руку вперед и шамкая при этом беззубым ртом.
- Опустите! – требовательно прикрикнула Клер.
- Красотка, подай инвалиду двух пританских войн и
двадцатилетнего восстания Нузинотов.
Искалеченная, лишенная двух пальцев рука, устремилась к
лицу Клер, словно желая погладить ее по щеке.
Она дернулась. Запястье обожгло болью.
- Не дергайся, ципа. Иначе я сломаю тебе локоть.
- Что вам надо? У меня нет денег, ни медяка! – простонала
Клер.
- Поди врешь, крошка?! - старик придвинулся так близко
что со стороны могло показаться, будто он прилип к ней.
- Нет. Я не вру! Отпустите!
Клер попытался освободиться, умело вывернув руку, но
вместо этого еще сильнее застряла в стальных тисках.
- Не спеши, милая, - наставительно протянул старик.
- Прошу, великие мученики, отпустите меня!
- Только после того как ты выслушаешь меня, - голос
пленителя изменился, стал холодным и тяжелым. Ощутив
мелкую дрожь, Клер поняла, что больше страшится этих
слов, а не ноющей боли.
Мертвый взгляд пронзил девушку насквозь. Старик не
шутил. Он не просто желал, а самым наглым образом
требовал разговора.
- Да поймите же вы: я ничем вам не могу помочь!
- Еще как можешь, мерзавка.
Старик зашелся в приступе яростного смеха.
Попятившись назад, Клер отчетливо различила протяжный
скрип плохо смазанных колес. Деревянная площадка, к
которой, казалось, было прибито тело инвалида, потянулась
вслед за девушкой.
- Отпустите! - она смогла сделать еще несколько шагов и,
зацепившись каблуком о выступивший из мостовой
булыжник, упала. Неудача обратилась спасительной
фортуной. Подвернув ногу она освободилась от трехпалого,
который повалившись набок, теперь пытался забраться на
свой хлипкий помост.
Не став дожидаться пока цепкие пальцы старика вновь
захватят ее в плен, Клер рванула вниз по дороге.
Ветеран что-то выкрикнул ей вслед. Но девушка смогла
разобрать лишь пару слов:
- Передай капитану, чтобы он убирался к праотцам! Это все
из-за Лиджебая! Он один виноват во всем… Только он
один!
Остановилась она только возле своего дома, шагов за сто –
силы окончательно покинули ее тело и Клер, тяжело дыша,
повалилась на колени, хватая ртом морозный воздух.
Окна дома светили весьма ярко, но девушка не спешила
переступать порог родного пристанища. Привстав, она
опасливо, на мысочках, словно идет по тонкому льду, стала
двигаться по мостовой, но не в сторону дома, а в обратном
направлении. С каждым шагом Клер удалялась от жилища
все дальше – окончательно теряя из виду призрачную
надежду на защиту.
Если бы позже ее спросили: почему она решила не
прятаться за крепкой дубовой дверью, а погрузилась в
водоворот сумрачных улиц? - Клер вряд ли бы смогла
найти вразумительный ответ. В ту самую секунду ей
управляла совсем иная, далекая от понимания сила. Она
будто марионетка двигалась по мрачным коридорам
бесконечного лабиринта, пытаясь отыскать спасительный
свет. Найти истину, раз и навсегда расправиться с
необузданными страхами.
Улицы были пусты, ставни плотно закрыты и даже в окне
доктора Тривли не горели свечи. Тревожно вглядываясь во
тьму, Клер внезапно осознала, что больше не может сделать
ни единого шага. Сердце наполнилось тревожным
волнением, а страх пьянил и завораживал.
Ближайший фонарь вздрогнул. Огонек заметался в
стеклянной колбе, а затем ярко вспыхнул, увеличившись в
разы. Ослепляющий шар осветил улицу, окрасив кирпичные
стены в терракотовый цвет. Стальной туман плотной
дымкой накрыл узкую улочку Откровений.
