Осадные орудия были поставлены на пожарище, передвинулись и туры. 11–14 февраля московский «наряд» возобновил разрушительную работу на новых позициях. Ядра разбивали замковую стену, достигая противоположной стены, защитники замка несли от них жестокий урон. Русские артиллеристы использовали зажигательные снаряды (то ли раскаленные ядра, то ли сосуды со специальной смесью). В замке полыхнули пожары.
Таким образом, казанский урок по части инженерного дела и артиллерии также был отлично усвоен государем…
Пушки били без перерыва на протяжении нескольких суток. Московские ядра уничтожили 20 % замковых стен, превратив их в подобие стариковской челюсти с выпавшими зубами… Гарнизон принужден был одновременно защищать замок, чинить стены и тушить пожары. Довойна устроил отчаянную вылазку, но она была отбита. За всю осаду русская армия потеряла менее ста бойцов, хотя защитники и нападающие как минимум трижды вступали в рукопашный бой. По тем временам это были ничтожные потери. Таким образом, положение обороняющихся стало безнадежным, в то время как московские полки готовились к решающему штурму. Он должен был состояться 15 февраля.
Но в этот день полоцкий воевода утратил твердость духа. Он сдал городское знамя и отправил епископа со священниками за ворота, чтобы те уговорили Ивана Васильевича начать переговоры о сдаче Замка. Царь захотел вести их только с самим Довойной, и тот вынужден был прибыть в русский стан, где смог выторговать лишь одно условие: жизнь. Уже после сдачи, по некоторым источникам, поляки попытались наперекор достигнутому соглашению организовать оборону. Однако и они в конце концов оставили позиции, когда царь пообещал отпустить их, беспрепятственно проведя со всем имуществом сквозь ряды московских полков. Обещание было впоследствии исполнено.
Великий Полоцк пал к ногам Ивана Васильевича. В городе была взята богатая добыча. Он на шестнадцать лет стал частью Московского государства. На это время Иван IV добавляет к своему титулу слова «…великий князь полоцкий». Государь оставил там значительный русский гарнизон во главе с воеводами-ветеранами князьями П.И. Шуйским, П.С. Серебряным и В.С. Серебряным, а также велел построить новые, более мощные укрепления. Полоцкая шляхта, а потом и мещане отправились под охраной в Москву. Впоследствии часть полоцких шляхтичей обменяли на русских пленников, другую же часть отдали за выкуп – обычная для войн того времени практика.
Взятие Полоцка стало величайшим успехом русского оружия за всю Ливонскую войну, пиком военных достижений России в XVI столетии и к тому же личным триумфом Ивана IV. Лебедевская летопись, служащая основным источником по истории «Полоцкого взятия» 1563 г., в этом месте представляет собой запись очевидца. По всей видимости, «заготовку» для летописного текста готовил участник событий. Так вот, в летописном тексте Иван Васильевич представлен как абсолютно самостоятельный в своих решениях полководец, полновластный хозяин армии, к тому смелый человек, иногда попадавший во время Полоцкой кампании в рискованные ситуации, но не терявший присутствия духа. Со времен Казани многое переменилось…
Иван Васильевич отправил было татар в направлении Вильно – развивать успех «Полоцкого взятия», однако боевые действия вскоре прекратились: литовцы запросили перемирия и получили его. Для Великого княжества Литовского падение Полоцка было как гром с ясного неба. В долгосрочной перспективе оно инициировало процесс политического сближения Польши и Литвы, закончившийся их объединением в 1569 г. А в краткосрочной польский король Сигизмунд II Август вынужден был пойти на уступки литовско-белорусской православной шляхте, уравняв ее в правах со шляхтой католической (жалованная грамота от 7 июля 1563 г.). В этом акте видно стремление сплотить все наличные силы для дальнейшей борьбы с Московским государством. Известия об успехе Ивана IV прокатились по половине Европы, вызывая тревогу. Наоборот, в России полоцкую победу долго помнили и гордились ею. Известия об успехе 1563 г. вошли во многие летописи, в том числе и краткие летописцы.
Однако Иван IV недолго радовался своей победе. 1564 год крепко подпортил впечатление и от Полоцка, и то всей войны, начавшейся столь удачно.
