«Шуйское царство» кончилось, но боярское правление продолжалось.
На протяжении трех лет, или около того, Иван Васильевич отстаивает свой новый статус от попыток принизить его, реставрировать наиболее неприятные для него моменты из времен боярского правления. Так, например, в сентябре 1545 г. Афанасию Бутурлину, представителю древнего московского боярского рода, отрезали язык «за его вину, за невежливые слова». А через месяц Иван IV возложил опалу на целую группу служилых аристократов. Впрочем, довольно быстро они получили прощение в результате «печалования» митрополита Макария. Опала для середины XVI столетия – очень неприятное событие, ставящее целую семью в униженное положение и не позволяющее участвовать в государственных делах. Так вот, помимо самих Шуйских и их явных сторонников, подвергся опале старый царский любимец Федор Воронцов. Таким образом, можно заподозрить: юный царь рвался к полноте власти, равной временам правления его отца, а верхушка военно-служилого сословия не торопилась сдавать юноше позиции, занятые ею в 1530 – начале 40-х гг.. В результате начинаются столкновения и с теми, кто раньше явно поддерживал великого князя, пытавшегося прекратить «Шуйское царство».
Характер Ивана Васильевича резко испортился. От тех лет сохранились известия о молодом незамысловатом хулиганстве великого князя, о его странных играх и жестоких забавах. В частности, псковская летопись, абсолютно независимый источник, сообщает о потравах и разоре, учиненном в псковских землях резвым молодым человеком и его товарищами. Видимо, во время одного из игрищ Иван Васильевич разъярился на одного из свитских молодых людей, княжича Михаила Богдановича Трубецкого, и велел удавить его. По косвенным известиям источников можно строить догадки о том, что великий князь любил охоту, скоморохов, был охоч до женского пола и, возможно, склонялся к содомии. Молодой правитель отличался крайне эмоциональным и притом несдержанным характером. Видные представители духовенства обращались к нему с увещеваниями.
К счастью, увеселения перемежались поездками по монашеским обителям, продолжавшимися неделями, а порой и месяцами. В то же время столь насыщенная жизнь не оставляла времени для дел правления. То ли сам Иван Васильевич не стремился утрудить себя заботами державства, то ли ему не очень-то и давали вмешиваться в работу государственного механизма.
Напряжение постепенно нарастало и закончилось жестоким кризисом. В мае или июне 1546 г. Иван Васильевич выходил с войсками под Коломну, видимо, по «крымским вестям». Боевых действий не случилось, и великий князь остался на некоторое время в тех местах для игр и развлечений. Отряд новгородских пищальников попытался подать ему какое-то челобитье; не желая принимать его, Иван Васильевич попробовал было отослать отряд, но пищальники уперлись, не собираясь уходить. Между ними и дворянами великокняжеской свиты произошло настоящее сражение, были убитые с обеих сторон. Полагая, что за попыткой в неурочное время в неурочном месте подать челобитную кроется заговор людей, стоящих намного выше простых пищальников, государь поручил дьяку Василию Захарову-Гнильевскому розыск. Тот указал нескольких виновных, и в истинности его слов, судя по нескольким странным оговоркам в летописном тексте, Иван Васильевич впоследствии сомневался. Но тогда он велел, может быть, не вполне обоснованно, казнить Федора Семеновича Воронцова, ставшего влиятельным человеком при особе государя, его родича Василия Михайловича Воронцова, а также старого крамольника князя Ивана Ивановича Кубенского. Иван Михайлович Воронцов и Иван Петрович Федоров отправились в ссылку.
Источники не дают возможности определить, существовал ли на самом деле заговор. Но расправа с несколькими видными представителями знати показала: конфликт между царем и служилой аристократией грозит вновь обернуться открытым противостоянием.
Надо было что-то менять.
Глава II
Реформатор
Иван Васильевич вошел в брачный возраст. Источники того времени рисует его молодым человеком, рано повзрослевшим и еще в юношеские годы вымахавшим с коломенскую версту. Позднее, видимо, он несколько растолстеет. Более поздний источник сообщает о государе в зрелом возрасте следующее: «царь Иван образом нелепым (не отличался красотой), очи имел серы, нос протягновенен и покляп (изогнут), возрастом (ростом) велик был, сухо тело имел, плещи высоки имел, грудь широкую, мыщцы толсты». Что же касается внешнего благообразия, то оно, вероятно, было подпорчено дурной привычкой скоро и бурно впадать в ярость, каковую государь приобрел на закате жизни. Когда он был молод, его считали красивым.
