Я подскочил к трактористу, наклонился, потряс за плечо.
– Мужчина, – позвал я, – мужчина, вам плохо?
Тракторист, не сводя голубых глаз с безоблачного неба, разлепил губы и пророкотал:
– Мне хор-р-рошо…
Дух крепкого перегара ударной волной отбросил меня от тракториста.
– Не приставайте к Василию! – повернулся ко мне милиционер. На его одутловатом лице застыло усталое раздражение: – Езжайте своей дорогой. Вы ехали в Мщеры? Вот и продолжайте.
– Вообще-то я еду в Буб… – начал я, скользнул взглядом по завалившемуся на бок прицепу и запнулся. Сердце у меня ёкнуло. Из-за борта выглядывал зеркально отблёскивающий металлом край эллипсоида. – Это… что?
– Что, что… – недовольно пробурчал карлик. – Не видите, что ли? Летающая тарелка!
– Чья? – по-глупому вырвалось у меня.
«Так и бывает, – отстранённо пронеслось в голове. – Годами собираешь свидетельства очевидцев, веришь и не веришь их показаниям, анализируешь почву с мест якобы посадок летающих тарелок, но ничего определённого не находишь… А настоящая встреча всегда случается неожиданно и буднично».
– Моя! – отрезал карлик. – Нанял тракториста, перевезти в Бубякино, а он, гад, её чуть не угробил!
Я ошалело посмотрел на карлика, перевёл взгляд на край летающей тарелки, торчащей из-за борта прицепа, снова на карлика… Наконец до меня дошло. Цирк. Прав был шеф – балаган ждал меня в Бубякине.
Я едва не расхохотался, прикрыл лицо ладонью и сделал вид, что закашлялся. Однако карлик меня понял.
– А вы что подумали? – сварливо спросил он.
– Подумал, что настоящая летающая тарелка из далёкого космоса, – честно признался я.
– Далёкий космос, далёкий космос! – возмутился карлик. – Придумают тоже… Какой он далёкий? До космоса час езды на машине!
Я смешался. Быть может, здесь появился новый посёлок с названием Космос? А почему бы и нет? Веяние времени… Появились же после войны с Наполеоном на Урале деревни с названиями Вена, Париж, Амстердам…
– Простите, как это – час езды на машине? – аккуратно поинтересовался я.
– Как, как… Обычно! – с апломбом заявил карлик, и в его глазах заиграли смешливые искорки. – Если вертикально вверх!
Этим он меня сразил.
– Да… Гм… – смутился я. – Так вы, значит, в Бубякино? И я туда… Видимо, поворот проскочил.
Милиционер недоверчиво посмотрел на меня, на «хаммер».
– Как можно проскочить поворот? Он хорошо виден.
– Наверное, на дорогу засмотрелся, здесь такие выбоины… – попытался оправдаться я. – А где этот поворот?
– Километров пятнадцать лишних проехали, – сказал милиционер. – Поворот налево.
– А мне говорили направо…
– Правильно говорили, – поморщился милиционер. – С трассы – направо, а отсюда – налево.
– В Бубякино, говорите? – переспросил карлик, внимательно оглядывая «хаммер». – Значит, мы по одному и тому же делу? Вы получили приглашение?
– Да, по электронной почте.
– Вот и славненько! – неожиданно обрадовался карлик. – А скажите, молодой человек, машина у вас мощная?
– Да как вам сказать… – замялся я, прекрасно понимая, к чему он клонит. – Не настолько, чтобы вертикально вверх.
– Хе-хе, шутить изволите! – довольно заулыбался карлик. – Сразу видно, наш человек. Вертикально вверх не понадобится. Прицеп сможете на колёса поставить?
Я обречённо посмотрел на прицеп, на «хаммер» и тяжело вздохнул:
– Можно попробовать…
Пока я разворачивал машину поперёк дороги, карлик с милиционером закрепили на борту прицепа короткий трос. Причём с тросом, пыхтя, возился тучный милиционер, а карлик отдавал приказы, размахивая тростью, как дирижёрской палочкой. Я подвёл «хаммер» ближе, милиционер, под чутким руководством карлика, прицепил трос к раме, и тогда я рванул машину на полной мощности двигателя. Прицеп неожиданно легко стал на колёса, и я наконец увидел летающую тарелку во всей красе. Идеально выполненный, без единого шва, корпус был настолько тщательно отполирован, что блестел, как гигантская приплюснутая капля ртути. Сверху тарелку прикрывал прозрачный колпак; сквозь него просматривались пульт управления и маленькое креслице, в которое никто, кроме карлика, поместиться не мог. Не удивительно, что так легко удалось поставить прицеп на колёса – макет, он и есть макет. Даже если очень похож на настоящую летающую тарелку.
