========== Часть 1 ==========
Где-то далеко, в полузатопленных лесах, выли волки. Их жалобный скулеж разносился по всей округе и вместе с ветром долетал до дальних закоулков острова. Уже давно потемнело, и лишь слабый свет луны освещал город. В полумраке виднелись пустые улочки, серые однообразные домики и небольшие каналы, разделяющие город на несколько частей. Деревянные лодки тихо покачивались на волнах, постукивая о мостики, и в такт этому однообразному звуку было слышно лишь шуршание листьев на деревьях.
Пусть сам по себе Кривой остров и город, который находился на нем, были мрачными, но сейчас это место казалось необычным. Можно даже сказать, что красивым и в какой-то мере волшебным. Лунный свет украшал и дарил городу загадочность, которую можно уловить только в темное время суток.
Печально, но большинству жителей Кривого острова эта красота была не нужна. Они привыкли к ней и уже считали обыденной, или, возможно, в них просто погибло желание видеть в этом мире не только плохое. Пожалуй, одним из немногих, кто все еще восхищался этой красотой, был юноша по имени Милих. Ему было запрещено выходить на улицу, но юноша все равно частенько сидел на подоконнике по ночам, пытаясь разглядеть в темноте новые детали, нарисованные самой природой, но сейчас вид за окном был ему абсолютно безразличен и даже немного ненавистен. Вчера вечером Милих потерял то, что было всем его миром.
Омеге недавно исполнилось пятнадцать, но он по-прежнему был невероятно хрупким, словно фарфоровая статуэтка. Невысокий и худощавый юноша с бледной кожей. Сейчас же он был белее приведения, а глаза покраснели от долгого плача. Лицо осунулось, и появились темные круги под глазами. Вся одежда смялась и растрепалась.
Укутавшись в одеяло, он лежал на кровати, бессмысленно смотря куда-то в сторону. Он больше не плакал. На это не было сил, да и все слезы уже давно выплаканы. Но внутри по-прежнему было невыносимо больно, и голова горела от тяжелых мыслей.
Иногда юноше казалось, что сама природа поиздевалась над ним в момент рождения и до сих пор одаривает его неприятными сюрпризами. Его мать была уважаемой женщиной. Еще в подростковом возрасте ей предвещали великое будущее и богатого мужа. Но она влюбилась в обычного путешественника. Да, он был красив и умел завлекать девушек сладкими речами про опасные приключения, которые ему довелось пережить на других островах. Сокалии казалось это истинной любовью, ради которой она готова была пожертвовать всем, в том числе и благополучием, но как только девушка сообщила этому альфе о том, что она беременна, их тайные встречи прекратились. Мужчина тут же сбежал с острова на первом попавшемся корабле, побоявшись ответственности. Вот так
оказалось, что этот храбрый путешественник на самом деле оказался обычным обманщиком и лицемером, решившим поразвлечься с наивной девушкой. И Сокалия за свою ошибку заплатила невероятно высокую цену. Ее жизнь превратилась в Ад.
Потеря невинности и, более того, беременность, стали для девушки настоящим позором. По городу быстро расползлись мерзкие слухи, и злые языки уже нельзя было остановить. Сокалию заклеймили шлюхой, и завистники, которых было немало, наслаждались ее страданиями. Но самым недовольным был ее родной брат. Эванс, на тот момент уже ставший главой семьи, планировал получить немало выгоды от такой красавицы, а теперь она была испорчена и осквернена.
Перевернувшись на живот, омега уткнулся лицом в подушку и тихо заскулил. Все это юноше рассказал Бард, слуга, который изредка заходил к нему. Мать никогда не жаловалась на жизнь. Она была сильной женщиной, несмотря ни на что. А теперь ее не стало. Жуткая болезнь сломила ее буквально за четыре месяца, и омеге хотелось выть от такой несправедливости. Почему такой светлый и добрый человек пережил так много горя? Милих всегда мечтал о том, что однажды он с матерью заживет счастливо. Он бы все отдал для того, чтобы Сокалия постоянно улыбалась и больше не испытывала горя. Но теперь эти наивные мечты разбились на множество осколков. У Сокалии просто больше не было жизни, которую омега мог бы сделать счастливой. От понимания этого становилось невыносимо горько, и моральная боль уничтожала каждую частичку сознания Милиха. В тот момент он просто хотел тоже исчезнуть.
