— Здесь ты никогда и нигде не почувствуешь привычного вкуса, — грустно произнес он.
— Как здесь живут? — не сдержавшись, взмолился я. — Огонь не греет, у еды нет вкуса, в воздухе витает лишь треклятый смрад…
— Здесь не живут, а существуют. Это не место для живых.
Мне нечего было возразить.
— Скажи куда мы идем?
— В город. У нас нет иного выхода. Я должен вернуться туда, откуда пришел. Это единственный шанс…
— Расскажи мне, — попросил я.
* * *
Старая часть города соединялась с пригородом и кварталом Пришлых длинным каменным мостом. Ецлав жил на левой стороне широкой реки Цвилы и часто посещал узкие извилистые улочки, где чаще, чем везде раздавалась чужая, мало кому известная речь, а привычный мир наполняли краски странной и трудной для восприятия культуры. Ецлав упивался каждым словом, каждым жестом этих удивительных людей.
Умудренные жизнью старцы, с западных холмов, осевшие в городке рассказывали Ецлаву будоражащие сердце истории о Белой леди, которая уносила в подземные царства невинные души их сородичей. А Северяне — пугали всех и каждого легендами о Мохнатом чудовище Гренделе жившем в смертельных леденистых чертогах и обращавшем в ледяные глыбы безжизненные тела усопших. Каждая новая история воспринималась Ецлавом как нечто удивительное. И вера никогда не давала усомниться в подлинности удивительных сказаний и легенд. Он записывал их в свою большую книгу, и бывало, по несколько раз перечитывал по вечерам. Пытаясь представить, что же ждет его после смерти.
Конец недели Ецлав проводил возле костела святого Брасна. Огромные остроконечные башни, упираясь в стальные нависающие тучи, давили на прихожан своим величием. На острых углах грозными стражами возвышались фигуры ужасных горгулий. Говорили, что они отгоняли злых духов от святых стен. Но Ецлаву были чужды подобные объяснения. Здесь же в стенах костела провожали в последний путь умерших, и каждый раз он с замиранием сердца наблюдал за мрачными фигурами, которые шествовали за гробом в темных длинных мантиях украшенных вязью красных букв.
Душеприказчики казались Ецлаву ожившими мертвецами, добившимися лишь вечные страдания. Именно на их плечи возлагались грехи умерших, и именно им предстояло своим поступком искупить их. Святые отцы говорили, что никогда еще Душеприказчики не попадали в светлое царство, оказываясь в бесплодных полях ужасного Лоцлафа, где были обречены на вечные муки в огненных котлах.
Ецлава страшили эти странные люди, и он редко оставался до конца тайной церемонии.
На много позже ненавистные мысли снова и снова возвращали его в тот день, когда их городок изменился раз и навсегда. Тогда он уже стал учителем и трепетно относился к своему делу.
Говорят, что отец Оцлав пришел в городок с рекомендациями самого святейшества. После внезапной кончины отца Лацла он быстро стал лучшим другом каждого горожанина. Его отзывчивость и мудрость помогали разрешить любую самую сложную проблему, с которой обращались к нему прихожане. Сам Ецлав часто бывая в Пришлом квартале, восхвалял отца Оцлава. И каждый раз натыкался на стену непонимания. Иноверцы не очень доверяли подобным благодетелям. Они видели в отце Оцлаве не спасителя, а разрушителя города и его славных традиций.
Ецлав не верил им.
Время шло, и наступил день, который явился кошмаром для каждого, кто проживал за каменными стенами. Могущество Оцлава оказалось сильнее человеческих жизней, и город горел. И когда первый лепесток пламени уже коснулся черепичных крыш, Ецлав — примерил на себя иссиня-черный балахон Душеприказчика. Он молил всевышнего о прощении каждого кто оступился в своей бренной жизни. И ужасный груз лег на его плечи, и еще шестеро разделили его участь.
* * *
— Неужели святой отец оказался приспешником дьявола? — удивился я, дослушав историю.
— Не знаю, кем он оказался, но именно он поверг мой город в адское пламя. И все люди, знакомые и не очень, родные и неизвестные мне, праведники и грешники… Их всех забрал огонь.
