В тебе запоют мои птицы - "Aino Aisenberg" 6 стр.


В библиотеке Драко оказалось множество нечитанных ею книг, которые она поклялась самой себе прочесть, как только представится возможность. Рассказывать и интриговать Малфой умел, живописуя рыцарские поединки и заморские путешествия вымышленных магглов. И в тот вечер Гермиона сделала для себя еще одно новое странное и глупое открытие, коими были переполнены все дни, проведенные в поместье Малфоев. Она поняла: несмотря на то, что Драко по-прежнему не казался ей привлекательным внешне, ей ужасно не хотелось прощаться с ним. Но когда где-то за толстыми стенами библиотеки часы пробили половину третьего ночи, Малфой, спохватившись, предложил проводить ее.

Она согласилась и пожалела лишь о том, что сказать ей, по большому счету нечего, кроме вежливого: «Доброй ночи», после которого их лица разделило деревянное дверное полотно.

За завтраком он выглядел значительно лучше и даже отметил, что на этот раз видит, что у нее распущены волосы, и что одежда на ней в это утро серая.

— Почему такой мрачный цвет? — поинтересовался он.

— Не знаю, просто так захотелось, — ответила она, недоуменно разглядывая модное меланжевое платье.

— Знаешь о чем я сегодня подумал?

— Нет, ты же знаешь, что я прогуливала уроки Прорицания в школе, а с легилименцией у меня не ладилось никогда.

— Хорошо, не буду заставлять тебя гадать. Но я хотел бы вновь пригласить тебя в одно место.

— Хорошо, — с готовностью согласилась она. — У тебя есть еще одна библиотека?

— Не смешно. Впрочем, у меня слишком хорошее настроение, чтобы обижаться. Просто это место… куда я хочу пригласить тебя. О нем знаешь только ты.

— Я?! — воскликнула Гермиона удивленно.

— Ну да. А что тут такого? Не могу же я знать, где стоит то самое здание, которое ты купила. Но я хотел бы посмотреть и знать.

— Зачем? — ледяная нотка кольнула собственный слух, но Малфой, будто не замечая, продолжил.

— Затем, что ты сказала, что денег, которые заплатит отец, не хватит, чтобы покрыть все расходы. Я хотел бы побывать там.

Она не увидела причин отказать, хотя отчаянно пыталась найти их. Например, озвучив запрет Нарциссы покидать пределы поместья. На это замечание Драко лишь устало отмахнулся.

— Мама не хочет, чтобы я посещал места большого скопления магов. Например, Косой переулок. Мое появление там вызвало бы разговоры, а с некоторых пор мать и отец не жаждут привлекать к нашей семье излишнего внимания. Думаю, если мы будем соблюдать некоторые предосторожности, то останемся незамеченными.

Восторг юноши не вызывал ответного чувства у Гермионы, и она с удовольствием поискала бы еще причины для отказа, но пауза слишком затянулась, а легкая улыбка и напряженность ожидания в позе Малфоя подействовали обезоруживающе.

— Ну, хорошо… — сказала она без особого энтузиазма. — Можем отправиться сразу после завтрака. Дом стоит не в самом населенном квартале, поэтому не вижу смысла прятаться, если ты действительно хочешь посетить это место.

— Хочу, — с жаром ответил Драко.

Трансгрессировать прямо на порог здания не получилось, а посему остаток пути Гермиона вела Драко за руку. Почти привычно переплетались пальцы, почти знакомо холодела собственная ладонь. Вот только природа этого явления оставалась непонятной. Впрочем, размышлять об этом не хотелось, ведь впереди их приветствовал усталый взгляд мутных окон старого дома. Драко не видел облупившихся стен и сломанных ставен, зато отлично слышал как вздохнула Гермиона.

— Все так плохо? — спросил он.

— Дом действительно требует больших капиталовложений, — честно призналась она.

Внутри здания Драко повел себя по-хозяйски. Оставив спутницу у порога, он пошел вдоль стен, ощупывая пространство перед собой. Несколько раз споткнувшись о груды мусора, он поинтересовался: «Неужели ты не сделала ничего?»

— Денег хватило только на покупку, — печально ответила она.

Он замолчал, продолжив свой путь, но через несколько мгновений произнес вещь совершенно неожиданную.

