Плейбой
Песков неоткрытых Америк
Так просто не встретишь сейчас,
Но, все-таки, был этот берег
Для нас.
Без песен из модных пластинок,
А каждое фото с тобой
Светилось как снимок
В «Плейбой».
С испорченными тормозами
Лечу камнепадами с гор,
Расстрелян твоими глазами
В упор.
В ударе все летние блюзы,
И мысли роятся уже
Осколками взорванных музык
В душе.
Слепые глаза фотокамер
По снимкам сложили мне блюз.
Давили моими руками
На спуск.
А море сквозь стыд обнажалось
И волнами – в пляс:
Какая красивая шалость
У вас.
«Плейбой» – как либретто
Прошедшего лета
С русалкой в воде голубой.
Но кто она – эта,
Не пишет про это
«Плейбой».
Побрякушка
Хоть на палец или в ушко,
Поощряя красоту,
Я куплю вам побрякушку
В промежуточном порту,
Где по-русски, не считаясь,
Я куплю любой ценой,
Чтоб на вас она болтаясь,
Хоть чуть-чуть дышала мной.
Вам – как по снегу полозья —
Палец ей окольцевать.
Но слетит, ударит оземь
И забьется под кровать,
Потому что у торговца
Нехорошая рука:
Он дарить не чаял вовсе —
Он продал наверняка.
Он продал. А сам смеется,
Тормоша ее в горсти:
– Ты гляди, с другим схлестнется,
Потеряет, не найти!
Ты возьми еще хоть пару —
Испытаешь не одну.
Я отдам почти задаром
И, поверь, не обману.
Я о нем, как о болезни,
Расскажу вам, покривясь,
Чтоб, когда кольцо исчезнет,
Оправдались вы, смеясь,
Чтоб как лучшую подружку,
Коль останетесь одна,
Вспоминали побрякушку.
Побрякушку – грош цена.
Под грустный взгляд
Под грустный взгляд святого лика
В житейской глади и тиши
Я так давно не слышал крика
Своей души. Своей души.
Хотя бы раз из интереса
Под небо вздернутой брови, —
Я так давно не видел места,
Где чтут Евангелие любви.
На изразцы и акведуки
Пускал я кружева из дней,
Но так давно не гладил руки
Любимой женщины моей.
Я буду рад, я буду гордый
Рожденью крика моего.
Ты помоги мне, милый город,
Не потерять в душе его.
Подсолнух
От жары затих, не дышит вечер сонный.
Дом когда-то был, я помню, угловой,
Где на изгородь уставился подсолнух
И кивает мне ушастой головой.
Гаснет пламя, и ломают руки спички.
Кольца дыма повисают за плечом.
Дом чужой, но да послушные привычке
Пальцы шарят по карману за ключом.
Эй, подсолнух, как ни пялься, не узнаешь —
Ты живешь на свете только первый год.
Эй, подсолнух! Эй, подсолнух, зря киваешь —
Каждый третий здесь меня не узнает.
Тянет душу, как сиротская гармошка,
Дверь не скрипнет – как к воротам приросла.
Эй, подсолнух, покивай еще немножко —
Мысли кругом, будто лодка без весла.
Пособи мне – стукни стеблем прямо в раму,
Бей, покуда растеряешь семена.
Эй, подсолнух, желторотый, глупый самый,
Ты махни мне, если выйдет не она.
Эй, подсолнух, что увидишь на дороге,
Глаз тараща от темна и дотемна?
Эй, подсолнух! Эй, подсолнух длинноногий,
Не идет ли где по улице она?
Новой краской, видно, крашены ворота,
И мальчишки с крыш глазеют наверху.
Эй, подсолнух, оборвут тебя в два счета —
И не сыщешь по дороге шелуху.
Одногодки, сорванцы и шалопаи
Хитро шепчут и мотают головой.
Эй, подсолнух, видишь, мне один кивает?
Самый шустрый среди них, конечно, твой.
Эй, подсолнух, зря ты, видно, лупоглазый,
С любопытством шею тянешь за плетень.
Эй, подсолнух! Эй, подсолнух, слышишь, сразу
Головы своей лишишься в тот же день.
Попутчица
Колеса бьют по стыкам перегона
За солнцем, оседлавшим косогор,
И в свете ночника купейного вагона
С попутчицей мы строим разговор.
Мелькают за окном платформы станций,
Считающих минуты тишины,
И фразы ни о чем устраивают танцы
Смешно и неуклюже, как слоны.
Испытаны все методы и средства,
Но гаснет безнадежно разговор,
И час назад еще удачное соседство
Грозит молчаньем выстроить забор.
Но вдруг девятым валом откровенность
Нахлынет и затопит с головой,
И чопорное «вы», и глупая степенность
Друг другу расхохочутся впервой.
Кто мы теперь – кому какое дело? —
Попутчики и пленники дорог.
И шутим мы: вот так в раю Адам и Ева
Свой первый начинали диалог.
Летит состав, гудком взрывая темень,
На небе дымом вычертив вопрос:
С какой же ты цепи тотчас сорвалось, время,
И бешено несешься под откос?
Послушаем магнитофон
Погода – дрянь. И на дороге гололед.
Шныряет «дворник» по стеклу туда-сюда, взад и вперед.
Вот кто-то машет мне. Пожалуй, подвезу.
Я – не такси, но для нее готов на всем газу.
Остановлю. Спрошу у ней перед капотом:
Согласна ли на самый дальний перегон?
