Аромат гниющих лилий - Серебрянская София


========== Глава I ==========

Последнее, что запомнил Армин – бешеный взгляд женской особи и огромную руку, перехватившую трос.

А потом врезались в грудь и ноги ремни, и резко мотнуло в сторону, перевернуло вверх ногами. Даже не страшно – нет сил бояться, когда в ушах свистит ветер, и с невероятной скоростью приближается широкий карниз, тянущийся по краю крыши. Не страшно – только мозг машинально просчитывает траекторию неудачного полёта. Чуть выше – врежешься головой, снесёт половину черепа. Чуть ниже – сломаешь шею. Да даже если чудом минешь опасный участок – размажет, переломает все кости… Но вместо карниза – сжимающаяся обжигающе горячая ладонь, треск ломающихся костей. Боль. Запоздалый страх – настолько сильный, что лучше бы и вправду сразу размазало.

Пальцы сжимаются. Что там так треснуло – рёбра, рука?.. Перед глазами – перевёрнутый мир. Как же это нелепо – умирать, повиснув вниз головой.

Из пасти женщины-титана пахнет кипящей кровью. И гнилью.

Распахнутая пасть приближается. Кровь приливает к голове, стучит в висках. Перевёрнутый мир окрашивается в мелькающие чёрно-фиолетовые круги. Уже ничего не видно, ничего не ясно. Мелькают только отдельные куски воспоминаний.

Челюсти с хрустом смыкаются. Слышен чей-то крик.

Стальная хватка отчего-то ослабевает. Мелькают этажи – пятый, четвёртый, третий…

Удар об землю. Мысли вышибло вместе с дыханием. Слабый, сдавленный, будто говорящего тошнит, голос сквозь чёрно-фиолетовую пелену:

- Армин! О, Господи…

Провал.

Потолок с низко нависшими деревянными балками. Свет в окне. Острый цветочный запах – настолько острый, что начинает подташнивать. Чёрно-фиолетовая тень всё ещё пляшет перед глазами, путается в солнечных лучах. Слабые отголоски слов – как сквозь толщу воды:

- … Невозможно восстановить. Необходима операция, иначе не избежать заражения…

Пытаешься подать голос, но чёрно-фиолетовая тень вновь накрывает с головой, топит свет внутри. Давит в зародыше любую попытку хотя бы пошевелиться, садится на грудь и пьёт дыхание – до самого дна, оставляя лишь жалкий хрип.

И, наконец, отпускает.

За окном – вечер. Сквозь неширокое окно видно небо – насыщенно-синее, без единого облака. Только над крышами оно чуть светлее. Кажется, город не разрушен до основания. Тело лёгкое и слабое – настолько слабое, что Армин отвёл взгляд от картины за окном, увидел покоящиеся поверх тонкого одеяла бледные руки. Дышать стало немного легче. Не сожрали. Странно, он ведь был уверен – челюсти женщины-титана сомкнулись… Наверное, шутка больного воображения. Он жив, это точно. Будь на его месте верующий идиот, он бы ещё посомневался – а может, он в Раю? Слишком сильно пахнет цветами и неестественной стерильностью. Но Армин не верил, что загробный мир может быть так похож на обыкновенный госпиталь. Палата крохотная, кажется, здесь только и уместилось, что узкая койка да окно с широким подоконником – наверное, поэтому он здесь один.

Тяжёлая дверь слегка скрипнула, и Армин повернул голову. Пол и потолок закачались, грозясь поменяться местами, в затылке что-то сильно заныло. Но хватило сил различить фигуру сестры милосердия в длинном тёмно-сером платье, с белой повязкой на лице.

- Очнулся.

Голос сухой и бесстрастный. Как и у любого человека, который каждый день любуется на искалеченных, больных, мёртвых. У любого солдата. У любого медика. Если каждую боль чувствовать, как свою собственную, можно попросту рехнуться. И всё же вопрос, волнующий больше всего, сам срывается с губ:

- Когда я смогу снова сража…

Пустой, равнодушный взгляд светло-серых глаз.

- Нужно сменить повязки.

Откинутое одеяло. И странное, полуреальное зрелище. До колена – всё те же привычные, тощие ноги, кое-где оставили багровые следы врезавшиеся в кожу ремни. Ниже – смятая, бело-серая простыня. И граница – бинты, потемневшие от засохшей крови.

Смутные воспоминания толпятся в голове, натыкаясь друг на друга. Смыкающиеся челюсти женщины-титана. Хруст разрываемой плоти. Мгновение боли.

