– Решил поморочить голову?
– В городе его знали как Кешу. Знаменитый когда-то музыкант. Пианист… Кеша, музыкант! Слыхали?
– Почему я должен слышать про какого-то Кешу?!
К столу подошла Наталья Петровна, поставила перед гостем сахар, печенье, конфеты, чай.
– Была еще моя мама, – продолжал Егор. – Тоже Баринова. Учительница. Правда, Бог забрал ее к себе, чтоб она рассказала Ему про нашу поганую жизнь. А Кеша, кажется, живой.
– Дима, это ведь человек, который когда-то жил в нашем доме, – заметила Наталья Петровна. – Он то ли умер, то ли попал в психушку. После него остались эти картины и весь антиквариат.
– Наталья, черт!.. Не лезь в мужское! – грубо оборвал ее муж.
– Дима, постесняйся постороннего человека!
– Ступай отсюда!
– В чем дело, Дима?
– Говорите, Кеша в психушке? – придержал обидевшуюся женщину Егор.
– Не знаю, слухи… У него еще был сын, который получил срок.
– По-моему, этот сынок как раз и сидит перед нами?! – усмехнулся Зайцев.
– Так точно, – кивнул Егор.
– И сколько отмотал?
– Почти столько, сколько вы живете в этом доме.
Со второго этажа спустилась Марина, завернутая в легкий халатик. Остановилась в дверях гостиной, прислонившись спиной к косяку двери. Зайцев бросил на нее взгляд, неожиданно спросил.
– Ночью в сарай к нему бегала?
– Ну отнесла чай, и чего? – усмехнулась Марина. – Жалко, что ли? Живой человек все-таки.
– Дима, – попросила Наталья Петровна, – давай не будем при чужом человеке.
– А он уже не чужой! – набирал обороты Зайцев, багровея лицом. – Он свой! Про дом расспрашивает, дочка чай в сарай таскает! – Он резко поднялся, широкими шагами двинулся к двери, распахнул ее. – Убирайся!.. И чтоб ноги твоей здесь больше не было.
Егор сделал глоток из чашки, тоже встал.
– Благодарю за прием, – дошел до порога, остановился перед Зайцевым. – А насчет моей ноги… Поглядим, как карта ляжет. – Он вскинул вдруг руки, отстучал дробную и ладную чечетку и вышел.
– Артист, – хмыкнул Зайцев и с силой закрыл дверь.
Егор спустился с веранды, из дома донеслись крики, мужские и женские. Видать, там начались семейные разборки.
Баринов взял в пристройке свою котомку, не спеша пересек двор и вышел за калитку.
Худющая женщина-чиновница в собесе, замученная семьей и посетителями, долго скрупулезно листала толстую потрепанную книгу, наконец нашла то, что искала, полувопросительно попросила:
– Покажите еще раз паспорт.
Баринов вынул из кармана документ, положил перед женщиной. Та внимательно изучила его, бросив пару внимательных взглядов на посетителя.
– Когда освободились?
– Это имеет значение?
– А что вы кусаетесь?
– Не кусаюсь, а спрашиваю. Я ищу отца. Родного отца.
– В паспорте не указано, что Иннокентий Михайлович ваш отец.
– Отчества и фамилии недостаточно?
– Сейчас проверим.
Чиновница снова принялась внимательно и не спеша листать бумаги, полезла в компьютер, что-то нашла там, подняла глаза на Егора.
– Дела вашего отца совсем невеселые.
– Живой хоть?
– По документам живой. А как там на самом деле, сказать не могу. Сегодня отправлю запрос.
– Я сам к нему поеду.
– Зачем?
– Как – зачем?.. Отец!
– Смотря какой отец… Он в дурдоме.
– Давно?
– Ему сколько уже? – Женщина заглянула в бумаги. – Семьдесят пять?
– Семьдесят пять.
– А вы сколько отсидели?
– Семь.
– И ваш отец семь. Только не в колонии, а в дурке. А там порядки покруче, чем в тюрьме.
– Ну и что прикажете делать?
Чиновница подумала, пожала плечами:
– Вы где остановились?
– Нигде.
– А что осталось после родителей?
– Что осталось, то другим досталось, – усмехнулся Баринов.
– Понятное дело. И никаких документов на собственность?
– Пусто. Разве что у отца что-то сохранилось.