Ах, этот холод. Этот транспорт по субботам…
Садись, послушаем магнитофон.
Мне лекарь – музыка, и ночь – всему судья.
На красный свет мой путь опять среди житья-бытья.
На самых диких виражах мотор не глох —
Машина хочет жить как я: на двух, а не на четырех.
Как хорошо, что в эту ночь могу помочь я,
Кто непогодой с теплым домом разлучен,
Кто в свете фар моих всплывает только ночью.
Садись, послушаем магнитофон.
Ну обругай, ну назови меня – лихач.
Нарочно нервы тереблю твои, пуская вскачь.
Гоню затем, чтоб нам не в спину смерть, а в лоб,
И чтоб из музыки тебя сейчас ничто не отняло б.
Кори меня, но не исчезни в вихре мутном
По воле прочих невезений и препон.
Я отпущу педаль, но только рано утром.
Садись, послушаем магнитофон.
Я от тебя на полдороге без ума.
Гасите рыжие зрачки скорей, в ночи дома.
В поклоны рабские ослепших фонарей
Наплюй, машина, светом фар, рубя их до корней.
Как хорошо, что эту ночь мы мечем в клочья
И, предрассудки бросив скорости на кон,
В конце пути оставим сплетням многоточья…
Садись, послушаем магнитофон.
Промчался август
Промчался август, как шальной,
Роняя в мир осколки лета,
В котором ты была со мной,
И было так красиво это.
Где до конца не отлюбя,
Я безмятежно,
Не по-осеннему тебя
Целую нежно.
Еще держу ладонь твою,
И в ней тепла еще хватает.
Но птицы тянутся на юг,
И с ними что-то улетает.
Что? – мне покоя не дает.
Не думай только —
Тебя за этот перелет
Целую горько.
Все так по-летнему еще
Звенит, и губы шепчут хлестко,
К плечу ласкается плечо,
И в пальцах рушится прическа,
И осень светом синих глаз
Под желтой прядкой,
Не отпуская в зиму нас,
Целует сладко.
Птица с дробью
Купол неба – не предел, —
Нет в нем меры и дорог.
Я летал куда хотел,
Где хотел и куда мог.
Где присмешно, где – навзлобь,
Но над дымной пеленой,
В небе том летала дробь
И искала встреч со мной.
Но леталось мне светло,
Где хлестало облака
Милой девочки крыло,
Заглушая щелк курка.
Так красиво. Как навскид
Бьются губы в темноте
В сладком сне. И в нем тоски
Не встречают губы те.
Но свистит по небу боль,
Что не создана летать,
Вылетает на убой
И свинцовит влет достать.
Пробивает под углом,
В спину, да исподтишка.
Но черпает синь крылом
Белой птицы крылышко.
Птица с дробью. Тяжело, а все ж летит,
Неба синь прижимая к изголовью.
Это я. Но не ранен и не сбит.
Просто я столкнулся с дробью.
Пьяный
Стены ходуном ходят по ночи,
А вдоль них, гляди – царём! —
Пьяный, покачайся, в голос покричи —
Может, вместе что с тобой сорём?
Вот такая жизнь – некуда спешить.
Пряник бы – ан, нет – палка.
От того душа лопнула – не сшить.
А ведь вещь была. Жалко.
Золото – душа. А ее, как лом,
Без клейма-то ценят в грош.
Холодом от всех, а стакан – с теплом,
Оттого к нему прильнешь.
А людей просить – боже упаси! —
Нрав-то у людей рьяный.
Уж лучше горлохвать, лучше голоси,
Горьконалитой пьяный.
Вот такая жизнь – страшно протрезветь.
День с утра такой дрянной.
Дома – хоть шаром. И в карманах – медь.
А дороги все – к пивной.
Стены ходуном ходят по ночи,
Разевают рты ямы.
Пьяный, покачайся, в голос покричи.
Горьконалитой пьяный.
Пять минут ходьбы
Пять минут ходьбы. Солнце спину лижет.
В клумбы пала шерсть лисья.
Церковка звонит, и город снова рыжий.
С жалостью топчу листья.
А раньше было так: зеленый и упрямый,
Грудью нараспах – мне все в поклон столбы, —
Да навеселе к рыжей и кудрявой —
Пять минут ходьбы. Пять минут ходьбы.
Пять минут ходьбы. И вот он, переулок —
Фонарям глаза повыбили.
Тих да гладок был, а нынче всклочен, гулок.
Выпью этот гул, пока не выпили.
А раньше было так: здесь загалдят вокзалом,
И родственники все встанут на дыбы.
– Ну, что же ты пришел? Ведь я же все сказала…
– Так пять минут ходьбы. Пять минут ходьбы.
Пять минут ходьбы. И сирые собаки
Тычутся в ногах мордой.
И город мой – босяк в расписной рубахе,
Пьян, бедов – и тем гордый.
А раньше было так: и праздники – от бога,
И золото погон, и золото трубы.
А теперь одна, вот, в золоте – дорога.
Пять минут ходьбы. Пять минут ходьбы.
Мне еще по струнам можется наотмашь,
По ветру слова бросая.
Да и сам в какую ни оденусь роскошь,
Голосит душа босая.
И раньше было так: лишь через пальцы свистнуть —
И мир перед тобой! Ах, если бы, кабы,
Каждому из нас прожитое втиснуть
В пять минут ходьбы. В пять минут ходьбы.