- Агни. Вы не видели моего папу? Он высокий, очень, а волосы у него как у меня, и ещё усы, - для большего сходства девочка подцепила здоровой рукой прядку тёмных волос и приложила к губам. – Он пошёл в церковь. Сказал, что скоро придёт. Когда всё рушилось, я испугалась и убежала, а потом мне сказали идти сюда, потому что так папе будет легче меня найти. Я уже давно жду, а его всё нет и нет!
Армин молчал. Молчал, понимая: шанс, что мужчина просто потерял свою дочь и не может отыскать, почти нулевой. Самое вероятное – отец Агни погиб, пытаясь отыскать её после появления женской особи. Девочка, правильно поняв молчание, грустно протянула:
- Ну вот… Его почему-то никто нигде не видел. Но папа же придёт за мной, правда? Папа слишком любит меня, он не бросит меня здесь… Ой, уйди уже!
Последняя часть фразы относилась к наглой жирной мухе, попытавшейся сесть девочке на нос. Жужжа, насекомое переместилось на стену. Армин занёс руку, чтобы прихлопнуть его – и вздрогнул. Вспыхнули где-то в памяти безумные глаза Эрена, поднятая для удара рука. Нет. Титана.
Муха улетела куда-то в сторону – туда, где Армин при всём желании не смог бы её достать. Ничего страшного.
Пусть она и просто насекомое… даже мелкие твари хотят жить.
========== Глава IV ==========
Присохшие повязки отдираются с трудом – кажется, легче содрать лоскут кожи. Там, под бинтами, невыносимо чешется, почти горит. Сильнее боли, сильнее разума – только желание прекратить невыносимый зуд. Армин стискивал зубы, приказывал себе терпеть – и снова скрёб неаккуратные швы, покрытые жёсткой коркой, сдирал её и кусал губы, чтобы не взвыть в голос. Под ломающимися, содранными ногтями расходились края ран, расползались тонкие повязки. Внутри словно поселилось что-то мелкое, копошащееся, щекочущее. Например, личинки мух, вгрызающиеся в плоть изнутри. Армин поднял руку – и зажмурился, чтобы не видеть засохшую кровь, забившуюся под ногти.
Нужно терпеть. Держаться. Когда заживёт – станет легче. Если расчёсывать – занесёшь инфекцию. В такт этим словам всегда киваешь, не задумываясь: они невыполнимы. Трясущиеся руки сами собой тянутся к зудящим местам, впиваются в плоть не хуже зубов титана – и раздирают так же беспощадно. Боль, которую почти жаждешь, чтобы заглушить ею другую – ту, что гораздо хуже. И почти ненавидишь того, кто перехватит нервно сжимающиеся пальцы на полпути, скажет настойчиво и мягко, будто приказывая и умоляя одновременно:
- Не надо.
Кажется, эта рука реальна – как реальны внимательные зелёные глаза, смотрящие почти в упор. Эрен. Снова.
- Отпусти.
- Если не будешь чесать – пущу.
- Не буду.
Пальцы, сдавливавшие оба запястья, разжались. Армин устало выдохнул, отворачиваясь. Повисла тишина, как и во время их первого разговора. Тишина, пахнущая пыльным полумраком, от которого свербит в носу, болят привыкшие к свету глаза.
- Я тут перекусить принёс, а то тебя тут, по-моему, плохо кормят, - лёгкий тычок под выступающие рёбра, нарочито весёлые интонации. – Давай, бери. Я что, просто так всё это тащил? Между прочим, у Саши отвоёвывал…
- Лучше бы я умер.
Эрен подавился остатком фразы, замер. По крайней мере, теперь нет этой невыносимой притворной радости. Не чувствуешь себя разбившим коленку ребёнком, вокруг которого, дурачась, скачет сюсюкающий взрослый. Все слова почему-то кажутся фальшью. Как можно радоваться? Чему?..
В плечи вдавились чужие пальцы – даже немного больно. Эрен говорил, и с каждым словом яростный огонь в глазах полыхал всё ярче:
- Ты можешь говорить что угодно. Можешь мне врезать, если хочешь. Но не смей… не смей сдаваться. Хватит себя жалеть! Знаешь, сколькие погибли? Сколькие ещё погибнут?! А ты – ты жив, и…
- Что со мной будет?
Беспомощность. Растерянность. Будто ведро холодной воды, выплеснутое на разгорающееся пламя.
- Что со мной будет? – повторил Армин, опираясь на плечо Эрена. – У меня нет даже собственного дома. Я не смогу больше сражаться. Если вообще отсюда выйду. Знаешь, сколькие лежали здесь, рядом? А сказать, сколькие ушли? Скольких унесли?!
