- Но это ведь очевидно. Шесть.
- Но почему тогда любой кретин крикнет, что семь? Почему только ты знаешь ответ, который ведь везде написан?
Шильке позволил захватить себя врасплох.
- Но почему?
- Потому что только ты умеешь слушать. Слушать, наблюдать, делать выводы. Ты гений, дорогой мой Майкрофт. Причем, твердо ступающим по земле на обеих ногах. – Холмс извлек из кармана хорошенько послуживший портсигар и старомодную зажигалку. Какое-то время он игрался ними, а потом произнес: - Только все это придется изменить.
- Что изменить? – Беседа все сильнее увлекала Шильке. – Мне уже не надо твердо ступать по земле?
Холмс закурил сигарету. Даже это он сумел сделать таким образом, что обратил на себя взгляды нескольких сидящих рядом посетителей.
- Да, - ответил он. – Вместо того, чтобы ходить по земле, ты должен высоко летать над ней. Но, прежде всего, ты обязан отличаться от других людей.
- Мне следует играть, как и ты?
Его собеседник отрицательно покачал головой.
- Я ничего не играю. Просто я – иной. И я научу тебя этому же.
- Извини, но я не понял.
- Пока что тебе понимать и не надо. Давай вернемся к той идее, которая меня очень заинтересовала.
- Но я ведь ее тебе даже и не разъяснил.
- Не надо. Позволишь, если я дам тебе ее краткое изложение?
Шильке кивнул. Он и вправду был ошеломлен выводами Холмса.
- Твой замысел гениален. Зачем терять жизнь, зачем нужно попадать в плен и годами бродяжничать в голоде и сибирских морозах? Гораздо лучше застраховать свою жизнь. Договориться с вражеским агентом и обеспечить ему полнейшую защиту на самые худшие дни – на время боев за Фестунг Бреслау. Взамен ты желаешь защиты уже после прохода армии, ты желаешь избежать допросов, придирок и долгой неволи. И вот что я тебе сразу скажу. Я полностью принимаю этот план. Хотя в нем имеется один серьезный минус.
- Какой?
- А вот перебивать не надо.
- Уже молчу.
- Видишь ли, я ведь был в гулаге. Я видел людей, которые неделями подыхали в собственных экскрементах, видел такие вещи, о которых Данте и не снилось – его преисподняя милая и приятная по сравнению с созданной человеком. Вырвался я оттуда чудом, меня взяли в разведку, потому что в совершенстве владею несколькими языками, и так здесь очутился. Но я не желаю жить в коммунистическом раю по той простой причине, что я его видел. Потому-то в твою идею я хочу внести одно изменение.
- Какое?
- После войны, когда все успокоится, мы испаряемся отсюда вдвоем.
Шильке пошевелился на стуле. Он чувствовал, что в нем постепенно нарастает доверие к сидящему напротив человеку. Одним кратким выводом тот подтвердил, что у него имеется причина не обмануть партнера, когда сам будет сверху, и не выставить его после всего на легкий выстрел, завоевывая тем самым благосклонность начальства.
- Эта твоя концепция мне очень даже нравится, - сказал он.
- Погоди. Ты хочешь, чтобы я стал твоим страховым полисом. Я согласен. Но я желаю, чтобы ты стал гарантом моей пенсии.
- Это в каком же смысле? – допытывался Шильке.
- А в таком, что даже если мы и убежим далеко-далеко, то у меня нет ни малейшего желания стать докером в американском перегрузочном порту. Лично я предпочитаю какой-нибудь экзотический остров, шезлонг и фруктовый коктейль в покрытом инеем бокале.
- Звучит весьма любопытно.
- Нет, просто таким вот сложным способом я хочу сообщить тебе простую вещь. Сейчас, во времена суматохи и разрушения существующего порядка, мы должны собрать соответствующие средства, - продолжал Холмс.
Шильке сглотнул слюну, а Холмс невинно усмехнулся.
- Думаю, мы придумаем – как. С зарплаты, скорее всего, не отложим.
Прозвучало это настолько неожиданно, что Шильке поначалу не мог поверить в то, что услышал. Потом поверил, но не мог понять. Затем понял, но вновь не мог поверить.
- Неужели это означает, что два офицера враждебных одна другой служб, немец и поляк, должны будут грабить на большой дороге, взяв пистолеты в руки?
- Дитер, я тебя умоляю, я уже вижу, как ты грабишь. Зная твою германскую натуру, вначале ты вышлешь жертве приказ появиться на месте грабежа с денежной суммой, зависящей от размера доходов. Затем ты представишь в уголовную полицию план нападения с просьбой его одобрить. После этого ты отправишься к инструктору, чтобы тот научил тебя стрелять, а еще профессионального актера, чтобы тот научил тебя строить страшные мины… ну и так далее…
- Но…
- Прости, приятель. Ты ужасный пацифист.