Клер отвлеклась. Оторвала взгляд от фонаря, перевела
его на небольшой радужный мост, на перилах которого
притаились мраморные фигуры морских чудовищ. В самом
центре моста, на возвышенности, стоял человек. Невысокое,
худое очертание в длинном плаще не двигалось и даже не
шевелилось, сохраняя невозмутимость не хуже каменных
изваяний.
Налетевший пронизывающий ветер потревожил все вокруг
кроме человеческого силуэта - полы его одежды не
взметнулись в стороны, продолжая осторожно обнимать
оцепеневшее тело.
Сколько раз он являлся к ней с момента смерти: Пять?
Десять? Пятнадцать раз? - она не помнила. Но сколько бы
это не происходило, Клер так и не могла привыкнуть к виду
мрачного духа.
Проглотив застрявший в горле ком, она ощутила, как
застыло ее дыхание.
Он никогда не говорил с ней. Возникая в самые
неожиданные минуты, отец, храня молчание, созерцал на
дочь, не откликаясь и не произнося ни звука.
Чего он хотел? Зачем являлся? Что удерживало его в
грешном мире живых? - девушка никогда не задавала себе
эти вопросы, воспринимая его визиты как должное.
Еще одно стальное правило Лиджебая!
Перелистывая собственную жизнь, будто главы
неимоверно скучной и достаточно печальной книги,
девушка остро ощущала свою вину, боль и отчаянье. Только
это были абсолютно безликие эмоции, не имевшие под
собой ни одного явного факта.
В глубине души – бережно храня свои чувства – она всегда
любила и пыталась уберечь отца.
Хотела или пыталась? – впрочем, это были пустые
вопросы. Ведь она так и не осуществила желаемое.
Накануне смерти он открыл ей правду: пусть, не всю, а
лишь ее часть. Но и этого было достаточно. Он не был и
никогда не пытался быть им врагом. Для них с Риком,
мистер Лиджебай – как они называли его между собой –
стал настоящим хранителем.
Его безжалостные правила были направлены лишь на то,
чтобы уберечь их.
Но отчего? От кого?
Этого Клер не знала. Время забрало родителя слишком
рано, что бы она выяснила это.
А ведь можно было спросить напрямую! Взять и
поинтересоваться, невзирая на все запреты! Интересно, что
бы он ей ответил?!
Клер не знала. Но догадывалась… смерть отца и его
опасения были напрямую связаны с таинственным
мистером Сквидли, который как заноза засел в ее мыслях,
временами возникая в образе ужасного морского чудовища
Кракена.
Фигура отца продолжала выситься над мостом, буравя
дочь укоризненным взглядом. Конечно, она не видела и не
могла видеть его лица, скрытого покровом ночи, но она
знала точно - именно такие чувства он испытывает сейчас.
Пересилив себя, девушка попыталась сделать короткий
шаг навстречу, но уткнулась в непреодолимое препятствие.
Невидимая стена преградила ей путь.
Очертание отца дернулось, стало размытым, словно мираж
и над мостом потянулся густой туман. Очередное видение
начало рассеиваться.
- Скажи, зачем ты здесь?! – не сдержавшись, выкрикнула
Клер. Эхо, отскакивая от стен, мгновенно растворилось во
мраке пустынных улиц.
- Я устала! Устала бояться! Устала ждать ответа!
Слезы навернулись сами собой, но так и не потекли по
щекам. Пульсируя в висках, в голове возникла резкая
ноющая боль.
И Клер услышала голос. Он звучал откуда-то изнутри,
рождаясь в самом сердце.
« Забудь что было…»
По телу прокатилась ледяная волна. Она попыталась
ответить мысленно.
« О чем?»
Голос проявил равнодушие:
« Все что было, все что будет»
« Я не понимаю»
Голос настаивал:
« Прости меня за все. Он не должен попасть в наш дом. Он
не должен разрушить все, что я создал. Он не должен отнять
наш мир!»
На последней фразе голос сорвался и, лопнув как гитарная
струна, исчез, забрав призрака с собой.
