Он сбросил накидку и оперся о стол, приспустив штаны вместе с бельем. И вздрогнул от первого удара, расслабившись, в этот раз владыка больше ласкал перед разлукой, чем наказывал. Креван прогибался и раздвигал ноги, боль горячо разливалась по ягодицам, собираясь в паху нестерпимым желанием. И очень скоро владыка отбросил трость, прощая своего неразумного мужа, и наконец-то распустил завязки на штанах:
— Не молчи, Креван, или ты позабыл о молитве.
— Великий отец возлюбил нас… Любовь долготерпит, милосердствует… любовь не завидует… не превозносится, — шептал Креван на каждый толчок, внутрь и наружу, удовольствие каталось в нем расплавленным золотым шаром, — да будут слова сии в сердце моем…
— Побереги Найриса для меня, — мягко сказал владыка, дыхание его даже не сбилось, но звездный огонь его магии полыхал вокруг них, сейчас это было так явственно видно.
И тогда Креван зажал себе рот ладонью, не давая вырваться греховным словам, до чего же порочен он был и слаб, подобно всем прочим омегам.
Через три дня после отъезда владыки он отправился к Найрису, воображая, как сталкивает того с башни или топит во рву.
Найрис что-то писал, неловко сидя на краешке высокого стула, и обернулся, когда первый лорд вошел в кабинет. Что можно находить в таком омеге, кроме происхождения, конечно, раздраженно подумал Креван, тихая омежья прелесть злила безмерно. Эти глаза, как у мучеников со священных картин, по ним и не скажешь, сколь Найрис строптив и злонравен.
— Что тебе нужно, — тот обернулся, не соизволив встать.
В комнате тонко пахло приближающимся омежьим недомоганием.
— Пришел проведать, — Креван дернул плечом и заметил, как тревожно смотрит Найрис в окно, как будто кого-то ждет.
Наверняка завел себе воздыхателя среди местных дворянчиков, как это принято у благородных омег. У самого Кревана тоже было такое, и он даже позволил одному юному альфе прикоснуться устами к устам, цепенея от мысли, что владыке станет об этом известно. Это случилось на прошлом Весеннем балу, так волнующе.
— Что тебе нужно, — повторил Найрис.
— Позволь тебе помочь, — начал было Креван и вдруг замер, пораженный такой ясной и простой мыслью: ведь если у Найриса есть сердечная привязанность, она легко может перерасти в любовную связь, когда старшего мужа нет дома, а двери и окна распахнуты настежь.
— Уходи, — Найрис поднялся, блеснув брачным браслетом из сплетенных золотых нитей.
— Хорошо, — Креван поставил на столик причудливую коробочку с конфетами. Вообще-то, он их собирался на обратном пути съесть. Флакон с зельем остался в кармане его накидки. — Это тебе. Угощение в знак нашей будущей дружбы.
— С чего это вдруг?
— Ну, я подумал, мы все же оба супруги владыки и должны жить в любви и согласии.
Найрис хотел подойти к нему, но вместо этого схватился за тесно застегнутый ворот накидки.
— Спокойных снов, — Креван церемонно поклонился и покинул покои второго лорда.
========== Глава 3 ==========
В этот день было очень ветрено, и Лаки долго кружился и кувыркался в воздухе, радуясь буйству своей стихии. А потом посадил планер на крошечном выступе на крыше Белого замка и прыгнул вниз, поймав попутный вихрь, с одной почтовой сумкой в руках. Лорд Найрис не ждал его на галерее, и Лаки нахально проскользнул в его покои.
И на мгновение потерял ориентацию из-за ударившей по всем чувствам волны омежьей магии. Он замер и чуть не столкнулся с первым лордом, едва успев скользнуть в нишу со статуей. Первый лорд прошел мимо, ничего не заметив, и на его губах, ярких, как он сам, играла прелестная улыбка.
Лаки прижался лбом к статуе, пытаясь прийти в себя. Магическая вспышка была не у первого лорда, а значит… значит… лорд Найрис… Он с тихим стоном сжал себя между ног — там тоже было на грани, как и во всем теле. Мир вокруг полыхал тонкими оттенками и насыщенными ощущениями, близость высокородного омеги в пике своей прелести делала его таким прекрасным.
Лаки никогда не доводилось находиться рядом с омегами благородного сословия в эти дни, даже его омега-отец и брат всегда запирались в дальних комнатах, куда ему не было хода. А низкородные, с которыми он привык развлекаться, радовали в свои дни лишь слабыми вспышками, не дотягивающими даже до обычного магического фона дворян.
“Надо уходить от греха подальше”, — подумал он, но, как завороженный, направился не наружу, а внутрь, туда, в самую сердцевину магии.