Дверь со скрипом открылась, но омега лишь безразлично посмотрел на вошедшего. Бард молча зашел в комнату, разглядывая убитого горем юношу.
- Милих, вставай, тебя вызывает господин, - Бард говорил немного грубо, но Милих не мог его винить за это. Все же бета тоже любил и уважал его мать, а эта потеря сделала веселого и милого слугу черствым и грубым. Бард был обязан Сокалии жизнью, ведь когда-то она спасла его от голодной смерти и привела работать в этот дом.
Услышав эти слова, Милих еле заметно вздрогнул. Он ожидал, что это произойдет. Но морально подготовиться не мог, из-за чего сейчас выглядел немного взбудораженным и все еще глубоко несчастным. Встав с кровати, омега начал нервно поправлять свою смятую одежду. Но не потому что переживал за свой внешний вид. Таким образом он пытался хоть немного отвлечься, чтобы привести свои мысли в порядок. Но почему-то мысленно он вновь возвращался к рассказам Барда о его матери и прошлом самого Милиха.
Пятнадцать лет назад Милих родился в монастыре на окраине города. Недоношенный ребенок с небольшим весом. Акушерки, увидев убогого худенького и лысого ребенка, пожелали, чтобы тот поскорее умер и не страдал. Все равно дети, появившиеся на свет настолько рано, никогда не выживали. Но тут произошло невероятное. Ребенок все же выжил.
Но спустя несколько недель все вновь возжелали ему смерти. Когда его глаза наконец широко раскрылись, абсолютно все были в ужасе. Глаза оказались желтыми со зрачками, как у зверя. Это мгновенно списали на разнообразные аномалии и болезни. Некоторые врачи говорили, что это заразно, и настаивали на утилизации ребенка.
Уродливый детеныш наводил на всех страх, и только Сокалия изо всех сил пыталась сохранить сыну жизнь. Из этого ее брат Эванс и решил извлечь выгоду. Он пообещал сохранить жизнь омеге и приютить у себя в особняке, но при условии, что все будут считать, что ребенок умер, а его мать выйдет замуж за влиятельного альфу. Очень старого и строгого, но уважаемого. Это могло спасти женщину от позора. Наверное, тогда другого выбора не было, поэтому Сокалия и согласилась.
Так всем было сказано, что уродливый ублюдок умер сам, а женщина вышла замуж. Ребенок же стал жить со своим дядей. Естественно, это тщательно скрывалось, и как только омега немного подрос, его заперли в небольшом и обветшалом домике, расположенном поодаль от особняка, в глухой части поместья. Выходить из здания ему запрещалось и навестить его приходили лишь Бард и Сокалия.
Лет в тринадцать Милих несколько раз по ночам сбегал из дома. Но не рисковал идти в город. Вместо этого он бродил в лесу, с восхищением осматриваясь по сторонам. По сравнению с его домиком тот лес был таким огромным. Это завораживало. А мысль о том, какой, наверное, огромный весь мир, заставляла сердце омеги биться быстрее. Жаль, что Бард заметил пропажу Милиха, и заставил поклясться больше не выходить из дома, иначе об этом узнает господин Эванс и жестоко накажет своего племянника. Омега боялся дядю, поэтому тут же согласился.
Эванса было за что бояться. Теперь, когда Сокалия скончалась, юноша прекрасно понимал, почему дядя решил позвать его к себе. Сегодня он навсегда он избавится от надоедливого и теперь уже бесполезного племянника. Милих понимал, что скоро лишится жизни, но практически не боялся. Вся его жизнь состояла из пребывания в этом домике. А теперь, когда единственный дорогой ему человек умер, он был готов последовать за ней. Но, с другой стороны, где-то глубоко внутри него затаился ужас. Он был обычным человеком, пусть и внешне бракованным, и как любому человеку ему хотелось жить. Хотя бы еще немного. Увидеть что-то новое. И понимание того, что скоро он просто перестанет существовать, угнетала его.