Проклятый задумчиво покрутил стилет — лезвие, продырявив пол, буравило сгнившую древесину.
— Как же ты должен спасти их души?
В ответ мой собеседник лишь пожал плечами.
— Не знаю. Когда мы поняли, что отец Оцлав обманул всех нас, мы — те, кто еще не поддался его чарам, дали зарок, во что бы то ни стало спасти наш город. Заклинание было произнесено, и вот мы оказались между жизнью и смертью, в этих бесплодных землях. Нас раскидало в разные стороны этого странного мира, и никто не мог преступить установленную границу.
— Граница — это озеро утопленников? — догадался я.
Проклятый кивнул и добавил:
— Только твой рисунок помог нам разорвать этот призрачный круг.
— Но я, больше не могу рисовать, — я разочарованно посмотрел на перо и мятые листы бумаги.
— Тебе придется попробовать снова. Иначе нам не попасть в город.
— Почему?
— Всему свое время, — уклончиво ответил Проклятый.
— Тогда скажи, кто сейчас охотится за тобой? — не унимался я.
— Этого я не знаю, — честно ответил Душеприказчик. — Но поверь мне, я, ни за что на свете, не желал бы встретиться с этим исчадием ада.
— Разве в городе мы не будем в безопасности?
— Я должен прийти к истокам. Все возвращается на круги своя. В бесплодных землях мы не найдем ничего кроме страдания и иных более ужасных проявлений смерти.
— Но откуда ты знаешь? — меня просто переполняло множество вопросов.
— Знаю, — уклончиво ответил Проклятый и протянул мне перо и лист бумаги. — И если ты желаешь, чтобы твое сердце и дальше билось, сохраняя привычный ритм, ты попробуешь что-нибудь нарисовать. Уж не знаю, почему этим полуразложившимся существам нравятся твои художества. Но надо пробовать…
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ: Покровительница Пришлого квартала
Я в отчаянье бросил перо на землю, а чернильницу швырнул в ближайшее дерево. Ничего не получалось. Руки отказывались слушаться меня, и казалось, что я больше не смогу не только рисовать четкие линии, но и вывести хотя бы маломальскую причудливую завитушку. Чтобы я не пробовал рисовать, выходили лишь непонятные мерзкие каракули.
Раздраженно я запахнулся курткой, и ничего не говоря, повернулся к костру спиной. Все выглядело достаточно глупо, и между тем достаточно доходчиво. Заплутав между двумя мирами, мои таланты растерялись, будто семена из прохудившегося мешка. И как исправить нынешнее положение — я не знал.
Не помню когда, я погрузился в недолгую, но приятную дрему.
Меня разбудил резкий толчок в плечо. Я протер глаза и увидел перед собой помятый рисунок прекрасной девы на желтом дорожном листе.
— Как у тебя это получилось? Объясни? — в глазах Проклятого с легкостью читалось не скрываемое удивление.
— Что? — спросони я ни как не мог понять, что же произошло.
Только окончательно придя в себя, я сумел разглядеть молодую девушку, которая, повернувшись вполоборота, с интересом рассматривала древнюю как сама смерть старуху: серое морщинистое лицо было сжато, словно гнилой овощ, а глаза ввалившись, казались двумя ужасными земляными рытвинами. Девушка вглядывалась в чужое лицо, с интересом и страхом узнавая в них, знакомые для себя черты. Великолепная зарисовка казалась мне до боли знакомой, будто я уже видел ее. Но с сожалением я понимал, что не моя рука вырисовывала эти идеальные линии и контуры.
— Это не мой рисунок, — медленно протянул я.
— Я нашел его рядом с тобой, — уточнил Проклятый. — И честно говоря, если этот клочок бумаги поможет нам пробраться за городские стены, мне все равно кто накалякал его. Пусть даже это происки самого Дьявола!
Услышав подобное объяснение, я недовольно поморщился, но ничего не ответил. Перед глазами застыл образ прекрасной женщины узревшей свою ужасную старость. Мерзкая старуха и молодая красавица как две стороны одной сущности. А ведь может именно такая судьба и ждала нас впереди?
