Ее лицо – необычное, бросающее вызов всем классическим канонам и вместе с тем запоминающееся, было настолько нестандартным, что никто не брался его оценить. Однако забыть это лицо было невозможно. Узкие темно-зеленые глаза смотрели на мир со смесью прохладного безразличия и магнетизма. Ее маленькие бледные губы выглядели всегда чуть припухшими, как будто их долго целовали. Когда Даша уходила в себя, вокруг ее узких темных глаз залегали глубокие тени. А когда она замышляла какую-нибудь чертовщину, в уголках ее прищуренных век намечались хищные морщинки.
Пройдет всего несколько лет, и Дашина незаурядная внешность со всеми ее изъянами покорит Москву, а вернее, московских мужчин, столь охочих до всего эксклюзивного. Но пока она была самой обычной семнадцатилетней ученицей выпускного класса, не особенно популярной в школьном сообществе, не пользующейся успехом у «крутых» мальчиков, слишком умной и ироничной для своего возраста…
Десять лет учебы она тихо-мирно просидела на задней парте, не особенно вдаваясь в речи учителей, не участвуя в школьных интригах своих смазливых одноклассниц и брачных играх с дебилами-одноклассниками.
Несмотря на юный возраст, Даша умела держаться столь холодно и неприступно, что ни один парень еще не посмел наградить ее пошлой любезностью или ущипнуть за мягкое место. Подтрунивание – обычное дело среди старшеклассников. Пацаны всегда охотно шутили над красавицами и уродинами, умницами и пустышками. В классе постоянно царила атмосфера бешенства мартовских котов, но ни одна острота, ни одна колкость, ни одно заигрывание еще не было адресовано Даше, поскольку большую часть перемен она проводила, уткнувшись в книгу, всем своим видом давая понять, что трогать ее не стоит. Ее лицо всегда было холодно и замкнуто, взгляд непроницаем, а губы умели кривиться в таком безграничном, высокомерном презрении, что одноклассники даже не пытались нарушить ее покой и потревожить ее одиночество. На любую фразу в свой адрес она отвечала колко и метко: переострить ее было невозможно. А потому никто и не пытался. Она жаждала покоя и уединения и, как правило, все годы учебы без труда добивалась желаемого. С ней не общались, ее не знали и не трогали. Даша пришла к выводу, что нейтралитет – это огромная сила. Я не трогаю вас, и вы не тронете меня. Мне нет дела до вас, спасибо, что вам нет дела до меня. Жизнь так проста, когда не пускаешь в нее посторонних людей.
* * *
Это был май месяц. Дашина учеба подходила к концу. Согласно родительскому плану, Даша должна была поступать в университет на психологический, социологический или филологический факультет (на этих специальностях настояла Дашина мама, утверждая, что они наиболее подобающие для девушки, которая хочет сохранить женственность в глазах общества). Даша, которой по большому счету было все равно, где учиться, особо не возражала. По крайней мере до одного знаменательного случая!
Она как раз вернулась с утренней пробежки и отправилась в ванну, чтобы принять душ перед школой. Выключив воду, она начала растираться жестким полотенцем, как вдруг услышала родительские голоса, доносившиеся из кухни.
– Говорю тебе, она абсолютно не адекватна, – жаловалась Надежда своему мужу. – В ее возрасте я уже давным-давно… хотя такие сравнения, пожалуй, неуместны, достаточно посмотреть на ее сестер! Они обе очень живые, общительные девочки. Вокруг них всегда столько внимания! А Даша… даже не знаю, как думаешь, может, нам стоит показать ее психиатру? С ее развитием явно что-то не в порядке. Она такая бесчувственная и вредная. Это ненормально!
Даша, затаив дыхание, слушала, что ответит отец. Упреки матери ее только позабавили. Даша знала, что мать при всем ее обаянии и имидже мудрой женщины, на деле не отличается дальновидностью и зачастую судит слишком ограниченно и поверхностно. Про отца такого не скажешь. Даша втайне восхищалась его умом, его выдержкой, его силой воли, его злым и блестящим языком, который делал его абсолютно неуязвимым. В отличие от своих красавиц-сестер, напоминающих две приторно-сладкие карамельки и похожих на мать как две капли воды, Даша была папиной дочкой. Она унаследовала и его остроумие, и способности, и необычную для юной девушки внешность.