– А вытащить прицеп на дорогу можете? – заискивающе поинтересовался карлик.
Он смотрел на меня, улыбался слащавой улыбкой, а в иронично прищуренных глазах читалось: «Куда ты, парень, денешься?» Метр с кепкой в буквальном смысле, а жук ещё тот. Умел на все сто пользоваться своей ущербностью. Из тех, кто, протяни ему палец, руку по локоть с улыбкой откусит. А затем и всего проглотит, не забыв вежливо поблагодарить.
Ничего не говоря, я помог вытащить прицеп из кювета на асфальт. И снова цеплял трос увалень-милиционер, а карлик руководил операцией, помахивая тростью.
– Как у вас хорошо получается! – елеем расплылся карлик. – Прекрасная машина! Скажите, молодой человек, а отбуксировать прицеп в Бубякино у вас не получится?
– Не получится! – с такой же неискренней улыбкой отпел я. «Руку по локоть» он откусил, но когда захотел «проглотить целиком», я воспротивился: – Моя машина не предназначена для буксировки.
– Как это не предназначена?! – возмутился карлик. – Да у вас не машина, а танк!
– Танк не танк, но я не имею права везти гружёный прицеп, – развёл я руками и кивнул в сторону милиционера.
Тучный милиционер мрачно наблюдал за нашей перепалкой, но не вмешивался. Он был солидарен со мной и не только в ртношении правил автодорожного движения. Надоело ему цеплять трос, а ещё больше – руководство карлика.
Карлик перевёл растерянный взгляд с меня на милиционера, затем снова на меня.
– А как же я?!
– К сожалению, ничем больше помочь не могу, – развёл я руками, залез в машину и захлопнул дверцу.
– Не переживай, хозяин! – высунулся из-за милицейской машины белобрысый тракторист. – Щаз заведу трактор, и мигом домчим!
– Как ты его заведёшь, если разбил вдребезги!? – гаркнул милиционер. Похоже, его нимало не волновало, что Василий пьян в стельку и собирается садиться за руль. Судьба трактора была дороже.
– Я? Разбил?! Трактор?!! – изумился Василий. Он пошатнулся, опёрся рукой о милицейскую машину, перевёл взгляд на трактор и расплылся в улыбке: – Да как его можно разбить? Он ж-же ж-железный!
Аргумент был убийственным, и карлик беззвучно захлопал ртом.
– Вот всё и разрешилось к всеобщему удовольствию, – не преминул съехидничать я. – Всего вам доброго, – кивнул карлику, включил зажигание и поехал в обратную сторону разыскивать поворот на Бубякино.
Невзирая на слова милиционера, что развилка находится километрах в пятнадцати от места аварии, я принялся вглядываться в придорожный подлесок с самого начала. Но опять никаких дорог в лес не наблюдалось. Не было даже тропок. Что за лес такой, в который никто не ездит и не ходит? Была ещё одна странность: солнце поднималось всё выше, но клочья тумана в кустах не рассеивались, а наоборот, становились гуще, местами окутывая стволы деревьев непроглядной пеленой. Мало мне слуховых галлюцинаций, так начались, похоже, зрительные. Неужели аномальная зона Кашимского треугольника расширилась? Эх, сейчас бы сюда нашу аппаратуру…
Я хотел позвонить шефу по мобильнику, но вовремя спохватился. Да что это я, в конце концов, никак не могу от работы отойти? Разве я сюда ехал, чтобы шефа вызывать? Отдохнуть я еду, развеяться, а Кашимский аномальный треугольник никуда не денется. Был он здесь и будет, и даже если его зона расширилась, никаких новых данных мы снять не сможем. Априори.
Не успел я отъехать от места аварии и полкилометра, как сзади на максимальных оборотах взревел мотор трактора, немного порычал, почихал и перешёл на спокойное тарахтение. Перед глазами встала недавно виденная картинка, как трактор «обнимает» передними колёсами толстенный дуб, и я восхитился профессиональному мастерству пьяного тракториста. Трактор у него железный, но и руки золотые… Если не считать заезда в кювет. Но в этом больше дурная голова виновата.