— Я хотел бы помочь тебе.

— С чем?

— С ремонтом. У меня тоже есть средства. Свои собственные. Я могу распоряжаться ими так, как хочу. Но дело не только в деньгах. Я хочу сделать что-то своими руками.

— Твои родители вернутся через пару дней, — напомнила она.

— Это не имеет значения. Мы можем начать прямо сейчас.

— Что?

— Например, упаковывать мусор. — сказал он, понимая, что спрашивала она совсем не о том. — Здесь есть мусорные пакеты?

— Кажется.

Они работали около часа и понемногу обломки почерневшего паркета, обрывки старых книг и газет перемещались в мусорные пакеты. И если Гермионе все это давалось легко, то Драко приходилось ощупывать каждую вещь перед тем, как отправить ее в пакет. На высоком лбу выступили бусины пота, а сам он продолжал то и дело спотыкаться. Ей хотелось попросить, чтобы он бросил все, но, как ни странно, Малфой не выглядел глупо или жалко за этим непривычным делом. Наоборот, впервые за все время знакомства Гермиона поняла — перед ней… мужчина.

Они проработали весь день. Белая рубашка и дорогое меланжевое платье были безнадежно испорчены. Усталые, они почти не разговаривали за ужином. И только сова, принесшая письмо от родителей Драко, в котором сообщалось, что дела еще не завершены, и они планируют задержаться на несколько дней, казалось, осчастливило юношу.

— Завтра вернемся к работе, — сказал он, вставая из-за стола. — Вставать придется рано, а посему, спокойной ночи.

И снова они проработали от рассвета и до заката, прервавшись всего дважды и лишь для того, чтобы оценить вкусовые качества содержимого корзины для пикников, упакованной заботливой Вииво. Гермиона рассматривала Драко в свете солнечных лучей, проникавшем с улицы и отмечала, что красивее он не стал, но усы от горячего шоколада и тонкий слой древесной пыли на лбу, от работы наждаком по дереву, ему к лицу.

На третий день Драко Малфой самостоятельно красил ставни. Капая краской на элегантные ботинки и траву, раскачиваясь на стремянке, он терпеливо наносил слой за слоем, и Гермионе пришлось признаться, что получалось очень даже неплохо. Она сидела на подоконнике, а он на расстоянии фута не видя, но слыша.

— Не можешь оставить меня без присмотра ни на секунду?

— Я слежу за качеством работы, — смеясь отвечала она.

— Да действительно. Это необходимая мера. А вообще, я вынужден признаться: свидание в библиотеке мне понравилось больше, чем последние три.

— Это не свидание! — вырвалось у нее.

Всего лишь фут… его руки, перепачканные голубой краской, на ее плечах, не заботясь о том, что могут остаться следы на одежде. И на щеках. И на губах. Когда их касаются нежные, перепачканные, дрожащие подушечки пальцев. Когда между их устами растворяется какое-то слабое слово возражения. А потом его имя. Тонет в поцелуе. Тяжелым камнем.

Он не видит ничего уже два года. Она несколько мгновений. Потому что не хочет открывать глаза. И не хочет, чтобы этот поцелуй прерывался.

— А теперь? — раздался тихий, осипший голос Малфоя.

— Что теперь?

— Теперь это свидание?

Она не успела ответить на его вопрос, потому что в следующий миг стремянка, героически пытавшаяся выдержать несколько возросшую нагрузку с жалким скрипом треснула и развалилась.

Падая, она почему-то не думала о том, что ему может быть больно. Ей, приземлившейся сверху, больно не было. Тепло. Мысли странным образом сконцентрировались на том, что в его волосы вплелась выжженная солнцем трава и трава эта почти такого же, как они, цвета. А вот глаза Малфоя отражали июльское небо. Теплое и в этот момент беззаботное, настолько, что стало очевидным: глаза не серые или ледяные. Они нежно-голубые. Теплые. Едва заметно.

И только за это она вернула ему поцелуй. Долго-долго и нежно отдаваясь касаниям. Гермионе хотелось, чтобы он целовал ее настойчивее и глубже. Но Драко едва касался ее губ, прикрывая глаза от удовольствия, так, будто вкушал свой любимый десерт.

