. Я хотела деморализовать вашу группировку уходом лучшего. И развлечься.- акустика в шахте Кинушикую прекрасная. Амагай слышит стук сердец: его стучит быстро. Её сердце бьётся спокойно.
- М-да. Зря всё это я затеял. И отец, если подумать, не хотел гибели Готея. Всё я делал напрасно.
- Если вопросов больше нет, то залезайте в Механизм.
Перед тем, как закрыть за собой “дверь”, Амагай неожиданно всхлипывает.
- Знаете, Рингоноки-сама...а ведь я всё ещё люблю...Я ведь всё ещё люблю вас. Жаль, что я так и не услышал слова взаимности...- он закрывает Механизм и готовится к смерти. Но внезапно...в самый последний момент, когда ещё можно было повернуть всё назад и отключить адскую машину...тогда он услышал тихое:
- Глупый вы, Амагай Сюске.