Картинка сложилась, вспыхнула в мозгу особенно остро. Ухмыляющаяся чёрно-фиолетовая тень снова сомкнула душащие объятия.

========== Глава II ==========

Госпиталь святой Розалии снаружи смахивал на жилище богатой старухи, которой нечем себя занять, кроме светских бесед и неспешных прогулок: старинное каменное здание с узкими окнами утопало в белоснежных лилиях и кустах сирени. Ещё на подходе в нос забивался дурманящий, слишком сильный аромат. Высокая каменная ограда, увитая зеленью, ажурная решётка ворот, вымощенная белым камнем дорожка, ведущая к дверям.

Шаг за дверь – шаг в иную реальность. Реальность, где лежат вповалку искалеченные люди – не всем хватило кроватей. Солдат, гражданский – войне без разницы, кто попался под руку.

В маленькой душной комнате у самого чердака нашлось место для какого-то торговца, все травмы которого исчислялись лишь жалкими ушибами. Армина же быстро перевели сюда – в общую палату. Бросили в углу, на полу, подстелив застиранную простыню с коричневатыми разводами.

Здесь пахло лилиями – и сладковатой, тошнотворной гнилью. Сиренью и рвотой. Лекарствами, грязным тряпьём и пылью. И больше не было окна. Только глухая стена – и лежащие рядом обрубки людей.

Мысли?.. Чувства?.. Ничего. Только монотонные, серые дни, наполненные своей и чужой болью. Только кошмары – и ничего больше. Смерть. И ярость, глухая ненависть к самому себе, к титанам… Наяву – те же сны. Тени сменяют друг друга, исчезают, тают где-то вдалеке.

Истерично кричащая женщина, отвесившая ему пощёчину:

- Вы должны были защищать нас, а не жертвовать нами! Моя дочь… моя бедная девочка…

Звенящий, режущий голос Микасы:

- Вы хотите их вылечить или похоронить?! Нельзя содержать больных в таких жутких условиях!

- Нам не хватает ни места, ни лекарств. Слишком много жертв. Между прочим, по вашей милости!

Иногда не ясно, приходил ли кто-то на самом деле, или приснился в череде бесконечных кошмаров. А может, приснилась вовсе вся жизнь. Теперь Армин уже сомневался в том, что выжил в бою. Быть может, он уже мёртв, просто места в Раю ему не нашлось.

Быть может, так на самом деле выглядит Ад.

***

Армин лежал на полу, уткнувшись лицом в стену, и ощупывал её прохладную поверхность – так, словно это была не простая каменная кладка, а крайне любопытная головоломка. Исхудавший. Бледный.

Эрен нервно сглотнул, останавливаясь рядом. Пялиться на чужие увечья по меньшей мере неприлично, но он не мог отвести взгляд, рассматривал снова и снова, пытаясь уложить в голове короткую, безжалостную мысль.

Армин больше никогда не сможет ходить.

Если бы он принял форму титана чуть раньше, если бы смог подавить неуместные эмоции, его лучший друг сейчас стоял бы в строю, а не корчился на полу госпиталя, не замечая никого и ничего. В том числе прихода Эрена.

Голос отчего-то сел. Что сказать? Как говорить теперь?.. Мне очень жаль? Прости? Почему-то казалось – слова придут сами, когда он увидит Армина. Увидев же, он потерял даже те жалкие остатки, что придумывались по пути. В конце концов, он присел рядом и еле слышно шепнул:

- Привет, Армин.

Еле слышно – но тот, кому слова предназначались, услышал и, вздрогнув, медленно обернулся.

Раньше Эрену казалось – он уже знает, что такое страх. Он смотрел в глаза титанам, он видел чужие смерти, он видел всё! Но по-настоящему боялся он сейчас, ожидая от друга детства каких угодно слов. Криков. Обвинений.

- Чем закончился бой? Вы поймали её?

Каких угодно – но не жёсткого, спокойного тона, изо всех сил скрывающего волнение. Эрен нервно сглотнул, подавляя порыв хорошенько встряхнуть друга, привести в чувство. Никогда, даже в самые ответственные моменты, он не говорил так. Один взгляд в глаза – и тут же снова в пол. Нет. Не скажет. Оказывается, на простой разговор может понадобиться больше сил, чем на самую серьёзную битву.

- Чем закончился бой?! – настойчивее повторил Армин, вцепляясь пальцами в край простыни. – Не молчи! Микаса не успела сказать. Вы захватили женскую особь?!