Милиху и так было тяжело, а теперь в нем боролись еще и эти два противоречивых чувства. Он хотел жить, но в то же время хотел увидеть вновь свою мать. Пусть и на том свете. Наконец, поправив одежду насколько это было возможно, он пошел за Бардом. Они не говорили ничего друг другу. Омега знал, что, несмотря на свое душевное смятение, Барду все же жаль его. Бета прекрасно понимал, что рядом с ним идет не живой человек, а фактически мертвец, ибо смерть парня была неизбежна. А Милиху не хотелось этой жалости.
В домике не горел свет, и только масляная лампа в руках слуги освещала им дорогу. Но Милих не смог бы заблудиться в собственном доме, даже если бы шел с закрытыми глазами. Он знал каждый закоулок этого здания, ведь провел в нем долгих двенадцать лет, скрываемый от чужих глаз. И даже сейчас он понимал, что дядя вызвал своего племянника ночью лишь по той причине, что все уже спят, и никто не увидит омегу.
Выйдя из дома, Милих помимо воли оглянулся по сторонам. Он впервые шел по территории поместья. Тогда, два года назад, он сбегал через окна и быстро перелазил через забор, даже не думая о том, чтобы побродить по этой земле. Омега всегда мечтал о том, чтобы уже будучи свободным от той своей маленькой тюрьмы, пройтись тут с высоко поднятой головой. Жаль, что эта прогулка будет его последней. Да и не хочется больше высоко поднимать голову.
Дорога от его дома до особняка была не близкой. Эванс позаботился о том, чтобы омега жил как можно дальше. Но так было даже лучше, сейчас, идя по узкой тропинке к зданию, возвышающемуся вдалеке, омега даже немного успокоился, ощущая прохладное дуновение ветра. В его голове роилось множество мыслей, но из всех них Милих старался выбрать те, что помогут ему примириться со своей судьбой.
Милих с Бардом зашли через какой-то боковой вход и по темным коридорам подошли к лестнице, чтобы потом подняться на второй этаж. Около массивной деревянной двери Бард ненадолго остановился. Он дал Милиху в последний раз перевести дух. И омега был рад, что в такой момент его не торопят. Он почти смирился, но внутри по-прежнему все горело и пылало от боли утраты. Хотелось выть и кричать. Царапать ногтями стены и вновь плакать. Но омега дал себе обещание, что уйдет из жизни достойно. Поэтому он лишь потер бледное лицо ладонями, поправил немного отросшие белые волосы и одернул рубашку. После чего кивнул слуге, таким образом показывая, что готов войти в комнату.
Бард смотрел на юношу и ощущал, как его сердце сжимается. Еще с детства Милиху внушали, что он уродлив, но, если не считать цвета глаз, омега был весьма симпатичен. Если бы жизнь сложилась иначе, и подобные нюансы внешности не считались бы дикими, омегу могла ожидать совсем другая жизнь. Но он родился на Кривом острове, и все отклонения тут считались признаком тяжелых и мерзких болезней.
Оторвав взгляд от омеги, слуга открыл дверь, после чего пропустил юношу вперед. Когда омега зашел в комнату, бета тихо закрыл за ним дверь и удалился прочь. Больше он Милиха никогда не увидит, как и его мать.
Зайдя в комнату, Милих сощурился от яркого света множества свечей. Комната была роскошной. Дорогая мебель, стеллажи с множеством книг и массивные бордовые занавески на окнах. В углу комнаты стоял огромный альфа, чье лицо скрывал капюшон. Милих сразу понял, что возможно именно он станет его палачом.
Эванс же сидел за столом, стоящим недалеко от закрытого окна. Альфа прилично постарел с тех пор, как они виделись в последний раз, но по-прежнему выглядел грозным. Рядом с мужчиной стоял другой альфа. Более молодой, но очень красивый. Густые брови, черные волосы и такого же темного цвета глаза. Он с интересом рассматривал Милиха, скользя по нему внимательным взглядом.
Омега про себя отметил, что, наверное, это Фиджиральд, его двоюродный брат и старший сын его дяди. У мужчины было пять сыновей, но этот единственный альфа. Естественно, они все знали о существовании Милиха, но ни разу не пришли к нему, относясь к омеге с таким же отвращением, как и их отец.
- Так это он? – спросил Фиджиральд у своего отца так, будто Милиха в комнате и не было.
- Как видишь, - фыркнул альфа, с презрением осматривая омегу. – Навряд ли на острове найдется еще хоть один такой ублюдок. Со всеми остальными уже давно расправились.