Два русских корпуса, двинувшихся в пределы Литовской Руси, были разбиты на реке Уле (январь 1564 г.), и под Оршей (июль 1564 г.). Разгром вышел ужасный, потери оказались очень велики. В числе воевод были князь Петр Иванович Шуйский и боярин Иван Васильевич Шереметев – опытные, заслуженные, доверенные люди. Но на этот раз они явно оплошали и покрыли свое имя позором; сам Шуйский погиб. Воевод Захария Ивановича Очина-Плещеева и князя Ивана Петровича Охлябинина захватили в плен. Московской армии нанесли значительный урон: судя по летописи, одних только детей боярских было потеряно около 150 человек. В апреле того же года сбежал в Литву князь Андрей Михайлович Курбский. Впоследствии он участвовал как один из командиров в литовских походах против Московского государства, и первый раз это произошло всего через несколько месяцев после его побега. В том же году воевод стародубских заподозрили в сговоре с целью передать город великому князю литовскому; дело кончилось для них казнями. В том же году литовские войска вторглись на собственно русские территории. В сентябре крымцы совершили опустошительный набег на рязанские земли.
Русская армия не потеряла ни способности к обороне занятых ею территорий, ни способности дальше вести активные боевые действия в поле. И третий московский экспедиционный корпус достиг в ноябре успеха, хоть и незначительного: его поход в Литву закончился взятием Озерища. Однако впечатление от предыдущих бед, особенно от страшной резни на Уле, было ошеломляющим. К тому же потери в людях вряд позволяли теперь собирать столь же мощные соединения, как во время полоцкого похода. А поход на Минск, Новогрудок, Ревель и уж тем более на Вильно требовал очень значительных сил…
Конфликт между царем и служилой аристократией, очевидно, нарастает, до взрыва уже недалеко. В том же злополучном 1564-м гибнут либо по повелению, либо непосредственно от рук царя князья Михаил Петрович Репнин, Юрий Иванович Кашин и Дмитрий Федорович Оболенский-Овчинин. Первый и второй из них – участники нескольких удачных кампаний, в числе опытных воевод.
В декабре Иван Васильевич отправляется в поход к Троице, а затем к Александровской слободе, поход, закончившийся учреждением опричнины.
Трудно отделаться от впечатления, что именно военные неудачи, особенно после успеха, совершенного русскими полками под командой самого царя, привели Ивана Васильевича к мысли о необходимости этого странного учреждения. Последние полстолетия причину начала опричнины ищут в социально-экономической или в социально-политической сферах. Но, по всей вероятности, преобладающим фактором был все-таки сбой военной машины Московского государства, заставивший царя почувствовать всю шаткость своего положения. Со времен казанских походов Иван IV находился в состоянии вынужденного компромисса со служилой аристократией, поставлявшей основные кадры командного состава и значительную часть войск. Несколько десятков человек являлись на протяжении период с середины 40-х по середину 60-х гг. XVI столетия ядром начальствующего состава русской армии. Заменить их было некем, поскольку иного сословия, по организационному и тактическому опыту равного служилой аристократии просто не было. Иван Васильевич не жаловал ее и отлично помнил те времена, когда она фактически правила страной через голову юного, «игрушечного» монарха, но обойтись без нее никак не мог. Аристократические семейства, в свою очередь, не симпатизировали растущему самовластию царя, но отнюдь не планировали изменить государственный строй России. Таким образом, обе стороны поддерживали «худой мир». Он продержался до тех пор, пока не перестал удовлетворять и царя, и полудержавных княжат. Аристократическая верхушка, не вынося давления центральной власти, принялась «перетекать» в стан противника; но это полбеды: служилая аристократия московская регулярно бегала от царской опалы на литовский рубеж, чаще всего попадалась и каялась; некоторые ее представители даже успели повоевать на стороне врага, как, например, было с князем С.Ф. Бельским и окольничим И.В. Ляцким, ушедшими из московских пределов в 1534 г. Попытки перехода – как удачные, так и неудачные – стали привычным делом, но вряд ли это могло привести к катастрофическими последствиям. При Иване IV бегать стали чаще, чем при Василии III или при Елене Глинской. Хуже того, аристократия перестала быть надежным орудием управления армией. Невель, Ула, Орша и разор рязанских земель показали: высшее командование не справляется со своими обязанностями, оно не эффективно. Следовательно, для продолжения войны требуются перемены. Это ведь XVI столетие, а не XXI! Слабая армия любой державе того времени приносила скорый крах. Московское государство с 1492 г. без конца воевало с литовцами, а непримиримую, страшную, на взаимное уничтожение войну с татарами и вовсе унаследовало от далеких предков. Игры с перераспределением земельной собственности и изменениями в структуре высшей политической власти не должны заслонять простого факта: зазевайся воеводы, годовавшие на «берегу», прояви они недостаток боевого духа, и всему русскому расцвету можно будет заказывать гроб и могильную плиту. В XVI столетии наша цивилизация во всем ее великолепии висела на волоске, порой этот волосок истончался почти до невидимости, а пару раз не порвался только из-за великой любви Господней к нашей многострадальной земле… А значит, вялый верхний эшелон военно-служилого сословия не нужен был никому. Слабость выглядела хуже измены и опаснее самовольства.