- Тише, - шикнула проходящая мимо сестра милосердия. – Вы здесь не одни. Не мешайте отдыху пациентов.

Шикнула – и снова испарилась, только послышался едва ощутимый шелест серого платья. Эрен молчал, открывал рот, собираясь начать, давился словами – и они слетали с языка в виде невнятного, затянувшегося кашля. Мешали потемневшие повязки, кажется, вросшие под кожу, мешало простое понимание, насколько неисправимо подобное увечье.

- Нет. Я уничтожил оболочку, но… мы не смогли. Она заточила себя в какую-то капсулу, которую никак не могут вскрыть, и…

Если бы в мире существовала справедливость, то сейчас в голову должна была прилететь молния. Лучше – несколько. Или прицельно рухнуть одна из балок, поддерживающих потолок, и раздавить в лепёшку. Да что угодно, лишь бы перестать смотреть на изуродованные обрубки, лишь бы не продолжать.

- «Мы» не смогли? Может, это ты не смог?

Говорят, на правду обидеться невозможно. Враньё. Справедливые упрёки ранят намного сильнее, чем беспочвенные обвинения. Он-то успел наслушаться и того, и другого.

- Я… я смог преобразиться только… только тогда, когда она тебя схватила. Я испугался, что она убьёт тебя, хотел защитить, но, но…

Слова вылетали торопливо, поспешно, одно за другим. И, кажется, не достигали цели. Армин уставился в потолок, словно не слыша. Или попросту не слушая.

- Ты подвёл меня. Всех нас. Всех их.

Армин не уточнил кого именно – их. Да и не стоило. Эрен старался не смотреть по сторонам, на глухие, полные боли взгляды изувеченных, переломанных людей. Они этого не заслужили. Никто не заслужил. Но разве он сам этого хотел? Разве здесь только его вина?!

Усталый, измученный взгляд.

- Уходи.

- Но…

- Уходи! – громче повторил Армин. Недоброжелательный взгляд очередной женщины в сером – они похожи друг на друга. Как будто сёстры милосердия – такая же бездушная часть госпиталя, как каменная кладка, деревянные балки, пахнущие чем-то неприятным простыни. Как тошнотворный цветочный запах, перебивающий запахи болезни и смерти.

- Я уйду. Но я ещё вернусь, обещаю.

Равнодушие. Остекленевшие, пустые глаза, уставившиеся в одну точку. Если бы не слабо подрагивающие руки, не вздымающаяся грудь, можно было бы подумать, что перед ним – мертвец. Эрен с трудом отвёл взгляд и направился к выходу. Две мысли – всего две.

Армин больше никогда не сможет ходить.

Он больше никогда не сможет смотреть Армину в глаза.

========== Глава III ==========

Сквозь плотно переплетённые ветви деревьев почти не видно неба: только изредка мелькал и тут же исчезал заплутавший луч солнца. Земля покрыта небольшими пятнами тусклого света. Под ногами – тёмно-зелёная трава. Впереди маячит фигура в униформе Легиона Разведки: не оборачивается, лишь спешит куда-то. Он идёт следом. Идёт?.. Воспоминания мелькают в голове, но стремительно тают, словно их и не было. Остаются только чёрное и белое крыло, едва различимые в полумраке.

- Постой! – Армин бежал, спотыкался, падал, но вставал снова и снова. Отчего-то хотелось нагнать неизвестного солдата, сдёрнуть с его головы капюшон, посмотреть на лицо. Кто этот человек? Почему это так важно?..

Вот, наконец, они поравнялись. Лёгкий шелест то ли ткани плаща, то ли листвы – и солдат обернулся. Удивлённые, широко распахнутые карие глаза смотрели в упор. Ничего необычного или даже жуткого. Если бы не память. Память, исчерченная кровью.

- Но ты же… - растерянный шёпот не сильно смутил девушку. Она улыбнулась – светло, успокаивающе.

- Пойдём. Не стоит останавливаться.

Может, он ударился головой, и всё, что произошло после – плод больного воображения? Может, он валялся без сознания, а теперь очнулся? Но почему они здесь, в лесу, совсем одни? Где все остальные?

- Пойдём, - повторила Петра. – Я должна отвести тебя к ним.

Прозвучал ли последний вопрос вслух? Может быть. Мир вокруг расплывался, тонул в дрожащем полумраке. Нереальный, зыбкий. Кажется, дотронешься рукой – и расползётся, как истлевшая дырявая занавесь. Нужно идти.