В январе 1547 г. Иван Васильевич венчался на царство. Царским титулом именовал себя в дипломатических документах его дед, Иван III. Но официальное принятие его было и серьезной реформой, поскольку поднимало московского государя выше всех его западных соседей, и серьезным шагом в укреплении позиций лично Ивана IV. Историки говорят о «программной сакрализации первого русского царя», о формировании концепции «Россия – второй Израиль», где Израиль понимается как царство богоизбранного народа. За этим преобразованием видится и мудрость Св. Макария, короновавшего молодого монарха, и острый ум Глинских. Церемония венчания прошла с большой пышностью в кремлевском Успенском соборе. Через несколько дней государь выехал на богомолье в Троице-Сергиев монастырь.
В том же году Иван Васильевич женился на Анастасии Захарьиной-Юрьевой, происходившей из древнего боярского рода, который даст впоследствии Московскому государству династию Романовых. Многочисленные источники, в том числе и тексты, исходящие от самого государя, свидетельствуют о глубоком и нежном чувстве, которое испытывал этот человек к своей жене. Обретя любимого человека, государь также нашел сильных союзников в лице богатой и влиятельной семьи Захарьиных-Юрьевых. Нельзя сказать, чтобы свадьба и венчание на царство моментально исправили характер Ивана IV. Но они способствовали этому. Государь до тех пор был юношей у власти – без твердого определения, кто он есть по отношению к своей же аристократии, по каким образцам должна строиться его жизнь, что в ней будет играть роль непреложных законов, а чему уготована судьба маргиналий на полях биографии. Принятие царского титула и женитьба мощно встроили его в социальный механизм Русской цивилизации. Ивану Васильевичу фактически предложили роль на всю жизнь – роль христианского государя, светского главы православного мира, да и главы собственной семьи, человека, стоящего недосягаемо высоко по сравнению со всеми знатными родами страны. Это положение возвышает необыкновенно, и в то же время оно налагает значительные ограничения на монарха, – на его образ жизни и даже на его образ мыслей. На протяжении нескольких лет молодой государь приносил Церкви покаяние за прежнее беспутство и «врастал» в свою роль. В середине 1550-х, по отзывам нескольких независимых источников иностранного происхождения, Иван Васильевич выглядел как человек, идеально ей соответствующий. Марко Фоскарино оставил весьма привлекательный его потрет: «…Князь и великий император по имени Иван Васильевич имеет от роду 27 лет, красив собою, очень умен и великодушен. За исключительные качества своей души, за любовь к своим подданным и великие дела, совершенные им со славою в короткое время, достоин он встать наряду со всеми другими государями нашего времени, если только не превосходит их… Император руководствуется своими несложными законами, по которым он с величайшей справедливостью царствует и управляет всем государством… Император запросто разговаривает и обращается со всеми; он обедает со всеми вельможами всенародно, но с истинным благородством: с царским величием он соединяет приветливость и человечность».
Укрепиться в этой роли заставил его страшный московский бунт 1547 г. 12, 20 и 21 апреля в Москве вспыхивали большие пожары. Последний из них приобрел катастрофический масштаб. Рвались пороховые погреба, пылали церкви, падали колокола, были объяты пламенем Пушечный двор, Оружейная палата, Постельная палата, Казенный двор, царская конюшня и добрая половина города… Митрополита Макария попытались спустить из крепостного тайника на веревках к Москве-реке. Но вожжи оборвались, и митрополит, ударившись оземь, чуть не отдал Богу душу. В огне погибло 1700 москвичей. Царь, к счастью, пребывал под городом в селе Воробьеве и не пострадал. Это бедствие, не случавшееся в Москве ни разу на памяти современников, воспринято было как Божья кара за грехи и, в частности, «беззакония». По всей видимости, партия Шуйских попыталась использовать последний шанс на восстановление своего политического лидерства и спровоцировала посадских людей на страшный, бессмысленный, разрушительный мятеж. Этот бунт острием своим был направлен на группировку, поддерживавшую царя, в частности Глинских, которых вовремя пущенные слухи обвиняли в колдовстве и беззакониях. Летопись рассказывает о нем лапидарно, без особых цветов красноречия: «Черные люди града Москвы от великие скорби пожарные восколебашася, яко юроди, и пришедше в град и на площади убиша камением царева великого князя болярина кнзя Юрья Василиевича Глинскаго и детей боярских многих побиша, и живот княжей розграбиша, рекуще безумием своим, яко «вашим зажиганием дворы наши и животы погореша». Царь… повелел тех людей имати и казнити; они же мнози разбегошася по иным градом». Иван Васильевич пережил смертный ужас: к нему в Воробьево явилась бунтовская чернь и потребовала выдать главную колдунью княгиню Анну Глинскую, да и ее сына князя Михаила Васильевича Глинского, оставшегося главой рода. Недалеко было и до того, что руки мятежников потянутся и к государеву горлу… Через несколько лет царь вспомнит события 1547 г.: «…вниде страх в душу мою и трепет в кости моя, и смирися дух мой, и умилися, и познах свои согрешения». Иван Васильевич получил представление о том, как страшна может быть народная стихия, как дорого может обойтись любой неверный ход монарха.