* * *
Первое утро после произнесенной клятвы, и первое — встретившее его холодом и пустотой в новом мире, наполнило сердце Проклятого болью и страданиями. С сегодняшнего дня он не принадлежал себе. Теперь его душа и бренное тело предназначались лишь для одной цели — уплата грехов, и Душеприказчик должен был стать разменной монетой в счет вечного долга тысячи мертвых соплеменников.
Несколько дней он просидел возле полуразрушенной церквушки и пытался хоть как-то согреться. Ужасно хотелось есть.
Серое небо еще больше давило на плечи словно было собранно из тысячи острых камней, которые того и гляди могли обрушиться на голову небесной карой.
Вздрагивая от каждого шороха, Проклятый с ужасом вспоминал горящий как стог сухого сена город: закрывая уши, он не мог прогнать душераздирающие крики помощи и отчаянный плач женщин и детей.
На третий день Проклятый уже не реагировал на призрачные тени и стоны, доносящиеся с огромного кладбища. Охватившее его отчаянье и одиночество медленно пожирали изнутри. Несколько раз он пытался покончить с собой, разрывая запястья острой гранью каменной плиты. Но смерть, словно брезгуя им, давала ему еще одну возможность выжить в этом мертвом мире.
Путая день и ночь, Душеприказчика била нервная дрожь. Кутаясь в лохмотья одежды, отрытые из ближайшей могилы — позже он решился добраться до дальней границы кладбища. Питаясь корнями и ягодами, которые имели скорее пресный, чем горький привкус — он внешне давно стал похож на призрака.
Седьмой, а может быть восьмой день, принес ему не только душевное умиротворение, но и более чем странную встречу. Загадочный шорох заставил Проклятого покрепче обхватить деревянную палку с длинным гвоздем на конце.
И в тот самый миг, когда тишина поглотила тревожное ощущение, шорох повторился. Первым кого увидел Проклятый было маленькое мохнатое существо с большими черными глазами. Следом появился человек.
* * *
Мы стояли на пригорке и с интересом и тревогой в сердце разглядывали высокие стены мертвого города. Каменные глыбы были покрыты серым мхом и между узких бойниц проглядывали мрачные фигуры стражей с длинными алебардами.
— Мне кажется, они пристально смотрят на нас, — дрожащим голосом произнес я.
Повинуясь немому приказу хозяина, Ша запрыгнул ему на плечо. Ничего не ответив, Проклятый стал быстро спускаться вниз.
Мы оказались у самого подножия склона и, пробравшись через буреломы высохшего перелеска, подошли к глубокому рву. Через устрашающий зев исчезающей под ногами земли, вальяжно перевалился широкий деревянный мост-ворота.
Первым на почерневшие от времени доски вступил Проклятый. Его словно тянуло внутрь, и он был не в силах противиться внезапно возникшему желанию. Я посмотрел под ноги, и меня в тот же мгновение сковала внезапная боязнь высоты. Доски оказались истлевшими, будто их долго облизывал огонь; через пепельно-черные щели виднелось глубокое дно рва. Только сейчас я разглядел темные кости и черепа, небрежно раскиданные по земле. Перед глазами вихрем пронеслась кровавая картина, где люди в отчаянье, не в силах выбраться из хваченного пламенем города, прыгают с высоких стен и беспомощно разбиваются о каменное дно.
Зажмурившись, я прогнал прочь ужасное видение.
Огромные стены давили своим величием, а мрачные фигуры стражей заставляли кровь стыть в жилах. Я с волнением попытался разглядеть одного из зловещих воинов, и в тот же миг, внезапно налетевший ветерок наполнился звоном металла. Пустые латы с грохотом упали вниз, а прах, оставшийся от стража, накрыл нас мерзкой пеленой.
* * *
Одинокие узкие улочки, теряясь между невысоких черепичных домов, источали невероятный холод и одиночество — а над нами непроглядной стеной медленно парил пепел. Было слышно даже мерное дыхание, и каждое движение эхом разносилось по пустынным кварталам.
Я вступал по черному снегу, и в такт моим шагам раздавался отвратительный хруст. Город был до краев переполнен запахом гари.
Я посмотрел на Проклятого и заметил в его взгляде боль; он помнил эти улочки совсем другими.
— Город пуст, — остановившись, внезапно произнес Проклятый, внимательно прислушиваясь к тишине.