Очнулась она уже дома. Стояла посредине комнаты и
стеклянными глазами смотрела не на Рика, а сквозь него,
словно не было в гостиной никого и ничего – ни стен, ни
родного человека способного понять и помочь. Но Клер
промолчала, в очередной раз, защитив брата от жестокой
реальности.
- Что у тебя с рукой?
- Порезался. Ничего серьезного, - сухо ответил Рик.
Она коснулась его лба и, удостоверившись, что у него нет
жара, пожелала спокойного сна.
Ноги ужасно гудели и стали тяжелее каменных пуд, что
носили узники замка Ли Прат на острове Серых костей.
Повалившись на кровать Клер захотела разреветься
белугой, но вовремя сдержалась. Она дала зарок, что
больше не будет рабой слабости и уныния.
Встав на колени, девушка начала молиться. Милостивый
господь, в ту ночь вряд ли услышал ее просьбу; однако,
когда душевные терзания сошли на нет, и Клер
успокоилась, ей все же стало легче, а все сомнения
растворились как кошмарный сон, который оставляет в
памяти лишь неприятный привкус опустошенности.
День четвертый: в который Рик и Оливер идут по
следу капитана и познают законы черной метки.
Солнечные лучи, пролившись на пол медным светом,
принесли с собой первый морозный узор на стекле. Ясное,
почти безоблачное небо утопало в розовом закате возле
самой линии горизонта.
Провалившись в сон, Рик несколько раз резко
пробуждался, и в бреду, касаясь руки, ощущал тугую
повязку. Угольный след тут же отзывался ноющей болью,
подтверждая свою реальность. Не желая просыпаться, Рик
долго ворочался и вновь утопал в полудреме.
Утром он не вышел на завтрак. Долго торчал возле
умывальника, разглядывая нарисованный шрам и так, и
эдак. В конечном итоге нервы сдали. Таз с водой, мыло,
полотенце полетели в сторону. Рик вернулся в комнату,
чувствуя, как в душе окончательно поселилось мучительное
отчаянье, которое обычно возникает у неизлечимо больного
человека.
Опекунша косилась на хмурого юношу, но спросить в
чем дело так и не решилась. Мисс Дуфни - находясь в доме
Джейсонов - напоминала скорее стороннего наблюдателя,
нежели старательного ментора, который всегда выручит
своим советом.
К середине дня угольная метка стала жутко чесаться, и
кажется, заметно увеличилась в размерах. Ее края стали
топорщиться острыми гранями, словно морской еж,
готовящийся к защите от опасного хищника.
В очередной раз, нарушив запрет, Рик скрылся от
внешнего мира в кабинете отца. На этот раз чужая комната
приняла его гостеприимнее. Присев в кресло напротив
стола юноша достал первую попавшуюся книгу, которая,
одиноко прислонившись к стенке стеллажа, за
ненадобностью, уже стала частью старой резной мебели.
Страницы распахнулись перед случайным читателем,
выдохнув на юношу пыльный клуб. Пожелтевшая бумага
надежно хранила плохо пропечатанные, почти
неразличимые слова, схемы, чертежи.
Юноша приступил к чтению. Книга по кораблестроению
была черствой, трудной для восприятия. Рик постоянно
спотыкался, перечитывая предложение за предложением,
пока не угадывал смысл сложных, незнакомых ему фраз. В
плену этой совершенно скучной книги он провел несколько
часов. И сети, сотканные из тишины и корабельных
образов, начерченных простым карандашом, не отпустили
юношу, пока последний лист не лег к множеству своих
бумажных собратьев.
Рик вздохнул. Отложил книгу в сторону и покосился на
свое измученное, почти серое лицо, случайно отразившееся
в зеркале. Опершись левой рукой на подлокотник и поджав
ноги, он сейчас был невероятно похож на собственного
родителя на самом излете жизни, когда тот ужасно устал от
одиночества и бесконечного карпения над огромнейшей
библиотекой. Даже юное лицо, и то отразило паутину
глубоких морщин. Вздрогнув от кошмарного сравнения,
Рик только сейчас понял, что на нем надеты отцовские
очки.