Уже не слова – крики, на которые оборачивались все, кто мог позволить себе такую роскошь. Не слова – обнажённое отчаяние, слишком долго копившееся внутри. Он не чувствовал себя, не чувствовал мира вокруг, не помнил, что говорил дальше. Полумрак сгустился, окружил тяжёлым, пульсирующим туманом. Армин тонул в нём, всё слабее слыша, как со стороны, собственные короткие выкрики, на какие только хватало воздуха. Уже не связные предложения – невнятные звуки на одной ноте, тот же нечеловеческий вой. Так проваливаешься под воду – понимая, что кричишь, но не слыша толком, только заливается в горло жидкий холод.
Пощёчина. Словно рывок к поверхности. Несколько мгновений Армин лишь судорожно хватал ртом воздух. Сил не осталось, и он устало повис на руках Эрена. Кажется, плакал, беспомощно, совершенно по-детски утыкаясь лбом в плечо. Лишь бы забыть, пусть на секунду, но забыть. Почувствовать тепло – не привычный душащий холод и тишину.
А жёсткие ладони тем временем ерошили спутанные волосы, аккуратно перебирали тонкие пряди. Обнимали крепко, едва ли не силой вынуждая принять чужое тепло, оставить попытки отогреться в одиночестве.
- Я не знаю, что будет потом, Армин. Не знаю. Одно могу сказать точно: я тебя не оставлю. Я не дам тебе вот так запросто сдаться. Ты будешь бороться. Будешь жить.
Слишком крепко, слишком близко, слишком долго. Словно они срослись воедино, не в состоянии оторваться. Глупое, отчаянное и такое пустое, если бы вдруг всё же прозвучало: «Ты мне нужен». Лёгкое прикосновение жёстких обветренных губ к виску – и Армин вздрогнул, стряхивая побежавшие по спине мурашки. Слишком. Близко.
Эрен отстранился – кажется, даже покраснел. Хотелось удержать, продлить мгновения тепла – а может, и большего, чего-то, что Армин даже сам пока не мог понять. Самообладание постепенно возвращалось к нему. Нет. Не думать о странной мысли, мелькнувшей где-то на задворках сознания – прижаться ещё сильнее, ловить губами чужое дыхание, гладить по спине, целовать… Целовать?!
- Тебе… тебе всё-таки нужно немного поесть.
Армин сделал глубокий вдох, зажмурился, вытряхивая из головы безумно странные образы и чувства. Может, он сходит с ума? Такое можно подумать о девушке – о любимой девушке. Никак не о лучшем друге. Правильнее сделать вид, что всё в порядке, что ничего не произошло. Да ведь и не произошло, по сути дела.
- Ты прав. Пожалуй.
После Армин задумчиво грыз слегка чёрствый хлебец – не иначе как из пресловутых запасов Саши, о которых впору было складывать легенды – и старательно гнал от себя неясные, странные размышления.
Что такое, в сущности, «девушка», «возлюбленная»? Абстрактный, пустой образ, лишённый жизни. Мёртвая, выдуманная картинка. Ради какой-то там ожидающей в отдалённом будущем «девушки», пусть даже «любимой», не хотелось ни сражаться, ни жить.
Но стоило хотя бы попытаться. Ради Эрена.
========== Глава V ==========
Свету, бьющему в глаза, радуешься недолго, стоит лишь понять: рушится отделяющая тебя от остального мира стена. Армин едва сумел откатиться в сторону, и его обдало каменной крошкой и пылью: кольями вздыбились доски проломленного пола. Кому-то повезло меньше: чуть в стороне дёргалось нечто, больше похожее на раздавленного жука, чем на человека.
- По… мо… гите…
Сердце панически колотилось – так быстро, словно пыталось вырваться из опутывающей сетки вен и артерий, сбежать, оказаться как можно дальше. Титаны. Откуда они здесь – да неважно! Бежать. Бежать, скрыться! Только как, как, чёрт возьми?! Армин беспомощно посмотрел на волочащиеся за ним мёртвым грузом остатки ног.
Пахло кровью и лилиями.
Те, кто ещё мог, бежали – бежали от огромной руки, начавшей протискиваться через пролом в стене. Армин перевернулся на живот, вцепился руками в пол, подтягивая непослушное, будто одеревеневшее тело. Бесполезно. Далеко так не уйдёшь. И всё же он продолжал ползти, даже когда из-под содранных ногтей потекла кровь, продолжал цепляться за пыльные застиранные простыни и шероховатое дерево. В кончики пальцев врезались мелкие занозы.