– Опять он про отца! Отец ваш в психушке, странный вы человек! И если какая-то недвижимость осталась, то давно прилипла к нужным рукам. Там с таких клиентов, как ваш папашка, глаз не сводят. Кормят, поят и тихо убивают.
– Как его найти?
– Хотите поехать?
– Есть варианты?
– Есть. Уезжайте отсюда и забудьте обо всем. В бывшем вашем доме знаете, кто живет?
– Некто Зайцев.
– Верно, Зайцев Дмитрий Олегович. Очень серьезная личность. Кроме того что хозяин города, так еще два торговых центра, штук десять магазинов, ну и куча другой мелочовки. Не говоря уже о дорогущих картинах на стенах. Будете связываться?
– Еще не решил.
– Лично я бы не советовала. Могут возникнуть проблемы.
Егор встал:
– Сначала нужно найти отца.
– Как хотите. – Женщина оторвала листочек, что-то каллиграфично вывела на нем. – Держите… Десять километров от города.
Когда Баринов вышел из собеса и двинулся по зеленой брусчатой улице, ему вслед посигналили. Оглянулся, увидел сначала ярко-красный автомобиль с открытым верхом и только потом узнал сидевшую за рулем Марину.
Вернулся, плюхнулся рядом с ней.
– Как сообразила, что в собесе?
– А куда тебе еще податься, если из родного дома выперли? Какое направление выбираем?
Егор передал ей бумажку с адресом.
– Что здесь?
– Дурдом.
– Серьезно, что ли? – рассмеялась Марина. – Решил навестить своего Кешу?
– Молодец, имя запомнила.
– Как не запомнить! Не у каждого есть отец с таким именем. Кеша, блин…
Автомобиль тронулся, Егор бросил взгляд на лицо девушки: на скуле синел серьезный кровоподтек.
– Вражеская пуля?
– Отцовская оплеуха.
– И часто такое случается?
– По настроению.
Город был тихий, провинциальный, с ухоженными зелеными улицами. Марина вела машину легко, с удовольствием.
– А ты крутая, – заметил Баринов.
– Не я крутая, – хохотнула она. – Батя!
– Любит тебя?
– Любит. Потому балует. И даже воспитывает. – Марина снова засмеялась.
– Получается?
– Временами. Но чаще – мимо. – Она бросила короткий взгляд на Егора. – А ты что, из уголовников?
– Похож?
– Снаружи нет. Даже симпатичный. А так, кто тебя знает?
– Что еще батя говорил обо мне?
– Ничего не говорил. Орал. А ты правда, что ли, жил в нашем доме?
– Не помню.
– Хочешь отнять?
– Посмотрим.
– Не отнимешь. Батя у меня крутой.
– Слыхал.
– Всю шоблу подтянет, а своего не отдаст.
– Ты тоже такая?
– Не, я добрая. В мамку… Если человек понравился, могу все отдать!
– Я понравился?
– Ночью так себе, сейчас больше… Водить умеешь?
– Было дело.
Марина остановила машину.
– Садись за руль!.. Если понравится, подарю.
– И что дальше?
– Ничего. Скажу бате, что угнали. Он другую купит.
– А меня поймают и снова в каталажку? – засмеялся Баринов.
– Ну да… Верно. Как-то не подумала. А просто прокатиться хочешь?
Егор коснулся ее руки, погладил:
– Поехали. Нужно к отцу.
Она придержала его ладонь, сжала пальцы:
– У тебя классные руки. Сильные.
– Наверное. Поехали.
– Скучный ты и тупой. – Марина оттолкнула его руку, включила передачу.
Ехали какое-то время молча, выскочили за город, по сторонам замелькали особняки разного калибра.
– Тут у нас классная фазенда, – повернулась к Егору Марина. – Правда, бываем там редко. Хочешь, завернем?
– Едем прямо.
– Не, серьезно… Накормлю, отдохнешь. Душ примешь. Гля, мятый какой! Завернем?
– Я, кажется, сказал, – с раздражением ответил Баринов.
– Ну и придурок.
– Чего вякнула?
– А разве нет?.. Его приглашают в гости, а он выделывается. Гля, какая дева приглашает! Че, не екнуло?
– Захлопни варежку и крути баранку.
Марина глянула на него, хотела было огрызнуться, но пересилила себя. Ехали пару минут молча, потом она взглянула на попутчика.
– Ну вот заберешь ты своего Кешу и где будете жить?