Собственно, военный, или – шире – внешнеполитический, фактор считали главным изо всех, которые повлияли на учреждение опричнины, разные историки, эта точка зрения не является чем-то абсолютно новым. Высказывались в этом смысле Р.Ю. Виппер, К.В. Базилевич, И.И. Полосин, П.А. Садиков, и (более сдержанно) А.Л. Хорошкевич. Высказывал идеи в этом ключе и Р.Г. Скрынников. Виппер, в частности, писал: «Опричнина отражает взгляд на служилое сословие, в силу которого оно должно явиться вполне послушным орудием центра; порядки, заведенные с 1564 г, составляют верх напряжения военно-монархического устройства… То обстоятельство, что реформа совершалась во время трудной войны, что она осложнялась столкновением с княжатами… придало ей характер судорожно-резкий. Но не в террористических мерах Грозного заключалась сущность перемен. Работая над введением нового военного строя, реформатор не имел покоя и простора. Преобразование было задумано как орудие для устранения опасных людей и для использования бездеятельных в интересах государства, а сопротивление недовольных превращало самое реформу в боевое средство для их уничтожения, и вследствие этого преобразование становилось внутренней войной». П.А. Садиков так характеризует обстановку осени 1564 г., предшествующую опричнине: «Известие, полученное царем Иваном о настроениях поместной служилой массы были весьма неудовлетворительны: дворянское ополчение не тронулось с места даже в минуты грозной опасности; боярское командование действовало очень вяло, стратегически неоправданно, и средние и мелкие феодалы явно не склонны были долее терпеть господство «ленивых богатин» и из-за них подвергаться смертельной опасности, предпочитая лучше отсиживаться дома, в родных углах. Надо было предпринять, очевидно, немедленные и решительные меры».
Чем была опричнина в военном отношении? Ведь именно военные причины заставили царя вести ее и, следовательно, в этой сфере следовало ожидать значительных изменений.
Так и было. Прежде всего, произошел «перебор» основного состава высших воевод. Показателен подбор на воеводские должности в действующей полевой армии. Беглый князь Андрей Михайлович Курбский в «Истории о великом князе московском» писал: «Убиты им (Иваном IV. – Д.В.) многие стратеги или командиры, люди храбрые и искусные в военном деле…» В первом послании к Ивану Васильевичу он вопрошает: «Зачем, царь, сильных во Израиле истребил, и воевод, дарованных тебе Богом для борьбы с врагами, различным казням предал, и святую кровь их победоносную в церквах Божьих пролил… Не они ли разгромили прегордые царства и обратили их в покорные тебе во всем, а у них же прежде в рабстве были предки наши? Не отданы ли тебе Богом крепости немецкие благодаря мудрости их? За это ли нам, несчастным, воздал, истребляя нас и со всеми близкими нашими?» В третьем послании та же тема выражена предельно ясно и концентрированно: «Лютость твоей власти погубила… многих воевод и полководцев, благородных и знатных, и прославленных делами и мудростью, с молодых ногтей искушенных в военном деле и в руководстве войсками, и всем ведомых мужей – все, что есть лучшее и надежнейшее в битвах для победы на врагами, – ты предал различным казням и целыми семьями погубил без суда и без повода… И, погрязнув в подобных злодеяниях и кровопролитии, посылаешь на чужие стены и под стены чужих крепостей великую армию христианскую без опытных и всем ведомых полководцев, не имеющую к тому же мудрого и храброго предводителя или гетмана великого, что бывает для войска особенно губительно и мору подобно, то есть, короче говоря, – без людей идешь, с овцами и с зайцами, не имеющими доброго пастыря и страшащимися даже гонимого ветром листика, как и в прежнем послании я писал тебе о каликах твоих, которых ты бесстыдно пытаешься превратить в воеводишек взамен тех храбрых и достойных мужей, которые истреблены и изгнаны тобою». Таким образом, опальный князь обвиняет царя в том, что тот, истребив командирский корпус, фактически лишил армию лучших воевод.
