- Больная что ли?! - выругался Карл Иванович.
И тут же замолчал: вспомнилось ему, что за вокзалом, почти у реки, есть ветеринарная лечебница. А куда ещё может направляться через полгорода законопослушный горожанин с собакой, если не к ветеринару? Из дорожной сумки, перекинутой через плечо, он достал бинт, и юноша, незаслуженно обиженный кури, с удовольствием помог держать извивавшуюся зверюгу, пока коллега перебинтовывал ей туловище.
- Спасибо, что не укусила, - шутливо поклонился Серёдкин, когда они закончили.
Кури лязгнула зубами и бросила на него взгляд, полный сожаления о несовершённом. Теперь она то и дело останавливалась, пытаясь задней лапой содрать с себя бинты.
3.
Ещё вчера стоянка у парка выглядела гораздо экзотичнее: вместе с автомобилями здесь стояли пролётки, запряженные лошадьми, извозчики курили и обменивались новостями с шоферами, а в иной день к ним присоединялись и рикши. Но сегодня Карл Иванович обнаружил на стоянке только зелёную "Волгу" с шашечками на борту.
- В ветлечебницу на Сергеевской, - спросил он.
Таксист оторвался от разгадывания кроссворда и посмотрел на потенциального клиента.
- За вокзалом что ли? Сегодня червонец будет стоить.
Карл Иванович торговаться не стал.
- Не боязно в такой день из дома выходить? - заводя мотор, поинтересовался таксист.
- Боязно, - признался Карл Иванович. - А что делать? Собаке срочная операция нужна. А вы работать не боитесь? Машина у вас...ммм...не очень современная.
- Старые вещи пользовать дозволено. А не то бы и дома сносили, верно? На реке, к слову сказать, колёсный пароход по сей день ходит - и никого это не колышет, потому как экипаж из современников. Или зоопарк взять: разве саблезубого тигра кто-то требует уничтожить? Что с вами?
Вытянувшееся лицо Карла Ивановича приняло обычное выражение. Но мысль, его поразившая, не исчезла. Таксист был прав: животных не проверяли на лояльность и не объявляли их "исторически нежелательными". Но почему тогда за этой собакой идёт охота? Кури громко и обиженно скулила: ей мешал бинт и в такси ей не нравилось.
- Болеет собачка-то, - сочувственно произнёс таксист.
Город опустел и затих, и даже как-то поблёк, утратив часть ярких красок вместе с разноцветными кибитками средневековых циркачей. На очередном перекрёстке их такси резко затормозило: мимо на красный свет пронёсся водовоз, стегая что есть силы лошадь, а вслед за ним на мотоциклах промчались патрульные. До вокзала более ничего не случилось, и Карл Иванович надеялся, что вскоре минует самую опасную часть пути, но не тут-то было. Тоннель под железкой оказался закрыт: военная полиция разделила город на части, заблокировав мосты, тоннели и основные магистрали. К остановившемуся такси тут же направились патрульный. Ещё протягивая документы, Карл Иванович понял, что на этот раз влип... Военный взял паспорт и опустил на глаза очки-лупу, словно был не полицейским, а часовщиком.
- Дата явно подтёрта, - через несколько секунд сообщил он.
Стоять и ждать более не имело смысла. Нужно было действовать, и Карл Иванович положился на интуицию.
- Фас! - отпуская поводок, скомандовал он.
Кури с места взвилась в воздух, ударила лапами в грудь патрульного и опрокинула его на спину, клацнув зубами перед самым носом. Спустя мгновение полицейский потерял сознание, ударившись головой об асфальт. Пока его товарищи среагировали и бросились в погоню, собака юркнула в щель между гаражами, увлекая за собой успевшего схватить поводок Карла Ивановича. Беглецы оказались на узкой тропинке, протоптанной между кирпичным забором и длинным рядом металлических гаражей. Вся она заросла кустарниками и травой - по голове хлестали ветки, высокая, в рост человека, крапива больно жалила лицо и руки. Где-то позади слышались возбуждённые крики преследователей. Тропинка вывела к дыре в заборе: видно ею пользовались несуны, и горячая благодарность им улетела в небеса, сорвавшись с губ Карла Ивановича.
4.