Фиджиральд еле заметно улыбнулся, при этом принюхиваясь к омеге. Милих этого не заметил. Сейчас его ощутимо трясло не то от негодования, не то от страха. Он боялся своего дядю, но в то же время ненавидел его. Ведь именно Эванс воспользовался горем Сокалии, выдав ее за мерзкого и старого альфу, таким образом делая ее жизнь еще более несчастной.
- Отец, отдай мне его, - тихо прошептал Фиджеральд так, чтобы его услышал лишь Эванс, и, естественно, эти слова вызвали у его отца негодование.
- Даже не думай, - голос Эванса звучал зловеще и свирепо. – Я не желаю, чтобы рядом с тобой будет находиться что-то подобное.
- Но… - молодой альфа хотел что-то возразить, но отец грозно посмотрел на него, таким образом показывая, что спорить он сейчас не намерен и от своего решения не отступится, как бы его сын ни просил.
- Фиджиральд, оставь нас. Я и так не хотел, чтобы ты приходил сюда. Надеюсь, ты утолил свое любопытство, - Эванс не желал слушать никаких возражений. Молодой альфа прикусил нижнюю губу, но все же кивнул. Перед тем как уйти, он наклонился к отцу и прошептал пару слов ему на ухо.
Попрощавшись с отцом, альфа пошел к двери, но, проходя мимо омеги, Фиджиральд еще раз вдохнул его запах, что не могло укрыться от глаз его отца. Эванс сжал ладони в кулаки, раздраженно осматривая омегу. И с чего у его сына взялся интерес к этому уродцу? Фиджиральд никогда не был особо мягок и навряд ли сейчас просто жалел омегу. Тут что-то другое, и Эванс никак не мог понять, что именно. Да и не желал занимать свои мысли подобными раздумьями. Лучше побыстрее избавиться от Милиха, и тогда все проблемы исчезнут.
Как только Фиджиральд вышел за дверь, в комнате повисла зловещая тишина. Но длилась она недолго. Встав со своего места, Эванс не торопясь подошел к омеге и со всей силы ударил его по лицу, получая от этого невероятное удовольствие. Он так давно хотел это сделать, что сейчас просто не смог сдержать злорадной ухмылки.
Милих не смог сдержать болезненного вскрика. Он упал на пол и закрыл лицо ладонями, ощущая, как сильно болит челюсть. Впервые его ударили. Омега даже и не думал о том, чтобы защищаться или, тем более, ударить в ответ. Сейчас он мог лишь думать о том, как раскалывается голова, и это только начало.
Эванс с презрением смотрел на Милиха и изо всех сил сдерживался, чтобы прямо тут не свернуть шею хрупкому юноше. Альфа хотел убить его, но пообещал своей сестре не
делать этого. И только это сдерживало мужчину от столь желанного действия. Пусть Эванс и использовал свою сестру, но глубоко в душе все же любил ее, точно так же, как ненавидел этого омегу, ставшей причиной позора его сестры. И альфе не была понятна причина, по которой его сестра так любила своего сына. Но раз она так желала, он не убьет его. Но и оставлять рядом с собой не станет. Еще раз ударив омегу ногой по животу, альфа присел рядом, после чего схватил юношу за волосы и поднял его голову. Лицо Милиха исказилось от боли, и Эвансу определенно нравилось такое выражение его лица.
- Я не желаю тратить свое время на тебя, поэтому скажу лишь единожды, - прошипел Эванс. – Сейчас мой человек отведет тебя в порт. Там ты сядешь на корабль и уплывешь с этого острова. Мне плевать, куда ты направишься и выживешь ли вообще. Но если ты еще хоть раз появишься на этом острове, я позабочусь о том, чтобы твоя голова слетела с плеч.
Эванс отпустил омегу и кивнул тому грозному альфе, который все еще стоял в углу комнаты. Они перекинулись парой слов, после чего незнакомец, сняв с себя плащ и закутав в него омегу, потащил Милиха за собой. Омега не сопротивлялся. Он все еще не отошёл после тех ударов, и ему было тяжело даже дышать.
- Подожди, - позвал Эванс, пока они еще не вышли из комнаты. Он кинул незнакомцу небольшой мешочек. – Я сегодня щедрый. Отдашь это ублюдку перед тем, как посадишь его на корабль.