Деревья расступаются: впереди поляна с раскинувшимся на ней лагерем. Армин смотрел по сторонам, видел знакомые лица, беззвучно повторял имена, с каждой секундой всё сильнее понимая невозможность происходящего. Он замер у границы поляны – и Петра удивлённо посмотрела на него:

- Что-то не так?

- Вы мертвы, - голос дрогнул. Нет. Не бояться, продолжать, говорить дальше. – Вы все погибли.

Петра пожала плечами, протянула руку, сжала запястье Армина, точно в тисках. Холодная, липкая, неподатливая ладонь. Сотни глаз теперь смотрели прямо на него.

- Твоё место – с нами. Мы ждали тебя, а ты не явился. Как это понимать?.. Может, ошибка?

- Ошибка? – глухо переспросил Армин, толком не слыша собственного голоса. Бояться не получалось, слишком происходящее походило на абсурд. Загробного мира нет, как бы ни хотелось верить в обратное. Мёртвые не возвращаются, чтобы увести за собой живых.

Лес вокруг начал таять, сменяясь широкой городской улицей. Армин стоял – и не мог отвести взгляд от возвышающейся над домами женщины-титана, от маленькой человеческой фигурки в её руках. Безумный рёв – и она легко, будто не прилагая усилия вовсе, разорвала солдата напополам, со всей силы швырнула об землю. Разодранное тело рухнуло неподалёку, размазалось по мостовой кровавой кляксой. Верхняя половина – на левой стороне, нижняя – на правой. Между ними - розовато-багровая дорожка вывалившихся внутренностей. Армин приближался к телу на негнущихся ногах: он уже знал, чьи глаза будут смотреть на него с остатков треснувшего, залитого мозгами и кровью лица.

- Это ложь. Она не убила меня. Я жив. Жив!

- И что в этом хорошего? – Петра передёрнулась: её голова качнулась на переломившейся шее, откинулась назад, почти касаясь затылком лопаток. Даже у мёртвой глаза продолжали смотреть, смотреть неодобрительно, словно он сказал нечто кощунственное. – В нашем мире нет титанов, Арлерт, нет войны. Скоро с нами будут наши друзья, наши семьи – все до одного…

Голос постепенно затихал, отдалялся. Колени подломились, стремительно ослабнув. Армин уже не смотрел вниз: он знал, что увидит ставшие почти привычными обрубки, не похожие на человеческие конечности.

Город вокруг горел.

Тела теперь покоились повсюду: никто и не думал убирать их с улиц. Или просто некому? Жан, у которого в щели расколотого черепа копошились личинки мух. Одиноко развевался на ветру красный шарф Микасы, неподвижно застывшей у стены: сквозь развороченную грудную клетку видны обнажившиеся рёбра. Голова командора Эрвина, валяющаяся в стороне от раздавленного рухнувшей стеной тела. Тяжёлый, душный запах горящей плоти и гнили. Слишком хорошо знакомый запах.

Все мертвы. Все до одного. Он один посреди мёртвого города, по которому мрачными тенями слоняются уродливые фигуры титанов. Он один – и не может встать, не может уйти, не может помешать им…

Чёрная тень накрывает с головой. Эрен, всё-таки принявший форму титана. Облегчённый вздох не успевает сорваться – он запрокидывает голову и рычит. В горящих зелёных глазах – ни следа разума.

- Эрен… Эрен, очнись! Ты… ты не узнаёшь меня? Эрен!

Титан ухмыляется – и заносит руку, как будто намереваясь прихлопнуть надоедливое насекомое. Врываются в мозг беспощадные голоса мёртвых товарищей:

- Ты бесполезен.

- Ты не сможешь никого спасти…

И лишь за ничтожное мгновение до того, как рука титана опускается, Армин вырвался из оков кошмара. Вырвался – и долго смотрел в потолок, пытаясь отдышаться. На щеках мокро. Пот? Слёзы?..

- Почему вы плачете, мистер? Вам больно?

Чуть в стороне, на такой же грязной простынке, пристроилась девочка с забинтованной рукой. Наверное, у её родителей не нашлось денег, чтобы заплатить за более приличные условия для малышки, а может, у неё и вовсе нет родителей. Из всех людей, лежащих вокруг, она одна обратила внимание на чужую боль. Как будто ей мало своей.

- Как тебя зовут? – силясь забыть жуткие картины сна, прошептал Армин. Малышка подползла ближе, широко улыбнулась:

Дальше