Четвероногий уродец напоминал мумию собаки, внезапно покинувшую склеп: от бинтов остались одни лохмотья и на бегу они развивались во все стороны. Курившие у ангара грузчики сначала захохотали, но увидев патрульных, разразились откровенной бранью. Расстояние между беглецами и их преследователями быстро сокращалось. Казалось, шансы на спасение совсем исчезли, когда единственный выход перегородила приехавшая "Волга", реквизированная полицией. К тому времени волонтёр уже выпустил поводок и просто бежал за собакой, пытаясь совладать с собственными лёгкими. Он даже не сразу понял, что кури со всех лап мчится не к воротам, а к зданию столовой в стороне от выхода. Сто метров... пятьдесят...десять... Карл Иванович с усилием распахнул дверь на толстой старорежимной пружине, влетел вместе с собакой внутрь, и дверь в отместку со всей силы хлопнула его по спине. Мгновением спустя в глазах волонтёра потемнело, но вовсе не от удара. В помещении будто погасили свет и зашторили окна.
- Стой на месте, - приказал ему женский голос. - Побьёшь чего в темноте - век не расплатишься.
- Мы где? - спросил Карл Иванович, стараясь не шевелиться.
- В Караганде!
Вспыхнула спичка и на миг, пока хозяйка этого странного места прикуривала, Серёдкин разглядел её лицо: оно было крупным, но красивым: прямой нос, смуглая кожа, тёмные волосы, собранные в хвост. Затем огонёк погас, и тьма поглотила окружающее пространство.
- В Караганде? - переспросил Карл Иванович.
- В вино-водочном ты, - шумно выпуская дым, ответила хозяйка. -С собаками запрещено к нам заходить, штраф двадцать пять рублей.
- А почему темно?
- Я чё те, лектор общества "Знание"? Перемещаемся мы. Как закончим - сразу рассветёт.
Смутная догадка мелькнула в голове Карла Ивановича. Глаза его постепенно привыкали к темноте, и он стал различать прилавок, продавщицу, стопку пустых ящиков в углу и полки со стеклянными бутылками. Вечно беспокойная кури, к его удивлению, лежала у прилавка, положив морду на лапы и мирно дремала.
- О вас легенды складывают, - сообщил он продавщице.
- Обо мне?
- О неуловимом советском магазине, торгующий водкой по талонам, народ прозвал его "Пьяным голландцем". Виноват, не представился. Профессор, доктор исторических наук, член-корреспондент Академии наук, почётный гражданин города Серёдкин Карл Иванович. Холост. Позвольте узнать ваше имя?
Продавщица Клава находилась в том женском возрасте, который художник Климт несправедливо пропустил на своей картине: ей было ближе к сорока. Время, когда надежды всё больше напоминают мечтания, неожиданно романтические для огрубевшей в боях за счастье души. Поэтому слова "профессор" и "холост" обладали для неё поистине магическим действием.
- Клавдия Сергеевна меня зовут... - продавщица смущённо затушила едва прикуренную сигарету. - Вы перед самым перемещением зашли, я и разглядеть не успела - подумала, опять шантрапа с шаромыгами. И собака у вас такая... необычная.
- Вымершая! - важно добавил Серёдкин. - Скажите, а где мы сейчас окажемся? Или все ваши перемещения непредсказуемы?
- В стекляшке у военкомата.
- А за рекой? - с робкой надеждой поинтересовался Карл Иванович.
Увы, это было бы слишком хорошо... "Пьяный голландец" путешествовал исключительно в правобережье. У Клавы был даже список точек "выездной торговли", но только на ближайшие пару дней. Но улица Сергеевская в нём нашлась - следующим утром.
Карл Иванович был редким исключением из обычных граждан: он любил ожидание. Неторопливое течение времени, когда от тебя ничего не зависит и можно просто наслаждаться жизненной паузой, занимаясь несвойственными тебе делами. Серёдкин с удовольствием таскал ящики с бутылками, помогая принимать товар, одёргивал настойчивых покупателей, а когда Клава повесила на двери табличку "закрыто", принялся нарезать колбасу и хлеб и кипятить воду кипятильником в трёхлитровой банке. Кури беспробудно спала.
- Как всё это происходит? - полюбопытствовал Серёдкин, когда они сели ужинать. - Машины с водкой, народ с талонами - откуда они? Мы же не перемещаемся во времени, только в пространстве. Причём совершенно непредсказуемо.
- Не заморачивайся, Карл Иваныч! - наливая чай в блюдце, вздохнула Клава. - Оно тебе надо? Ты-то хоть в городе живешь, в нормальной квартире, друзья у тебя, по кино ходишь... А я из магазина этого чёртова выйти не могу: стоит шаг за порог сделать, как током бьёт, будто за провода оголённые берусь. А рожи? Думаешь, чего я на людей кидаюсь? Каждый день эти пропитые рожи, тошно от них! Иногда вечером сядешь вот так одна и воешь дурой по-бабьи. Уж лучше б вычистили вместе с другими, чем такая жизнь.