Сбежать. Скрыться. Только не титаны. Только не здесь. Как они прорвались сквозь стены?! Если они за стеной Сина – значит, всё кончено. Стены потеряны. Их всех сожрут, всех до единого.
Обрывающиеся крики, хруст и треск… Не видеть. Не слышать.
Рука подбирается ближе, бесцеремонно обхватывает, волочёт к себе. Армин повторял про себя, что помощь придёт, повторял, не открывая глаз. Веки дёргались, норовя разомкнуться. Нет. Не видеть. Не смотреть.
Горячее дыхание титана, обдающее паром.
Всё кончено.
Армин открыл глаза – и не увидел света. Сердце, отыгрываясь, замерло, чтобы через пару секунд продолжить биться. Абсолютно целая стена госпиталя, спокойно спящие пациенты. Ночь. Сон. Очередной кошмар, настолько реальный, что хотелось по-детски расплакаться от облегчения.
- Всё в порядке, - шепнул самому себе Армин – просто чтобы услышать собственный голос и убедиться в реальности этой ночи, дыхания спящих пациентов рядом и далёких болезненных стонов какого-то почти полностью перебинтованного бедолаги. Спать больше не хотелось. Там, за чертой сна, живут все его тайные страхи, которые он старательно гонит от себя днём. Ждут, пока он снова окажется в их власти.
В душном ночном воздухе пахло кровью и лилиями.
***
Госпиталь невозможно потерять – хотя бы потому, что резкая цветочная вонь ощущается ещё за пару кварталов. Эрен чихнул и потёр нос: как вообще можно дышать этой дрянью круглые сутки? Ещё на подходе хотелось прихватить с собой немного чистого воздуха, несущего запахи полуденной жары и свежей выпечки из ближайшей кондитерской.
Город живёт, будто не замечая разрушенных домов и не помня недавних смертей. Только изредка натолкнёшься взглядом на плачущую женщину, на нервно переговаривающихся торговцев – и даже в этом малоприятном зрелище почувствуешь жизнь.
В госпитале святой Розалии время остановилось.
Армин почти не изменился с их последней встречи – лишь ещё сильнее похудел, лишь проступили под глазами тёмные круги и ввалились щёки. Кажется, он даже не поменял позу – всё так же полусидел, опираясь на локти и привалившись спиной к стене. Он смотрел прямо перед собой, и лишь слабо кивнул, услышав робкое приветствие.
Каково это – лежать здесь день за днём, наедине со своими мыслями? Справился бы он сам с мыслью, что никогда не сможет больше сражаться с титанами, никогда не сумеет даже встать? Эрен передёрнулся от короткой мысли: «Я бы рехнулся».
- Ты как?
Глупый, дежурный вопрос. Такие слова всегда вырываются, когда не знаешь толком, что сказать, как подбодрить, и пытаешься поймать хоть одну из разбегающихся мыслей. День за днём – один и тот же потолок с протянувшимися деревянными балками, полумрак, стоны и крики других больных… Страшно. Не лучше, чем на поле боя. И такая духота… наверное, он хотел бы вырваться, освободиться. Вот и решение.
- Армин, может, прогуляемся?
Взгляд бьёт наотмашь – непонимание, даже лёгкая обида. Звучит и в самом деле странно – Эрен никогда не умел подбирать слова.
- Я тебя понесу.
- Покидать территорию запрещено! – словно из воздуха, за спиной возникла одна из местных «призраков» в серых платьях. Они решительно не нравились Эрену. Конечно, ежедневно сталкиваясь с чужими болезнями и смертью, сложно не стать циником, но всё же как хочется размазать по стенке тех, кто вспоминает о больных лишь тогда, когда те собираются нарушить какие-нибудь надуманные правила!
Армин не ответил – лишь потянулся к нему, прижался к спине, крепко обхватил плечи. Эрен нашёл в себе силы ободряюще улыбнуться, гоня невесть откуда возникшую дрожь. Он таскал лучшего друга на спине когда-то в детстве, когда Армину случилось подвернуть ногу – и хорошо запомнил, каким тяжёлым показался вроде бы мелкий мальчишка. Сейчас же – слишком легко. Пугающе легко.
Он предпочёл бы унести Армина как можно дальше отсюда, в те части города, куда не добирается липкий запах чёртовых лилий. Чтобы друг тоже вспомнил, как пахнет живой воздух, не отравленный мерзкой вонью. Но мог лишь вынести на свет, туда, где «аромат» был ещё сильнее.