– В одном доме с вами, – не без издевки бросил Баринов.
– Я не против. А вот отец не пустит, – серьезно ответила Марина.
– Значит, прибьемся к цыганам.
– О да!.. Я бы хотела к цыганам. Гитара, песни, костер, свобода! Никто не достает, никто не давит на шею.
– Тебе сколько лет, дитя?
– Уже двадцать один, папа.
– Замужем побывала?
– Один раз. Больше не хочу.
– Нахлебалась?
– По полной. Редкий зануда, прокурорский сынок. Все по полочкам, все по расписанию, все по струнке. Выть начала после года совместного счастья. Теперь батя таскает каких-то быков, а меня от них воротит. Говорит, что я мешком притыренная.
– Есть маленько.
– Знаю. А я специально! Пока молодая, нужно жить. Тусоваться, корешить со всеми подряд, тащиться, что тебе клево, пока не влюблюсь. По-настоящему. На всю жизнь. Вот тогда все. Тогда стоп. Вернее жены не найдешь! Но надо пока ждать.
– Долго придется ждать.
– А я не спешу.
– И что, никакого мужичка?.. Для разогрева.
– Есть одно барахло. Но барахло!.. Говорить противно.
– Ну и на свалочку его!
– Уже выполнено. Теперь жить, радоваться, ждать! Это тебе, потоптанному, шевелить банками нужно. Сороковник есть?
– Смотря как считать.
– А как не считай, на фейсе все написано. Переночевать негде! Батя – и тот Кеша.
Егор ничего не ответил, кивнул на трехэтажное здание за плывущим сбоку забором.
– Кажется приехали. Тормози.
Марина выполнила приказ четко и профессионально, сильно нажала на клаксон.
Никто не выходил, Марина посигналила снова.
Наконец из привратной будки лениво и важно выбрался полноватый мужичок в камуфляже, издали крикнул:
– Чего нужно? К кому?
– К кому мы? – повернулась Марина к Егору.
– К главврачу.
– К главврачу! – сообщила она вахтеру.
– Записывались?
– Мы записывались? – снова спросила Марина у Баринова.
– Ладно, сам разберусь, – отмахнулся тот и толкнул дверцу.
– Может, подождать?
– В следующий раз.
Егор сделал было пару шагов к вахтеру, но вернулся:
– У тебя бабки есть?
– Ну есть. Сколько нужно?
– Две-три тысячи.
– Есть пять.
– Лучше не одной бумажкой. Вразбивку.
– Может, тебе еще и туфли почистить?
– Когда поженимся.
– Остряк.
Марина достала из сумки несколько купюр разной значимости, отсчитала нужную сумму, протянула Баринову.
– Если что, звони.
– Ага, в рельсу.
– Какую рельсу?
– Которая на вокзале.
Марина рассмеялась, с удивленной искренностью спросила:
– У тебя чего, мобильника даже нет?
– Был, сперли.
– Кто ж на такое решился?
– Кореша.
Она вынула еще несколько купюр:
– Купишь. А как заработаешь, отдашь.
– С процентом! – Егор снова, как и в прошлый раз, отстучал чечетку.
– Клево у тебя получается, – засмеялась Марина.
– Талант не пропьешь. А пропьешь, не купишь! – подмигнул Егор.
Она какое-то время смотрела ему вслед, улыбнулась, лихо развернулась и покатила прочь.
…Больница для душевнобольных была выкрашена в желтоватый цвет, огорожена высоким с колючкой наверху забором, окна всех трех этажей были схвачены решетками. Во дворе под присмотром санитаров медленно бродили больные, кто-то сгребал граблями мокрые листья, другие грузили их на носилки, относили в общую кучу.
Егор подошел к вахтеру, тот с привычным хитроватым прищуром смотрел на посетителя:
– Серьезная краля. Твоя?
– Пока чужая.
– Нехай чужая и остается. Ни жена, ни любовница, ни мать – цацка-побрякушка.
– Тебе откуда знать? – Баринов достал из заднего кармана сложенный вчетверо листок. Охранник молча взял бумагу, пробежал ее глазами, вернул обратно.
– Ну и чего?
– Нужно к главврачу.
– Только по записи.
– Тут у меня отец.
– Какая разница, кто у тебя здесь. Позвони, договорись, согласуй.
– Я только из собеса.