— Все сгорели, — согласился я.
— Нет, я не об этом, — смутился Проклятый. — Здесь нет ни одной души. Ни мертвой, ни живой.
Я вздрогнул. Сам не знаю почему, но последняя фраза вызвала во мне неприятное волнение. Неужели мы ошиблись, вступив за городские стены?
В этом мире, можно было привыкнуть к чему угодно: к слепым мертвецам, ужасным зубастым тварям, но к неизвестности привыкнуть было просто невозможно.
Мы долго плутали среди обгорелых стен и выбитых окон. Я иногда вздрагивал от внезапного скрипа ставень и непонятного шороха. Мне казалось, что как только я поверну голову, то увижу среди обугленных остовов изуродованное огнем лицо. И не в силах перебороть нарастающее с каждой минутой волнение я продолжал смотреть только вперед, туда, где медленно шел Душеприказчик.
— Куда мы? — нарушил я тревожную тишину.
— Чшьь, помолчи, скоро сам все увидишь.
Миновав покрытый пеплом квартал, мы очутились на широком каменном мосту, украшенном обугленными фигурами святых мучеников. Среди этой черноты, лишь орел звезд над головами безмолвных изваяний, оставался сиять золотом. Я осторожно коснулся до одного из святых, но черная гарь, как ожидал, не отпечаталась на руке.
— Пойдем, — поторопил меня Проклятый.
Я еще раз взглянул на ладонь, она продолжала оставаться чистой. И в тот же миг я почувствовал на себе чей-то тяжелый, буравящий до самых костей взгляд. Оглядевшись я заметил, как на меня, прячась за темными фигурами святых, взирало странное зеленокожее существо с перепончатыми лапами. Мне удалось рассмотреть даже ровный ряд жаберных отверстий на его шеи.
В тишине раздалось странное кваканье. Существо спрыгнуло на мост и короткими перебежками стало стремительно приближаться к нам. Я попятился назад.
И в туже секунду, когда зеленокожий протянул ко мне свою мерзкую лапу, возле его шеи возникла холодная сталь знакомого стилета.
— А ну прочь, Воцлав, — прошипел Проклятый.
— Ого, кого я вижу… Рон…
— Еще слово и я вспорю твои кишки. А лучше — отрежу слишком длинный язык.
— Кто это? — влез я в разговор своим глупым вопросом.
Проклятый недовольно покосился в мою сторону, и я поспешил закрыть свой рот.
— Пошел прочь, Воцлав! Я не намерен здесь слушать твои пахнущие гнилью слова.
На лице зеленокожего появилась мерзкая ухмылка, и он протяжно произнес:
— Ты можешь не слушать меня, только плата остается прежней. Я вправе не пустить вас дальше.
— А нам и не требуется твоего разрешения. Если ты встанешь на моем пути, я отправлю тебя к твоим болотным праотцам.
Лезвие ласково коснулось мокрой зеленой кожи и, надавив, выпустило наружу струйку голубой крови. Воцлав протяжно взвыл и, скорчившись от боли, стал мерзко нашептывать кучу проклятий, а затем покорно отполз в сторону.
— Пошел прочь, мерзкая жаба, — вновь повторил Проклятый, убирая стилет.
— Зря ты вернулся к нам, возмутитель спокойствия. Хозяин не любит непрошеных гостей.
— Мне плевать на привычки твоего хозяина, — быстро ответил Душеприказчик. — И прежде, чем бежать к нему со срочным донесением, подумай, счастлив ли ты здесь. И много ли свободы тебе дала смерть?
Воцлав недоуменно моргнул, застыв как вкопанный — и если бы не длинные струйки капель, стекавшие с его зеленого тела, я бы принял его за безжизненную каменную фигуру.
— Пойдем, — произнес Проклятый, обращаясь уже ко мне.
Миновав мост, мы попали в северную часть города и, спустившись по ступенькам, оказались прямо у каменной водяной мельницы. Деревянные лопасти медленно погружались вводу, сопровождаясь протяжным скрипом.
— Что это за существо? — повторил я свой вопрос.
— Скользкая тварь… местный водяной. Я думал, что его сожрал огонь, но видимо он не так прост.