— Ты не умеешь целоваться? — удивленно воскликнула она.

— Не знаю. Со мной это впервые, — признался он. — Но мне хотелось бы верить, что получается совсем не плохо.

На пути в Мэнор она не смогла удержаться и спросила. Задала вполне бестактный вопрос.

— Драко, скажи, а Пэнси. Про вас много сплетничали. Черт, о-о-о-у, я готова была поклясться, что вы встречаетесь.

— О, — засмеялся Малфой, — это была великолепная постановка, многие годы с успехом разыгрываемая перед восторженной публикой. Но я открою секрет. Нам с Пэнси было выгодно изображать пару. Два представителя чистокровных семей, между которыми вспыхнула любовь еще в школе, что может быть прекраснее?

— Но для чего?

— Глупая. Ты не слышала ничего о браках по договоренности? Среди таких семей, как моя. Но я не мог позволить себе, чтобы отец договорился с кем-то об устройстве моей семьи, видишь ли романтика живет во мне глубоко и неискоренимо. Пэнси же клялась, что выйдет замуж только по любви.

— И она нашла ее.

— О, да. И потому уехала.

— Но!

— Она не бросила меня. И всегда была отличным другом. В одиннадцать лет с ней было весело устраивать розыгрыши на факультете. В пятнадцать пробовать огненный виски и скакать на лошадях. Сейчас она пишет письма и просит выбрать цвет стен для детской. Это называется идти по жизни рука об руку. Ты не все знаешь. Даже о дружбе.

Было странным и непривычным вот так просто болтать с Малфоем, обсуждая с ним старых знакомых, узнавать их с новой стороны. Драко говорил о подруге детства с большой нежностью, тем самым малознакомым оттенком малфоевского голоса, с легкой, но звучной ноткой ностальгии и признания. Он поведал Гермионе, что несмотря на слухи, он никогда не прикасался к Пэнси, если, конечно, вычеркнуть те моменты, когда требовалось помочь взобраться на лошадь или подать ей руку, при выходе. Из рассказов Драко на Гермиону посмотрела совершенно незнакомая Пэнси: Пэнси с чувством юмора, Пэнси с отличным вкусом и большим набором мальчишечьих умений. Большой неожиданностью было узнать, что Пэнси, так же как и Драко обожала рыбалку, и что летом этих двоих часто можно было увидеть на берегу какого-нибудь ручья с удочками, обожженными солнцем. Пэнси накладывала ему на плечи мазь, а он лечил ее ожоги только заклинаниями… Еще одним сюрпризом для Гермионы стало то, что мисс Паркинсон год назад стала миссис Рид и муж ее, не обладая никакими магическими способностями, служил простым офисным клерком. Вот тебе и аристократия.

На вопрос как же к этому союзу отнеслись мистер и миссис Паркинсон, Драко лишь отмахнулся: «Последние годы активности Волан-де-Морта многих заставили посмотреть на себя и собственные ценности со стороны. Для Паркинсонов в априори всегда стояло счастье дочери. А она мечтала лишь об одном — о большой любви. Она ее заслужила».

Той ночью было тихо, так что часы, прокравшись за отметку полночь, не известили о ней громким боем, остановив свой ход. У времени все просто и незаметно и уже наутро Вииво вновь заведет старинный механизм. А Гермионе не спалось от множества вопросов, терзавших голову, не дававших никакого покоя. Она думала, что знает все, и что выводы ее самые правильные. Но вдалеке от жизни привычной вещи поворачиваются неожиданной стороной, показывая иные грани. Так случилось с Пэнси. Гермионе до сих пор не верилось, что та вышла замуж за маггла. Еще меньше мозг хотел принимать, что вредная слизеринская староста могла быть отличным другом и веселым собеседником… и третье: то, во что верить совсем не хотелось, потому что было непонятно. Почему неуклюжий, странно смягчившийся Малфой никак не хотел идти из головы. И губы эти нежные… такие волнительные, тонкокожие. Такие, что сквозь их оболочку прослушивался пульс. Сто пятьдесят ударов, не меньше…

Комментарий к Доверять Часть пока не бечена, жду мою беточку)))

====== Кричать ======

Синева, блеск воды,

Нет ни дней, ни часов, ни минут.