– Дамочка на машине тоже из собеса? – утробно гыкнул охранник, показав золотые зубы. Он пропустил пару из посетителей.
– Послушай, мужик… – начал Егор. – Я не видел отца почти десять лет.
– Бывает, что и по двадцать не видят. И по тридцать… – ответил охранник. – Дело разве в этом? Дело в порядке.
Егор, прищурившись, огляделся, вынул из кармана две бумажки по сто рублей, протянул охраннику.
– Чего это? – повертел их в руках охранник.
– Как позвонить главному?
– За такие гроши не то что главному, младшему не позвонишь.
Баринов вынул тысячную:
– Мужик, баба?
– Кто? – не понял охранник. – Я?
– Главный.
– Баба, – ответил охранник, пряча деньги. – Но зловредная.
– За зловредность тоже надо платить?
– А это смотря как быстро хочешь к ней попасть.
Егор достал еще одну тысячную.
– Как зовут?
– Софья Андреевна. – Охранник пропустил еще нескольких посетителей, снял трубку внутреннего соединения. – Алюнчик!.. Наша мамочка у себя? Да тут просится один. Отца, говорит, желает навестить. Бумага из собеса есть. Лично убедился… Фамилия? – Он прикрыл трубку ладошкой, повернулся к Егору. – Фамилия папашки какая?
– Баринов… Иннокентий Михайлович.
– Баринов, говорит… Ага, Баринов! Хорошо, Алюнчик, жду. – Охранник повесил трубку, важно сообщил: – Сейчас доложит и сообщит.
Егор отошел в сторонку, присел на бордюр. Охранник помаялся от скуки, опустился рядом.
– Я чего-то про такую фамилию даже и не слыхал… Может, помер, слава богу? Родственник твой?
– Сказал же, сын.
– С-ы-ын?.. А чего ж, сынок, папку в такое место задвинул?
Егор бросил на охранника косой взгляд, брезгливо сплюнул.
– Говоришь, почти десять лет не видались? – не отставал тот.
– Послушай, мужик, можешь помолчать?
– Так ведь помочь хочу.
– Уже помог. На две штуки с половиной.
– Молоде-ец, – мотнул охранник головой. – Думал, как лучше, а оно все поперек, – полез в карман, отсчитал из пригоршни денег полторы тысячи. – Держи и пыли колбасой. Автобус через двадцать минут.
Охранник поспешил к воротам, чтобы открыть их потрепанному служебному «уазику». Баринов дождался, когда охранник вернется и силком вернул ему деньги.
– Ладно, не обижайся. Должен понимать. – Егор внимательно посмотрел на него. – А про Кешу… Он тоже в дурке… может, слыхал чего?
– Про Кешу?! – вдруг расплылся охранник. – Про композитора?! Так он здесь самая знаменитость!.. Все время к пианине рвется. К нему приехал, что ли?
– К нему.
– Так бы сразу и сказал! – Охранник услышал звонок телефона, заспешил в будку, громко и обрадованно прокричал. – Нет, не ушел! Здесь! Ждет! Спасибо, Алюнька! – Выглянул из двери, махнул. – Беги!.. Софья Андреевна ждет!
Софья Андреевна оказалась грузной дамой с круглыми очочками на широком лице. Внимательно полистала паспорт посетителя, полистала бумагу из собеса, подняла холодные внимательные глаза.
– Ну и что ж вы, уважаемый Егор Иннокентьевич, совсем забыли про своего отца?
– Как видите, не забыл, – попытался усмехнуться Баринов.
– Вижу. – Главврач положила паспорт рядом с собой. – За столько лет ни одного посещения. Он ведь первое время спрашивал о вас.
– Я писал ему.
– Из мест не столь отдаленных.
– Какая разница? Ответов не было.
– Это не к нам. К работникам связи. – Софья Андреевна какое-то время снова внимательно и спокойно изучала его. – Ну и что вы теперь хотите?
– Хочу увидеть его.
– Хотите увидеть… Понимаю. Боюсь, опоздали. Отец может не узнать вас.
– Это как? – откинулся на спинку стула Егор.
– Прошло время. Точнее, годы. Потеря жены, ваша драма, полное забвение. Человек при таких условиях медленно и неотвратимо теряет адекватность. Вменяемость…
– Отец… совсем не в адеквате?
– Как вам сказать? Случай не из легких. А если откровенно, предельный. За ним установлен отдельный уход, особый режим, специальный курс лечения.