– Даша не слишком красива. Это уже достаточно печально для женщины, – сказал Игорь задумчиво. – К тому же она черства, у нее тяжелый характер и абсолютно никаких способностей, за которые ее можно любить или хотя бы уважать. Я бы предложил тебе оставить ее в покое. Вряд ли из нее выйдет покорительница мужских сердец. Лучшее, на что можно надеяться, так это на то, что она возьмет себя в руки и по крайней мере начнет учиться как следует. Если нам повезет, она поступит на психфак и проведет остаток своих дней, анализируя собственные бессознательные страхи и комплексы.
Даша не пожелала слушать продолжение. Она вновь включила воду в душе на полную мощность и ожесточенно терла себя мочалкой до тех пор, пока у нее не начала саднить кожа. Прокручивая в голове услышанное, она рассмеялась. Она хохотала и хохотала как гиена, пока не обнаружила, что рыдает взахлеб. Скорлупа ее невозмутимости была пробита. Раньше она считала, что отец строг к ней, потому что видит, как сильно они похожи и как многого она может добиться, если сочтет нужным что-то предпринять. Вытирая мокрое, опухшее от слез лицо, Даша поняла, что ее спокойствие и неуязвимость были показными. Выходит, в мире все-таки есть кое-что ей не безразличное. Позже, вечером, в сумерках своей комнаты Даша приняла твердое решение преподнести отцу ценный урок…
По пятницам в их семье проходили традиционные торжественно-показательные ужины. Даша на таких ужинах обычно хранила молчание. Она неторопливо ела, внимательно слушая разговор за столом, усмехаясь своим мыслям, стараясь под благовидным предлогом пораньше улизнуть из-за стола.
В этот вечер Игорь с удивлением наблюдал, как Даша с царственной улыбкой вышла из своей комнаты и, поощрительно кивнув парням своих сестер, села между ними. Она как-то изменилась в этот вечер. Ее светлые волосы были затянуты в тугой высокий хвост, осанка, как всегда, безупречна, а улыбка скорее озорна и лукава, чем высокомерна. Игорь очень плохо знал свою дочь, но был достаточно проницателен, чтобы понять: Даша что-то затеяла. Чудеса продолжались. Весь вечер разговор направляла Даша. Поворачиваясь то к одному, то к другому парню, она рассказывала какую-то историю из школьного быта, блистая при этом остроумием. Игорь невольно поймал себя на том, что внимательно слушает Дашин увлекательный рассказ, с недоумением отмечая, какой у его дочери, оказывается, красивый голос: низкий, грудной, чувственный с бархатистыми интонациями. Ее речь была гладкой и складной, как у телезвезды, давшей множество интервью и привыкшей к публичным выступлениям. Надежда и две ее дочери с легким беспокойством и раздражением наблюдали, как молодые люди едва ли не с открытыми ртами слушают Дашу, смеются всем ее шуткам и смотрят на нее так, словно не замечают ее бледной кожи, узких глаз и вообще довольно неприметной внешности.
Когда ужин закончился, Игорь вызвал дочь для разговора тет-а-тет в комнату, которую считал своим кабинетом. Глядя, как спокойно и невозмутимо Даша входит в комнату и, закрывая за собой дверь, устраивается в небольшом кожаном кресле, Игорь раскурил трубку. Он любил сложные задачи. Но ненавидел, когда женщины пытались строить из себя сложные задачи. Он еще не знал, зачем вызвал дочь и о чем будет с ней говорить, но уже предвкушал, как от этого разговора у Даши поникнут плечи, как покорно опустятся ресницы, а с лица навсегда исчезнет всякий налет надменности.
– И что это было сегодня? – спросил он невозмутимо, таким тоном, словно ответ был ему на самом деле не слишком интересен.
– Не понимаю, о чем ты, – в тон ему очень официально, но с большим достоинством ответила Даша, закидывая ногу на ногу.
– Я думаю, ты понимаешь… – и Игорь надолго замолчал, полностью погрузившись в раскуривание трубки.