- Не хожу я по кино, - Карл Иванович аккуратно уложил на тарелке нарезанные бутерброды и пододвинул Клаве. - А чем занимаюсь - и сам толком не пойму. Я ведь вовсе не профессор, если честно...
- А колбасу режешь по-профессорски, - усмехнулась Клава.
- Как это?
- Тонкими ломтями. Таких десять надо друг на друга сложить, чтоб вкус почувствовать.
В окне неожиданно появилась Луна - неестественно большая, словно непомерно раздутый воздушный шар.
- Где это мы? - Карл Иванович подошёл к окну, за которым в бледном лунном свете виднелся пустырь с высоким деревом, деревенский просёлок, размытый дождём и покосившаяся башня бывшего транспортёра.
- Каждую ночь сюда переносит, - вздохнула Клава. - Странное место, а где оно находится - не знаю. Ты где спать будешь? У меня в подсобке только одна кровать.
5.
При взаимной симпатии места на двоих хватает на любой кровати.
6.
В двери магазина настойчиво колотили.
- Клавка, твою мать! - орали с улицы. - Открывай! Колосники горят!
Карл Иванович с трудом разлепил глаза и некоторое время не мог понять, где он.
- Да пошли они все, - сонно сказал кто-то рядом, и только тогда Серёдкин окончательно проснулся. Сел на кровати, раздавив пару подпростынников и тем самым разбудил хозяйку.
- Пора? - протирая глаза, справилась она.
- Пора, - ответил Карл Иванович. - Не знаю, смогу ли я зайти к тебе в ближайшие пару дней...
- Клавка! - продолжали орать на улице. - Я щас окна побью, ежели не откроешь!
- Я и не надеялась, - тусклым голосом сказала хозяйка. - Всё равно спасибо тебе.
- Ты погоди прощаться... Если уж алкаши магазин находят, то и я как-нибудь найду. В крайнем случае уйду в запой, - пошутил Серёдкин, застёгивая рубашку.
- Ты вот что: возьми талоны на водку в ящике. Тебе через Братолюбовку идти - лучшей валюты там не бывает.
Гражданин, рвущийся в магазин, был обут в калоши на босу ногу. На его неестественно худых плечах болталась замызганная майка с репринтом группы "Металлика", а на мир он смотрел сквозь разбитые стекла очков.
- Не ори! - открыв дверь, Карл Иванович протянул пьянчужке стакан. - На тебе за счёт заведения.
Трясущимися руками тот взял водку и жадно выпил, после чего уставился куда-то за спину Серёдкина и произнёс дрогнувшим голосом:
- Чёрт на четвереньках!
- Собака это, а не чёрт.
- Соба-а-ака, - недоверчиво протянул пьянчужка.
Водка начала действовать, и он стал понемногу приходить в себя.
- Чего так тихо? - задал вопрос Карл Иванович. - Мне сказали, к открытию целая толпа набежит.
- Дык Сергеевскую перекрыли, - сообщил мужичонка. - У переходного моста пещерный медведь объявился, а из водонапорной башни каких-то татар монгольских выселяют.
- А ты как добрался?
Мужичок хитро улыбнулся.
- За счет заведения нальёшь?
- Четушку выдам.
- Две! Хошь к реке пройти, паря? Знаю я путь из подвала в коллектор - я тута десять лет краны да унитазы ставил.
- Торговаться не стану, - повеселел Карл Иванович. - Две так две.
Клава так и не вышла. Она лежала на кровати и по-бабьи ревела, закрывшись в подсобке. Карл Иванович потоптался у дверей, повздыхал, поругался, написал длинную записку и оставил её в ящике вместо талонов. Собака четырнадцатого века тайком сожрала остатки колбасы и хлеба, а затем напрудила большую лужу прямо у прилавка. Пришлось Серёдкину ещё и за ней прибираться.
Братолюбовкой с иронией называли трущобы у самой реки. Из города сюда смывало сюда мелкое ворье, и злачные притоны шумели здесь по ночам, не давая спать никому в округе. Слепленные из чего придётся домики лепились друг к другу, а по кривым улочкам, напоминавшим лабиринты, фланировала местная голь и подзаборная шпана. Полиция в Братолюбовку не совалась. Здесь даже подпольный интернет-провайдер работал, несмотря на то, что предыдущая городская власть (свергнутая полгода назад) запретила его во всем городе и массово изъяла у населения компьютеры, смартфоны и другую цифровую технику.