— Молоко… молоко! — передразнила его возмущенная тетя Феня. — Капитолина Михайловна приедет, скажу ей… Она тебе пропишет… молоко-то!
Отдышавшись, она отмерила полагавшиеся полтора литре и взяла бидон. Бормоча что-то в адрес предполагаемого виновника (конечно, Прокопия Матвеевиче), тетя Феня побрела усталой походкой к калитке.
Предполагаемый виновник стоял на крылечке и задумчиво гладил усы. Он безуспешно пытался осмыслить: что же, в сущности, произошло? Вдруг он заметил, что тетя Феня от калитки быстро побежала назад, вскрикивая:
— Пошел! Ну! Тубо!
Повернувшись, она отчаянно замахала рукой:
— Ой! И здесь! Страсти-то какие! Пошел, говорю тебе! — И, обращаясь к Прокопию Матвеевичу, жалобно завопила: — Да убери ты своих псов, ради Христа! Проходу нет!
Прокопий Матвеевич, еще не вполне оправившийся от предыдущего, с тупым удивлением глядел на… собаку!
Да! Прекрасная крупная овчарка смотрела ему прямо в глаза, насторожив уши, как будто ожидая команды. Он машинально похлопал по ноге:
— Песик, песик, иди сюда! Ну, иди же!
Пес стоял по-прежнему неподвижно, только острые уши его слегка шевелились.
Слезы, слезы…