– Я знаю, вы с мамой беспокоились за меня, – ответила Даша наконец, – по поводу моей социальной и сексуальной неадаптированности. Вот я и решила продемонстрировать вам, что у меня все в полном порядке.
– Я так и думал, – протянул Игорь и вновь замолчал.
– Кстати, отец, раз уж у нас завязалась такая милая доверительная семейная беседа, – начала Даша иронично, – то хочу, пользуясь случаем, сообщить тебе, что я наконец определилась с выбором факультета и будущей профессии.
– Неужели?
– Я хочу стать хирургом, – сообщила Даша немного насмешливо.
Игорь от такой наглости на секунду даже потерял дар речи:
– Хирургом?! Как я?! – в недоумении выпалил он, не подумав.
– Вообще-то, я планировала стать лучше тебя, – нахально парировала Даша, красиво улыбаясь.
– И не мечтай.
– Что так? Боишься, что у меня получится?
– Боюсь, что вереница разочарований и поражений в твоей жизни пополнится еще одним звеном! – процедил он сквозь зубы.
Даша, не говоря ни слова, вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь. Ее нейтралитету пришел конец. У нее появилась первая цель: переиграть и превзойти отца, заставить его признать свою неправоту, наконец пробить броню его неуязвимости. После стольких лет созерцания жизни ей впервые предстояло принять участие в активных действиях.
Через неделю после этого знаменательного вечера от Олеси ушел бойфренд. Он бросил ее, как сам потом признался, ради Даши. «С ней никогда не бывает скучно, – говорил он ошеломленной красавице Олесе в своей прощальной речи. – Она умеет слушать. С ней легко и ей можно доверять». Оказалось, он был не слишком хорошим пророком. Даша не стала с ним встречаться и вообще, добившись своей цели, даже перестала отвечать на его телефонные звонки. Всего семь дней понадобилось ей, чтобы отбить парня у своей красавицы-сестры. После чего она с пугающей улыбкой сообщила Карине:
– Еще одно слово в мой адрес, и ты будешь следующей.
И больше никому в семье не пришло в голову усомниться в ее словах.
Отныне никто не считал Дашу безобидной, и ни у кого не возникало желания ее жалеть или презирать. По идее, происшедшее должно было лишь усугубить Дашины отношения с отцом, но тем не менее через пару дней после инцидента свершилось чудо: Игорь вновь вызвал дочь в кабинет.
– Я устроил тебя на работу в свою больницу, – без предисловий сообщил он. – Если хочешь быть хирургом, сначала поработай санитаркой и узнай, во что ты собираешься ввязаться.
– Спасибо, отец, – с достоинством поблагодарила Даша, немного растерянная, но бесконечно довольная таким поворотом событий. – Я тебя не подведу, – добавила она и вышла.
Игорь вздохнул с облегчением. Устраивая Дашу на работу в больницу, он рассчитывал убить одним выстрелом сразу нескольких зайцев. Во-первых, Игорь искренне надеялся, что тяжелый физический труд отобьет у нее охоту к хирургии. Во-вторых, ему хотелось верить, что напряженная работа не оставит ей времени для чтения ее проклятых книг. И в-третьих, он рассчитывал, что, может быть, каким-то чудом подобные перемены в жизни дочери помогут ей зажить «нормальной жизнью». И, как выяснилось потом, он не ошибся. Ну или почти не ошибся, ведь хирургом Даша так и не стала. А больница действительно изменила ее жизнь больше, чем кто-либо мог предположить…
* * *
В ту самую ночь, когда Даша, отдежурив свою первую смену, присела на минутку в подсобке, чтобы прочитать пару страниц Теннеси Уильямса, и, зачитавшись, уснула, еще не подозревая, что следующие сутки изменят ее жизнь навсегда…
…так вот, в эту самую ночь за двести километров от спящей в дежурке семнадцатилетней девушки Стас лежал в постели с двумя блондинками и строил планы бегства.
Это был вечер пятницы – его самое любимое время за всю неделю! Ведь вечер пятницы – это всегда так многообещающе, так долгожданно! Это потом выходные оборачиваются сплошным разочарованием и тусовочной рутиной, но в пятницу вечером еще есть трепетная надежда, что что-то изменится и что этот week end пройдет совсем не так, как проходила вся твоя жизнь за последние двадцать два года…
Стас был самим совершенством. Но не подозревал об этом. Может, именно поэтому он и стал всеобщим любимчиком? А может, потому, что с самого детства имел все, о чем только можно мечтать!