- Так же, как и ты, - отрезал Шильке.
- Действительно, - согласился Холмс. – И ты, и я – люди, которым во времена смертельно опасного кавардака ради того, чтобы выжить, пришлось надеть на себя мундир. Это называется мимикрией, способностью к приспособлению, которую личностью с нашим интеллектом выработали в себе в ходе тысячелетних войн.
Шильке вступил в игру. Ход мыслей Холмса ему явно понравился.
- Да, да, я тоже читал рассказ Франца Кафки про мозг, который ради эксперимента в лаборатории прикрыли военным шлемом. И мозг испарился.
Неожиданно Холмс глянул на собеседника с любопытством.
- Наши мозги не испарились.
- Это точно, что-то с тем экспериментом было не так. Но, ты ведь прав. Люди с таким, как у нас, интеллектом, как правило, на войне не гибнут. Разве что случайно.
- Вот именно. – Майор Длужевский откинулся на спинку стула. – Так ты принимаешь мой план? – уже без уверток спросил он. – А точнее, корректировку твоего плана?
Перед глазами Шильке внезапно встала вся его предыдущая жизнь. Порядочная, пристойная, если не считать парочки женщин, в котором все было уложено, добропорядочно, морально… если не считать парочки женщин, честная жизнь. Погоди, "честное". А то что он позволил действовать системе подавления? Ну ладно, а что он мог сделать? Позволить себя убить? Нет, Холмс был прав. Это искусство мимикрии. Сам ведь он никому ничего плохого не сделал. Перекладывал свои бумажки на столе, и продолжал бы делать это и дальше, если бы не факт, что это сделалось невозможным. Теперь же нужно было все перевернуть вверх ногами, причем – в течение секунды, но он сам выбрал этот путь.
Интеллигентность, кроме всего прочего, это еще и последовательность в действиях.
- Да, принимаю, - решительно произнес он.
- То есть, мы договорились, - сидящий напротив человек не желал умножать сложностей.
- А как ты собираешься добыть деньги? – напрямую спросил Шильке.
- Идей у меня много, но начнем с простейших. Но это не тема для сегодняшней беседы. В большей степени меня беспокоит то, как сохранить крупное имущество в ходе исторических катаклизмов и того урагана, который обязательно прокатится через этот город.
- И что же ты придумал? – бросил Дитер.
- Это должно быть нечто чудовищно дорогое, но в то же время – небольшое, что легко спрятать.
- Золото?
- Я уже вижу, как после войны ты убегаешь с несколькими центнерами золота на спине сквозь все советские посты. Вот прямо так и вижу, как они тебя – вот просто так – пропускают с улыбками на лицах и желают доброго пути.
- Ну, факт. Алмазы?
- Тепло. Только, скорее, бриллианты. Но все равно, остается вопрос их сохранения во время наибольшего хаоса.
- И где мы их спрячем? – На мгновение Шильке почувствовал себя актером из гангстерского фильма.
- Сам придумаешь. В конце концов, город ты знаешь лучше меня. – Холмс таинственно улыбнулся, и до Шильке дошло, что позволил себя подловить. Первая беседа по вопросам жизни и смерти, а он затрагивает проблему, как запрятать добычу. Боже, что за ошибка! Поляк подставил его, как хотел! Первая более-менее серьезная беседа, а он дискутирует о том, как спрятать бриллианты в чужом сортире. Черт! Что за отсутствие профессионализма. Он буквально укусил себя за язык. Но, все же… Хладнокровно анализируя прибыли и убытки, можно высмотреть еще и выгоды. Польский офицер был теперь уверен в том, что глупый Шильке и вправду говорит то, что думает, а все вокруг – это всего лишь туман, напущенный двумя соперничающими разведками. Сидящий напротив понял, что перед ним находится человек, а не абвер. И он сам дал понять, что перед ним, Шильке, тоже сидит человек по фамилии Длужевский, а польская военная разведка. Именно это мимолетное мгновение вызвало, что только лишь сейчас они обменялись визитными карточками.
- Понял, - буркнул немец. – Что делаем в течение ближайших дней?
- Я свяжусь с тобой. А ты тем временем придумай, как мне стать неприкасаемым в ходе боев за город. Мне и еще двоим человекам.
- Это хорошо складывается. У меня тоже имеется двое, которых нужно сохранить.
- Тогда, выходит, поровну.
Холмс подал знак официантке и заплатил, оставляя приличные чаевые.