Облака в тишине,

Словно белые птицы плывут.

Только я и ты,

Да только я и ты, да ты и я.

Только мы с тобой,

Да только мы с тобой, да мы с тобой.

Было так всегда,

Будет так всегда.

Все в мире — любовь,

Да лишь она, да лишь она.

Пусть плывут века,

Словно облака.

Любви не будет конца

Во все времена.

стихи Александра Градского

Если бы Гермиона Грейнджер владела искусством легилименции, то мысли Драко Малфоя в ту ночь не обрадовали, но многое объяснили бы взволнованной девушке. Но если она провела бессонную ночь волнуясь и примеряя на себя новую, пока еще неизвестную роль, то в соседней спальне творилось что-то совершенно невообразимое. Драко не мог сомкнуть глаз, хотя лежать и таращиться в темноту для него было равным глубокому сну… из которого так же упрямо, как теперь и наяву, не хотела уходить Гермиона Грейнджер. Юноша то и дело подносил к лицу собственную ладонь. И если волей Божьей он лишился зрения, то обоняния у него не мог отнять никто. Будто июльский полдень запутался меж пальцами — аромат высохшего на солнце сена, точно неуловимое воспоминание о беззаботных днях — нотка мяты. Да, раньше, когда он еще был здоров, Вииво часто заваривала мятный чай, и они с родителями пили его из пузатых белобоких кружек, сидя прямо на прогретых за день досках террасы. И лишь тревожный шлейф лайма напоминал, что дело не в лете и прошлом, а в настоящем, что оставило на ладонях дивный аромат девичьих духов.

Гермиона Грейнджер. Сколько дней, недель и месяцев, сложившихся теперь в года, он пытался изгнать из головы ее образ? Совсем не классическая красавица с тонким, слишком длинным носом и несколько выступающими передними зубами занимала его мысли с тех самых пор, как он увидел ее лицо в облаке непослушных, вьющихся волос. Им было всего по одиннадцать. И у него всегда находились причины думать о ней.

Тысячи причин. Сначала удобные: статус крови, принадлежность к древнейшему роду, такая комфортная непреодолимая пропасть, позволявшая кривить губы при одном ее появлении. Потом отговорки стали менее похожими на правду. Он объяснял свои мысли о ней гормонами и тем, что такие, как она, вполне могли бы сойти на роль любовницы. В самом крайнем случае. К тому же она часто попадалась на глаза, шпионила, и это обстоятельство позволяло комфортно презирать и называть такими страшными словами, от воспоминаний о которых алый сок смущения заливал бледные щеки.

Теперь причин думать о ней не осталось. Никаких. Все глупости давным-давно вытравлены многими часами размышлений. Более или менее приемлемые, стерты ластиком отчаяния. Ибо Драко понимал — она нужна ему, а он ей… скорее всего нет. И все же вспоминая послевкусие поцелуя, июльский полдень возвращался к юноше, даря всепоглощающий солнечный свет. Слишком назойливый, слишком теплый.

Он не мог заснуть после полуночи, и даже когда часы преодолели рубеж утра, он то ложился в постель, то снова резко вскакивал на ноги. Слишком мало фактов оказалось в его распоряжении, а он, Драко Малфой, привык полностью контролировать ситуацию и даже… свои чувства.

Нет сомнений, что она целовала его. Целовала в ответ, и нарушившееся дыхание красноречиво показало, как ей нравились касания ЕГО губ. Но что теперь? Что будет дальше? Нет, Драко больше не боялся взять ее за руку при родителях, он мог совершенно спокойно и в любой момент сказать ей о своих чувствах. Но что он мог предложить ей взамен ее руки, ее слова согласия? Не жизнь, а существование рядом? Когда он и сам не знает, доживет ли до утра и не станет ли это утро последним. Мужчины Малфои традиционно приводили женщину в свое родовое гнездо твердой, уверенной рукой. Отдавая за женскую руку и сердце все имеющееся. У него не было самого главного. Сил.

Он не мог придумать, как вести себя дальше и что говорить, даже тогда, когда часы известили о времени спускаться в столовую к завтраку. Но если бы Драко Малфой мог видеть… синие тени бессонной ночи залегшие под глазами Гермионы подсказали бы. Без слов.

Назад Дальше