Стас был потрясающе, изумительно, убийственно красив. Однако сам настолько привык к своей внешности, что не воспринимал ее всерьез. И сильно забавлялся, когда кто-то делал ему комплимент. Девочки, девушки, женщины любых возрастов млели от его дымчато-серых глаз, черных бровей и ресниц, чуть вздернутого носа и пухлых, сексуальных губ. Он умел улыбаться озорно и соблазнительно, от души и задумчиво, иронично и насмешливо. Он знал, как смотреть на женщин со смыслом… особенно если смысл заключался в том, чтобы жертва разделась быстрее, чем догорит спичка. Все эти навыки пробудились в нем очень рано, словно сами собой. Он виртуозно пользовался своей сексуальностью и умел рассмешить кого угодно. А потому его взрослая жизнь складывалась еще проще, чем детство.
Помимо всего прочего, Стасу при появлении на свет достались весьма состоятельные родители и все вытекающие отсюда бонусы. Казалось, с самого рождения он получил от жизни все то, за что другим приходится бороться годами.
Блондиночки, которые составляли Стасу компанию в эту пятницу, были теми еще штучками. Пикантность ситуации заключалась в том, что одна из них (вроде бы Анжела) была типичной московской цыпочкой с загорелой кожей, пухлыми губами, наращенными волосами и ресницами, в дорогущем белье от Chloe, а другая (кажется, Ира) была обыкновенной девчонкой из микрорайона.
Эта идея пришла ему в голову сегодня утром. И скучающий Стас на мгновение буквально окрылился от своей изобретательности. Суть эксперимента была проста: снять двух девушек: одну «рублевского формата», другую из микрорайона и, столкнув их лоб в лоб на собственном сексуальном ринге, посмотреть, кто окажется круче при деле…
Стас думал (и даже надеялся), что ему будет непросто снять богатенькую сучку. В последнее время он абсолютно выпал из vip-тусовки, очень редко посещал пафосные клубы и практически не общался со своими «друзьями по несчастью» (то есть другими мгимошно-кокаино-кайеновскими детишками, которых, видимо, вместо школы водили в Дягилев).
Вечер с самого начала не задался. В двенадцатом часу Стас лихо припарковал свой Porsche Cayenne (которого в глубине души он дико стеснялся, но не мог поменять, ибо это был родительский подарок) недалеко от клуба F. Машину Стаса можно было узнать из тысячи подобных. Porsche был помят с нескольких сторон (результат лихой езды в нетрезвом состоянии) и хромоног (один из своих эксклюзивных, кованных на заказ дисков Стас сломал, с разгона влетев колесом в яму, с тех пор одно колесо его машины отличалось от трех остальных).
Стас с удовольствием предвкушал, как найдет какую-нибудь надменную и холодную цыпочку, а потом разведет на секс втроем. Он точно знал, какую девушку ищет. Это должна быть высокомерная, холеная куколка, привыкшая отдаваться только после предварительных ласк бумажника своего нового ухажера. Стас обожал таких девушек, потому что они «знали себе цену», то есть были чуть менее доступны, чем все остальные. Соблазнить такую девушку, не потратив при этом ни копейки и не пообещав абсолютно ничего, – вот это по его меркам был вызов!
Увы, стоило ему переступить порог клуба, как его остроумные планы начали рушиться. Все особы женского пола в радиусе двух метров немедленно впились в него вожделенными взглядами. Стас даже запаниковал: да что с ними со всеми такое?! Мужчин испокон веков все считали охотниками. И Стасу тоже очень хотелось хотя бы разок ощутить себя охотником, но его трижды проклятая безупречная внешность не предоставляла такой возможности. Девушек тянуло к нему как магнитом (хотя он делал все от него зависящее, чтобы хоть чуть-чуть подпортить себя: носил дешевую мешковатую одежду, коротко стригся, отращивал колючую щетину). Похоже, это не помогало. Пробираясь к барной стойке Стас в который раз ощутил себя жертвой навязчивого женского внимания.