Когда он успел? Как он вообще умудрился разобрать в
линзах хотя бы одну строчку?
В ужасе сорвав очки, будто кошмарную маску он
отшвырнул их в сторону.
- Да я смотрю, навязчивая идея окончательно доконала твое
воспаленное сознание, - наблюдавший за приятелем Оливер
грустно улыбнулся и добавил: – Не знал, что дела обстоят
так серьезно...
- Помоги мне,- печально попросил Рик и, вытянув
перебинтованную руку, честно признался: - Кажется, я
схожу с ума.
Выслушав сбивчивый рассказ, Оливер потрепал приятеля
по плечу.
- Не вижу в твоей истории ничего необычного. Все вполне
объяснимо.
- И как ты объяснишь это? – Рик выставил вперед руку с
въевшейся под кожу меткой.
- Да тебя откровенно пытаются запугать. Вроде как выбить
из колеи.
- Тогда может быть стоит отдать отцовскую книгу мистеру
Сквидли, и дело с концом?!
- Не спеши. Книга – наш козырь,- авторитетно заявил друг.
- Козырь? О чем ты?! Я себе места не нахожу, а ты
предлагаешь мне торговаться с этим дымящим исчадием
ада?! – Рик взорвался от негодования.
- Не преувеличивай. Твой злой гений, который напугал всю
вашу семью, как эпидемия виктианского мора, всего-
навсего капер, старый приятель твоего отца. Запомни это!
- Способный навести порчу при помощи грязной ветоши?!
- Ты сам это выдумал или от хромой матросни наслушался?
Постой! Ну-ка погоди….А это идея! – задумчиво помяв
подбородок, Оливер схватил друга за руку и потащил на
улицу.
* * *
Выстрел пушки возвестил о послеобеденном поднятии
флагштока в форте Ранден-бау. Стражники в красно-белых
куртках, белоснежных париках, треуголках и в начищенных
до блеска ботинках с широкими пряжками, чеканя шаг,
насыщали серость Прентвиля своим идеальным
обмундированием. Случайные стычки с пьяными каперами,
которые всячески скрывали свое прошлое, уже давно
потеряли статус постоянства, и за последние годы
окончательно сошли на нет. Теперь горожане относились к
власти с почтением, зная, что стражи уберегут их от любой,
даже самой страшной опасности.
«Трииии… аз, тррииии… аз», - залихватски проглатывая
второе слово, вышагивал впереди сержант, браватски
откинув голову назад и гордо выставив вперед широкий с
ямочкой подбородок. И хотя его левая нога после тяжелого
ранения слегка прихрамывала, он старался не ударить в
грязь лицом и стойко терпел ноющую боль. Двое его
подчиненных не отставая от своего воинственного
начальника, одной рукой поддерживали тяжелые мушкеты,
а вторую резко отводили назад при каждом шаге.
Свернув за угол, стражи, согласно церемонии, синхронно
разошлись в стороны и заняли места по краям арочного
входа. Старая смена, отсалютовав, таким же четким шагом
удалилась в сторону форта. Дав последние наставления,
сержант развернулся на каблуках, и продолжил
сопровождать стражей.
Наблюдая за служителями Ранден-бау, грузный человек в
грязном потрепанном жилете и широкополой шляпе,
проводил их равнодушным взглядом, подхватил вещевой
мешок и направился в сторону порта. Словно черное пятно
он двигался по широкой, многолюдной улице Прентвиля,
распространяя на окружающих зловонный запах протухшей
рыбы. На тыльной стороне его правой руки, которая
поддерживала лямку рюкзака, и была, словно специально
выставлена на всеобщее обозрение, виднелась огромная
блямба экземы.
Как только моряк скрылся за поворотом, на той же самой
улице с разницей в несколько минут появился Джейсон-
младший. Рядом с ним пружинистым шагом шел Оливер
Свифт, без умолку болтая со своим приятелем.
- Я все узнал. Перечитал ни одну книгу и кажется, нашел