А значит, остается добавить, и боеспособности.
Следует проанализировать, кого понимает Курбский под именем «храбрых и достойных мужей», а кого воспринимает как бездарных в военном отношении бродяг. А поняв это, проверить, таково ли было на самом деле положение командного состава грозненской армии; если же все было именно так, придется заняться проверкой иного рода: действительно ли худородные «калики» проявили неспособность к военным делам, или им удавалось справляться с обязанностями аристократической верхушки, не роняя боеспособности войск.
Что касается первого вопроса, то ответ на него не вызывает особых проблем. Сам же Андрей Михайлович поместил в «Истории о великом князе московском» список казненных аристократов, отметив, в частности, кто из них славился как талантливый полководец или хотя бы имел опыт и авторитет в военном деле.
Вот реестр Курбского:
Алексей Федорович Адашев – опала и арест, вскоре после чего он скончался;
Родственники А.Ф. Адашева (Шишкины, Адашевы – в том числе и Данила Федорович Адашев, Федор, Алексей и Андрей (Захаровичи) Сатины-Постниковы, Петр (Иванович) Туров) – подверглись казням;
князь Дмитрий (Федорович) Оболенский-Овчинин – убит;
князь Михаил (Петрович) Репнин – убит;
князья Кашины, Юрий и Иван Ивановичи – убиты;
князь Дмитрий (Андреевич) Шевырев – казнен;
князь Дмитрий (Иванович) Курлятев – насильственно пострижен в монахи, впоследствии убит со всей семьей;
князь Владимир (Константинович) Курлятев – убит;
князь Александр (Иванович) Ярославов – убит;
князь Петр (Семенович) Серебряный-Оболенский – убит;
князь Александр (Борисович) Горбатый-Суздальский с сыном Петром – убиты;
Петр (Петрович) Ховрин-Головин – убит;
Михаил (Петрович) Ховрин-Головин – убит;
князь Дмитрий Ряполовский – казнен;
князья Ростовские Семен (Васильевич Звяга), Андрей (Иванович Катырев) и Василий (Васильевич Волк) – убиты;
князь Ростовский-Темкин Василий (Иванович) – убит;
князь Петр (Михайлович) Щенятев с братьями Петром и Иваном – убиты;
князь Федор Львов (скорее всего, Федор Иванович Троекуров) – убит;
князь Федор (Александрович) вероятно, Аленкин или Оленкин(?) – убит;
князь Иван Шаховской – убит;
князья Прозоровские Василий, Александр, Михаил – убиты;
князья Ушатые, «весь род» – убиты;
князья Пронские Иван (Иванович Турунтай) и Василий (Федорович) Рыбина (или Рыбин) – убиты;
князь Михаил (Иванович) Воротынский – был в опале, ссылке, умер на пытке;
князь Одоевский Никита (Романович) – умер на пытке, пострадала его семья;
Иван Петрович (Челяднин-Федоров) – убит с женой, слугами и родами служилых его дворян;
Иван Васильевич Шереметев-Большой – искалечен на пытке, потом умер калекой;
Никита (Васильевич) Шереметев – убит;
Семен Яковлевич (Захарьин) – убит с сыном;
Хозяин (Юрьевич) Тютин (казначей, греческого происхождения) – убит с семьей;
Иван (Иванович) Хабаров – убит с сыном;
князь Михаил Матвеевич Лыков – убит с родней;
род Колычевых и, в частности, Иван Борисович Колычев – убиты;
Василий (Васильевич) Разладин или Розладин – убит;
Дмитрий (Ильич Шафериков) – Пушкин – убит;
Крик (Зуков) Тыртов – убит;
Андрей (Иванович) Шеин – убит;