Чем дальше я ехал, тем больше тумана проявлялось в лесу, но, странное дело, на дорогу он не выползал. Теперь я точно был уверен, что никакой развилки не увижу. Так и оказалось. Проехав двадцать один километр по спидометру, я за очередным поворотом виляющего по лесу разбитого шоссе увидел старуху. Она сидела на пеньке у обочины, рядом стояла двухколёсная тележка с заляпанной засохшей грязью картонной коробкой. То ли старуха отдыхала, то ли меня поджидала. Сидела она, склонив голову, из-за низко надвинутого на лоб клетчатого платка лица не было видно, и на звук мотора старуха голову не повернула. И мне почему-то показалось, что она всё-таки не отдыхает, а ждёт меня. Были на то основания. Не совсем дурак, как любит говаривать шеф. Верить в то, что казалось, не хотелось, но креститься я не мог. Неверующий, что с меня возьмёшь…
Сбросив и без того небольшую скорость, я медленно подъехал и, прижавшись к обочине, остановился напротив старухи.
– Доброе утро, – скованно промямлил я. – Вас подвезти?
– Стыдно стало? – тихо спросила старуха и наконец-то подняла голову.
Я обомлел. Голос был молодой, тот самый, что с час назад прозвучал в салоне машины, да и старуха оказалась не старухой, а девушкой лет двадцати пяти с правильными чертами лица и большими зелёными глазами.
Я смешался и не нашёлся, что сказать.
– В следующий раз наука будет, – сказала девушка. Несмотря на правильность черт, что-то с лицом у неё было не так: большие зелёные глаза были светлыми и ясными, но разрез глаз какой-то необычный. И кожа на лице имела зеленоватый оттенок: то ли больная печень, то ли долго не умывалась. Либо и то, и другое вместе – бомжиха, что с неё возьмёшь, как с меня, неверующего…
– Вам куда? – преодолевая неловкость, поинтересовался я.
– В Бубякино.
– И я в Бубякино еду. Садитесь. Дорогу знаете? А то я здесь колешу, колешу, а всё никак не найду…
Девушка усмехнулась, но и не подумала встать с пенька.
– Я-то знаю дорогу, а ты зачем в Бубякино едешь?
«Всё-таки больная, – решил я, глядя на клетчатый платок, из-под которого не выглядывало и пряди волос. – Возможно, лысая, потому и закуталась платком по глаза…»
– Меня пригласили на праздник, – сказал я, проглотив обращение на «ты» как само собой разумеющееся. Пусть она и бомжиха, но девушка.
– Пригласили? – удивилась она и окинула меня недоверчивым взглядом: – И каким же образом?
«Нет, не лысая, – отметил про себя. – На затылке платок приподнят, значит, волосы есть…»
– Каким? – Я пожал плечами. – Обыкновенным. Получил письмо по электронной почте.
Вряд ли она, при своём образе жизни, знала, что такое электронная почта, но это её проблемы.
– Кроме тебя, это письмо кто-нибудь видел? – неожиданно спросила она.
Я вздрогнул и с удивлением посмотрел на девушку. Вопрос был в самую точку. Что ни на есть. Когда я попытался распечатать приглашение на принтере, чтобы показать шефу, ничего у меня не получилось, а письмо исчезло из почтового ящика, будто его и не было. Всё-таки бомжиха об электронной почте кое-что знала. В отличие от меня, не понимающего, как письмо может исчезнуть из ящика само по себе сразу после прочтения. То, что вирус в письме может стереть всю информацию с жёсткого диска, – совсем другое дело.
– Нет, больше никто не видел… – растерянно протянул я.
Девушка посмотрела на меня долгим оценивающим взглядом.
– Будем надеяться, что всё так и было, – сказала она и наконец-то встала с пенька. – Помоги загрузить тележку в машину.
Я вышел из машины, подошёл к тележке, но девушка меня остановила.
– Коробку я возьму на колени, – предупредила она, нагнулась, отстегнула крепёжные ремни и бережно подняла коробку.