Та провела их до самой раздевалки. Здесь уже громко разговаривать они не могли. Гардеробщик тоже получил достаточно, чтобы броситься открывать входную дверь.
Шильке втянул в легкие морозный ночной воздух. Несмотря на позднее время, он чувствовал себя освеженным, к тому же был доволен результатами беседы.
- Боже, ну что за город, - шепнул он, глядя на блестящие в свете Луны богато вырезанные крыши жилых домов. Снег покрывал дома, громадные сосульки свисали с карнизов дымовых труб. При каждом выдохе изо рта вырывались клубы пара. – Разве может существовать в мире город красивее? – задал он риторический вопрос.
- Это у тебя галлюцинации, - трезво прокомментировал Холмс.
- Не понял? Я?
- Ладно. Чего ты видишь?
- Суперсовременную городскую агломерацию, организованную таким образом, что…
- Что? – вошел ему в слово Холмс.
Шильке на мгновение замялся.
- А ты что видишь?
- Пустыню. Лунный пейзаж.
- Что?
Длужевский вынул свой покрытый патиной портсигар. В пламени старомодной зажигалки можно было заметить его печальную улыбку. Через несколько секунд поляк подошел поближе.
- Дитер, здесь камня на камне не останется, - Холмс поглядел Шильке прямо в глаза. – Ты же знаешь об этом, правда?
- Не понял?
- Здесь камня на камне не останется.
Перед войной универсальный магазин на перекрестке Охлауэрштрассе и Шюхбрюке, спроектированный самим Мендельсоном, походил на футуристическое строение, по ночам освещенное лучше, чем небоскребы на Манхеттене. Из всех окон бил свет, могло показаться, что владелец за электрический ток платит какие-то сумасшедшие суммы. В реальности же архитектор достиг этого эффекта намного дешевле. Ночью все окна затягивались занавесями из тоненькой белой бумаги, а под ними зажигали слабые лампочки. Эффект был поразительный. Сияющий дом сразу же напоминал об американском размахе и расточительности. В средине же он отражал германский прагматизм и стремление к экономии. Но сейчас суперсовременная глыба была темная, как и все вокруг.
- Надеюсь, хоть он выживет все передряги в целости, - сказал Шильке. – Ведь он же необыкновенный.
- А может он всего лишь сменит шкуру, как змея или… - она не смогла сразу же найти сравнение.
- Или поменяет окраску, как хамелеон.
Дитер усмехнулся.
- Хамелеон…
Они пошли вдоль по Шульбрюке. К счастью, Луна освещала тонкий слой облаков, так что можно было идти, не опасаясь того, что разобьешь себе голову о столб ближайшего фонаря. Атмосфера темного города становилась все более таинственной, способствующей флирту и соблазнению. Но Шильке все равно сожалел, что на дворе не лето. Сейчас прикосновение холодной, словно лед, ладони к коже могло привезти разве что к содроганию и уничтожить нарождающееся настроение.
- И какой он? – спросила Рита.
- О… Никаким образом его невозможно характеризовать в одном предложении.
- Попытайся в нескольких.
- Это тоже сложно, - неожиданно рассмеялся Шильке. – Он необыкновенно наблюдателен. Создается впечатление, что от его внимания не ускользает ни единая мелочь, ни один нюанс, никакой шепот человека, находящегося на расстоянии в несколько метров. Он чрезвычайно точен, что граничит чуть ли не с какой-нибудь манией или навязчивой идеей.
- Как настоящий Шерлок Холмс? Я имею в виду, литературный?
- Да. Он обладает даром чтения в людях. В их истинных намерениях, ну совершенно так, будто бы он знал их мысли. И этот его чертов интеллект, отрегулированный словно швейцарский хронометр.
- А недостатки?
- Хмм, - задумался Шильке.
- Какие у него недостатки? Какие его слабые точки? - повторила Рита вопрос.
- Не знаю.
- Эге-гей. А ну-ка, блесни своей наблюдательностью, зазнайка.
Шильке инстинктивно почесал подбородок.
- Похоже, здесь мне придется выйти далеко за границы своей компетенции.
- Только не отмазывайся, зазнайка. Вот сейчас ты покажи, как замечательно работает твой разум.
Девушка бросила ему вызов. Не поднять перчатку Шильке не мог.
- Мне кажется, он теряется в хаосе, в случайности действий других людей.
- Скажи что-нибудь больше. Он наркоман, как герой Конан Дойла?
Шильке задумался и ляпнул наугад.
- Нет, - буркнул. – Он алкоголик.
Рита тихонько присвистнула.
- Это факт или только подозрение?