Страна в ту пору управлялась сложно и пестро. Каждая область имела собственные административные и правовые обычаи. «Церковная область» рассыпанная по всей державе, управлялась по особым законам и правилам. Служилая знать получала в «кормление» доходы от административной деятельности на местах, занимая должности по очереди, на сравнительно короткий срок. Следовательно, эти доходы распределялись неравномерно, – в зависимости от силы и слабости аристократических партий, способных реже/чаще продвинуть на кормление своих людей. А люди, получавшие должности как разновидность жалования, отличались большими или меньшими способностями к работе, которую они должны были выполнять… Государственное устройство России было отмечено многочисленными следами политической раздробленности, т. е. суверенного положения разных земель, позднее вошедших в состав Московского государства. Военно-служилый класс отлично помнил те времена и ностальгировал по самовластию и независимости удельной старины. Центральное управление не успевало за все нарастающим валом задач, возникающих на территории, увеличившейся в несколько раз по сравнению с началом правления Ивана III.
Не было даже единого для всей России пантеона святых.
Административной структуре, правовой сфере и церковному устройству требовались реформы. В 1530 – первой половине 1540-х гг. преобразованиям уделялось мало внимания. Борьба за власть пожирала творческие силы политической элиты. В активе того периода – лишь денежная реформа Елены Глинской. Ко второй половине 1540-х проблем накопилось выше крыши…
После венчания государя наступает период, благоприятный для реформаторства. У кормила власти стоят все те же аристократические кланы, но среди них нет первенствующей партии. Иными словами, наступило примирение могущественнейших людей России, они договорились между собой о достаточно равномерном распределении власти. Число «думных людей» возросло. Государь уже не являлся мальчишкой, которым нетрудно помыкать, теперь он мог выполнять роль арбитра и влиять на политический курс в желательном для себя направлении; однако совокупной силе нашей аристократии Иван Васильевич мало что может противопоставить; поэтому внутреннюю политику формулирует в конечном итоге не он. Формальное примирение между ним и его недоброжелателями происходит в 1549 г.: царь публично снимает с них вину за прежние злоупотребления. На митрополичьей кафедре стоит человек государственного ума, великого милосердия и обширных знаний – св. Макарий.
В ходе реформаторской деятельности образуется… нечто, князем Андреем Михайловичем Курбским впоследствии поименованное как «Избранная рада». На протяжении многих лет историки спорят, чем она являлась – постоянно действующим административным органом, политическим клубом, Ближней думой, группой теснейших сотрудников царя? Не так давно вышла книжка, автор которой вообще отрицал существование Избранной рады.
По всей видимости, Избранная рада была чем-то вроде политического кружка, работавшего при Александре I в начальные годы его правления. С той лишь разницей, что деятельность Избранной рады была намного результативнее. В ее состав, помимо самого государя, входили: окольничий Алексей Федорович Адашев, священник кремлевского Благовещенского собора Сильвестр, боярин князь Дмитрий Иванович Курлятев, возможно, митрополит Макарий. Что касается других политических деятелей того времени, то их присутствие в составе кружка менее вероятно. Однако, поскольку ни в летописи, ни в каких-либо архивных комплексах работа Избранной рады не отражена, о ее функционировании и о ее составе больше приходится гадать, чем делать выводы на устойчивой информационной основе.
Вероятно, Избранная рада играла роль политического консультативного совета, а также «буфера» между государем, аристократическими партиями и Церковью. Здесь согласовывались позиции по важнейшим вопросам внутренней политики и рождались окончательные формулировки административных решений. Но реальной властью наделена была все же не Избранная рада, а Боярская дума и государь.
Итак, государь и Боярская дума, используя в качестве инструмента Избранную раду, провели ряд серьезных реформ.
Были отменены кормления, и на их место пришел сбор «кормленого окупа», т. е. денежных средств, которые потом распределялись казной между представителями военно-служилого класса. На местах ограничена была власть наместников и волостелей – администраторов, присылаемых из Москвы; значительная часть их прерогатив перешла к выборным должностным лицам: излюбленным головам, земских и губным старостам. Они теперь занимались оперативной работой, следствием и судом по воровским, разбойным делам и прочей уголовщине, а также урегулированием поземельных дел.
Казенные денежные сборы возросли. Представители знати и монастыри, освобожденные от уплаты государственных налогов и пошлин так называемыми «тарханными» грамотами, утратили эту льготу (хотя и не повсеместно). Специальным уложением о службе определялось следующее: служилые люди обязаны приходить на воинские смотры «конны, людны, оружны», а количество бойцов, которых они обязаны были выставлять, рассчитывалось по строго установленным нормам в зависимости от размеров их земельных владений.