По крайней мере, здесь светло.
Армин щурился, отводил взгляд – за время, проведённое в полумраке общей палаты, он успел забыть, сколь ярким и беспощадным бывает солнечный свет. Тощие, отдающие синевой руки с силой цеплялись за плечи, и постепенно уходило ощущение лёгкости. Странно – уставать и одновременно чувствовать облегчение. Так забываешь, сколь беззащитен сейчас тот, кого он так хотел защищать.
- Эрен, тебе когда-нибудь снились кошмары?
Вопрос прозвучал неожиданно в звенящей, жаркой тишине. Эрен растерянно покосился на друга, не зная, что ответить. Ему вообще не снились сны – почти никогда, может, только пару-тройку раз. Обычно он проваливался в сон, как в бесконечную черноту, и порой казалось, будто между засыпанием и пробуждением не минуло ни единой секунды. Но, если вспомнить пресловутые исключения…
- Иногда бывает.
Армин прижался щекой к плечу. Дрожь – мелкая, едва ощутимая. Эрен закусил губу. Больше всего на свете он ненавидел чувствовать себя беспомощным. Титаны материальны; пусть с трудом, но с ними можно разделаться. По крайней мере, в это он верил. А как бороться со страхом, который невозможно схватить и разорвать надвое, растоптать, проткнуть мечом? Особенно если это не твой собственный страх.
- Я не помню, когда в последний раз спал. Не хочу снова видеть смерть. Мою смерть. Каждый раз по-разному, но всегда конец один и тот же.
- Ну, конец у всех один и тот же, - Эрен попытался усмехнуться, но вышло невесело. – Просто кто-то подыхает в постели, а кого-то сжирают титаны.
Армин дёрнулся, словно от удара, и Эрен сообразил, что сморозил очередную глупость. Армин никогда не вёл себя так. Словно каждое слово не улетало в воздух, а вонзалось в обнажённые нервы.
- Эй, я ни на что не намекал.
- Я здраво оцениваю свои перспективы, – слишком серьёзный голос, чёткие, режущие слова. – Либо я стану обузой для тебя и остальных, либо умру.
- А варианта, что ты не так уж бесполезен, у тебя нет?! – Эрен почти злился; хотелось повернуться, посмотреть другу в глаза. – Мозги-то тебе не откусили! В конце концов, на инвалидной коляске ты сможешь передвигаться сам – ты же можешь сидеть? Так что «подыхать в постели» - точно не про тебя. У тебя будет жизнь – нормальная жизнь, так что нечего раскисать.
Эрен замолчал, переводя дыхание. Он не ждал ответа. Армин зажмурился, устало выдохнул.
- Я не увижу мир за стенами.
Покачивались на ветру густые гроздья пахучей сирени. Солнце спряталось за облаком, и стало чуть темнее.
- Увидишь. Там же не обязательно ходить пешком. В конце концов, пристроишься в телеге. А если где-то будет не проехать – я просто тебя потащу.
Ведь они сражались с титанами ради мира за стенами – неведомого и потому прекрасного. Порой Эрену казалось: Армин забыл, оставил себе лишь усталость и стремление одолеть титанов. Нет. Помнит.
В глубине сада скрывалась старая каменная скамья, где Эрен осторожно пристроил лучшего друга: сколько ни говори о лёгкости, а спина явно имела насчёт переноски людей совсем другое мнение. Сам он сел рядом, запрокидывая голову и вглядываясь в пронзительно-голубое небо с редкими обрывками облаков. Смотрел – и успокаивающе сжимал дрожащую ладонь Армина, сжимал неосознанно, не задумываясь о том, положено ли так успокаивать или нет.
- Эрен… - едва начав говорить, он осёкся, будто разом растерял заготовленные слова и теперь мучительно пытался их вспомнить. Эрен ждал. Ему казалось – сейчас он услышит что-то важное, слишком сильно вцепились в руку бледные пальцы, слишком умоляюще смотрели голубые глаза – совсем близко, стоит только наклониться, и столкнёшься лбами. На губах застыл слабый отголосок чужого дыхания. Они сближались – медленно, сами того не замечая, гипнотизируя друг друга взглядом. Армин облизнул пересохшие губы и шепнул:
- Ненавижу лилии.
Снова кончились слова. Наверное, им тоже не нравится запах лилий и сирени, вот и разбегаются во все стороны. Они снова молчали, но прежнее напряжение постепенно развеивалось. Может, таяло на солнце, как кусок брошенного на сковородку масла.