- Ты же знаешь, я тоже не пью. Как и он. Потому что это рационально. Но я не пью, потому что не желаю себя одурманивать, а вот его демонстративный отказ от алкоголя, похоже, должен что-то срывать. Какое-то мрачное "нечто" из прошлого. Но это всего лишь мои предположения и мой инстинкт.
И вот тут Рита его удивила.
- А может быть то, что вы одинаковые? Я не стану напоминать твоих подвигов во время учебы в Англии, результаты которых и обратили тебя на путь добродетели, - нагло усмехнулась девушка.
- А тебе откуда известно?
И вновь она застала его врасплох. На этот раз – абсолютно.
- Знаешь, работая в мире тайных служб, разведок, полиции и им подобных, ты должен быть готов к тому, что каждый собирает всяческие сведения о каждом.
Шильке кивнул. И она о нем – тоже? Собственно говоря, только что она об этом сказала. Но ее акции на его персональной бирже чувств, о чудо, неожиданно подскочили на несколько пунктов вверх. Сам он все сильнее и сильнее входил во вкус игры.
- Ну ладно. Тем не менее, пара глупых выходок – это еще не алкоголизм, - заявил Шильке.
- Быть может, ты просто вовремя остановился, зазнайка, - деликатно подколола его Рита. Но, увидав, что тема, возможно, затронута ею напрасно, она ее сменила. – А он о тебе что-нибудь говорил?
- Все время. Он советовал все время подчеркивать собственное отличие, а не скрывать его.
Похоже, девушка даже поняла, что Холмс имел в виду.
- И?
- Ну, я немного подумал об этом и пригляделся к Хайни. Какие изменения произошли в его жизни. Вот представь, что обычный шлем и камуфляжная куртка сделали так, что люди тут же начали относиться к нему по-другому. – Дитер ненадолго задумался.
- Ну, это невозможно, - снова подколола Рита Шильке. – Ты что, не знал об этом раньше?
- Видишь ли: знать и понять – это две разные вещи. В любом случае, я заказал новый мундир у самого лучшего в Бреслау портного. Ага, еще автомат Томпсона с западного фронта. И буду выглядеть, словно гангстер. Понимаешь?
- Ну да, гангстер в мундире от наилучшего портного.
- А еще я прикупил летную куртку на меху.
Рита рассмеялась, наконец-то поняв, что это шутка. Но через несколько секунд до нее дошло, что не до конца, потому что что-то за всем этим кроется.
- А ты не боишься, что тебя из твоего абвера пошлют к психиатру.
Шильке не хотелось объяснять ей, что наговорил ему Холмс о фасаде, который и только лишь который видят другие люди. На потом он оставил и планы, связанные с крипо и заинтересованность поляка его следствием по вопросу убийств. Парочка наконец-то добралась до Одера рядом с бастионом периода наполеоновских войн. Какое романтичное место! Тени деревьев на набережной, полнейшая пустота, тишина. Как бы случайно, Дитер обнял Риту и притянул к себе.
- Будет лучше, чтобы ты не споткнулась.
Девушка прекрасно понимала его план, потому что ответила тут же:
- Нет, Дитер, в своей жизни я наткнулась на тебя не случайно.
Она была неплохим офицером на фронте боев, ведомых между мужчинами и женщинами. Ветераном с полей сражений, а не каким-то там писарчуком из штаба. Из чувства коварства, с самого начала их разговора она ни словом не упомянула о том, что предыдущую беседу, по телефону, Дитер закончил словами "я люблю тебя". Враг своих намерений не выдавал. Ну что же, оставалось одно – как говорили русские – "разведка боем". Дитер притянул Риту к себе и крепко обнял. Она поддавалась, но сонно, только лишь в смысле "не ставила действенного сопротивления". Дитер нежно поцеловал девушку в лоб. Спокойно, потихоньку, это не атака улан. Теперь он поцеловал Риту в нос. Ситуация критичная, если продвигаться ниже, станет мешать козырек фуражки. Необходимо повернуть голову под острым углом и следить за тем, чтобы фуражка не упала, потому что все превратится в смех. Проектанты мундиров совершенно не предусматривали подобного рода сражений один на один. Дитер поцеловал Риту в губы. А через мгновение – еще крепче. И она поцеловала его в ответ. И еще раз. Теперь девушка осторожно обняла его. Шильке коснулся языком ее губы изнутри, встретил язык. Черт! Вот теперь можно было бы с марша приступать к атаке, вот только устав никак не предусматривал такого рода операций в зимнее время. Если бы он сейчас сунул ей под пальто свою холодную как лед руку, Рита, просто-напросто, запищала бы. Девушка сама избавила его от хлопот. Она еще раз крепко поцеловала Дитера и немного отстранилась.