И тут я увидел, что руки у неё четырёхпалые, без больших пальцев, отчего ладонь казалась необычайно узкой, а пальцы тонкими, но в то же время, несмотря на уродство, красивыми. Знакомая картина, есть эти данные в нашей картотеке, только они не имеют никакого отношения к пришельцам. Тридцать лет назад, в результате употребления беременными женщинами нового фармакологического препарата астородина, на свет появились младенцы с генетическими уродствами конечностей. Видимо, и кожа зеленоватого оттенка оттуда… Что ж, для меня, по крайней мере, хоть какое-то облегчение, что не заражусь от бомжихи какой-то пакостью. Но тут я вспомнил карлика на дороге с его «летающей тарелкой», и мне стало тоскливо. Как всё-таки прав был шеф насчёт балагана… Какие только уроды не съедутся на праздник в Бубякино!
– Что ты там застрял? – поторопила девушка. Она обошла машину и, держа на руках картонную коробку, ждала, пока я открою дверцу.
Я поспешно прошагал к ней, открыл дверцу и поддержал под локоть, пока она забиралась на переднее сиденье. Затем вернулся за тележкой и поставил её в салон.
Когда я снова обошёл машину и уже собирался сесть на водительское сиденье, справа из лесу раздался отчётливый птичий свист:
– Тьох-тьох, тьо-тьо-тьох!
Из леса слева отозвалась другая птица:
– Тон-н-нк!
Будто струна лопнула.
Я улыбнулся и покачал головой. Была у леса, кроме тумана, ещё одна странность, на которую раньше не обратил внимания. До сих пор я ни разу не слышал из лесу птичьих голосов. Понятное дело, преддверие осени, птицы не поют, но всё-таки хоть изредка перекликаются… Как сейчас, например.
Сев в машину, я захлопнул дверцу, включил зажигание.
– Веди машину аккуратнее, – предупредила девушка и, уже обращаясь к коробке у себя на коленях, сказала: – Сейчас будет небольшая тряска, но ненадолго. Потерпи, пожалуйста.
Из картонной коробки кто-то жалобно пропищал.
Я покосился на коробку, но ничего не сказал. Ошибся я, никакая девушка не бомжиха, а обычная деревенская жительница. Везёт домой цыплят с птицефермы… Правда, писк не был похож на цыплячий, но мне-то какое дело? Другая забота не шла из головы.
– Вы хорошо помните развилку на Бубякино? – поинтересовался я, разворачивая машину в сторону Мщер.
– Чего её помнить? – улыбнулась девушка и прищурилась: – Её издалека видно.
Наконец-то я понял, что было не так в её лице – она моргала нижними веками. Тоже известное уродство – змеиный глаз. В народе бытует поверье, что люди с таким уродством способны сглазить кого угодно. А уж глаза отвести – раз плюнуть.
– Далеко до неё?
– А чего тут далёкого? – снова усмехнулась девушка. – Вот она.
Я глянул в ветровое стекло и оторопел. Метрах в тридцати впереди с шоссе в лесную чащу, как в тоннель, уходила разбитая колея грунтовой дороги. Вот тебе и змеиный глаз…
Свернув в лес, я пару минут ехал молча, стараясь вести машину как можно аккуратнее, чтобы «цыплят» в картонной коробке не трясло на ухабах. Туман в лесу стал гуще, и дальше десяти метров деревья не просматривались, но, как и на шоссе, на дорогу туман не выползал, хотя сосновые ветки то и дело царапали по корпусу машины, а кроны осин смыкались над узкой колеёй.
Девушка тоже молчала, бережно придерживая на коленях картонную коробку, и тогда разговор начал я.
– Сергей. Можно Серёжа, – представился я и решился, как она, перейти на «ты»: – А тебя как зовут?
– Меня? – Девушка почему-то замялась. – Меня зовут Лиайя.
Имя она произнесла каким-то другим, будто не своим голосом. Словно птичка пропела, и я толком не уловил сочетание гласных.
– Лия? – переспросил я.
– Можно и Лия, – разрешила она.
– Далеко до Бубякина?
– Нет. Сейчас будет луг, а дальше… Дальше, если не соврал, что тебя пригласили, нас пропустят.
– А если соврал? – фыркнул я.
– А если соврал, то останешься на лугу, а я пойду пешком.
Я недоумённо пожал плечами, хотел поинтересоваться, что за «цыплят» она везёт в картонной коробке, но в это время дорога вывела нас из леса на небольшой, с половину футбольного поля, луг, поросший высоким густым разнотравьем. Противоположную сторону луга полностью закрывал плотный туман, росистая трава серебрилась в лучах солнца, и у меня захватило дух.