— Лорд Найрис, — он улыбнулся и слегка поклонился, заходя в кабинет, — королевская почта, к вашим услугам.
— Приветствую, господин гонец. Пожалуйста, положите на стол, — лорд Найрис стоял около окна, нервно ломая белое перо. На его щеках горел лихорадочный румянец, а на пальцах темнели пятна от чернил — как кровь безвременно погибшего пера.
Лаки сглотнул, подходя к столу. Дрожащими руками выложил несколько посланий и застыл, уставившись на лорда Найриса.
— Я сегодня нехорошо себя чувствую, — прошептал тот. — Простите, что не могу достойно принять.
— Я вижу, — сказал Лаки медленно и сделал несколько шагов к нему, — вижу, милорд…
— Не надо, — лорд Найрис вжался в стену, тяжело дыша. Губы его приоткрылись, а глаза влажно блестели.
— Вы испачкались, милорд, разве можно так обращаться с писчими принадлежностями, — хрипло сказал Лаки и взял его за руки. — Позвольте мне…
И лорд Найрис не сопротивлялся, когда Лаки прижался губами к его ладони, а потом, осмелев, лизнул чернильное пятнышко.
Лаки поцеловал его запястье, задыхаясь от восторга, и по лицу лорда Найриса прошла судорога.
— Прекратите…
— Пожалуйста, — Лаки распустил узел его шейного платка и лизнул в обнажившуюся шею.
И снова лорд Найрис не сопротивлялся возмутительной вольности, даже когда Лаки прижался к его устам.
— Повернитесь, — попросил его Лаки и взял за плечо, разворачивая.
А потом все было как в самой смелой мечте или бесстыдном сне: Лаки снял с лорда Найриса верхнюю накидку и принялся расшнуровывать рубашку на спине, покрывая поцелуями гладкую кожу. Горький миндаль духов смешивался с собственным запахом лорда Найриса и запахом его магии — льдисто-свежим, подобным горному ветру, и у Лаки кружилась голова и все замирало внутри, как будто уходил он в смертельное пике.
Лорд Найрис дрожал и ежился под его ласками и все повторял свое “пожалуйста, не надо”, пока Лаки разоблачал его. И послушно прогибался и переступал ногами, освобождаясь от штанов.
— Как вы прекрасны, — прошептал Лаки, целуя его иссеченные ягодицы, это чудовище, владыка Белого замка, недавно вновь издевалось над своим мужем.
Лорд Найрис тихонько застонал, когда Лаки раздвинул прекрасные половинки и лизнул его в самое сокровенное.
— Вы позволите мне познать вас? — спросил Лаки, вставая.
— Нет…
Лаки потянул его к столу и, уложив, принялся вылизывать соски и основание шеи, все омеги были чувствительны в этих местах, и благородный лорд не оказался исключением.
Он метался и выгибался, цепляясь Лаки за плечи, притягивал к себе и глухо стонал, а в глазах его блестела и переливалась магия льда, омывая Лаки холодом и силой.
— Как же я вас люблю, мой прекрасный лорд, — Лаки положил ладонь ему на пах, и лорд Найрис, всхлипнув, толкнулся ему в руку и наконец попросил:
— Пожалуйста, возьмите меня.
И Лаки положил его ноги себе на плечи и медленно проник в его тело, в этот божественный сосуд силы, ощущая одновременно пылающий жар его плоти и ледяной холод магии.
— Боже, прости меня, боже, — шептал лорд Найрис, пока Лаки яростно в него вколачивался.
— Скажите, что любите меня, милорд.
— Люблю…
Лаки остановился, почувствовав, что близок к завершению, и поцеловал его в губы, одновременно лаская член:
— Я вас люблю больше жизни.
Лорд Найрис дрожал и слегка крутил задницей, пытаясь продолжить движения внутри себя, такие сладкие для всех омег, а Лаки все медлил, ожидая, когда он подойдет к самой грани. И наконец почувствовал это, тело лорда Найриса словно переполнилось силой, а когда Лаки снова начал двигаться, она выплеснулась на него, омывая с ног до головы и заставляя биться в экстазе.
— Спасибо, — сказал лорд Найрис позже, они лежали на столе рядом, сцепившись телами и слившись на короткое время в одно магическое существо. — Я и забыл, что оно бывает… так.
— Как? — спросил Лаки, тихо его лаская и наслаждаясь ответными ласками.
— Без боли и унижения, — грустно усмехнулся лорд Найрис, на его щеке мелькнула и пропала милая ямочка.
— Бежим со мной, — попросил его Лаки пылко. — Мы улетим вместе, в другую страну, сегодня везде такие бури, что я легко преодолею горы. И ваш злой муж не найдет вас.
— Нет, в вас говорит безрассудство, мой милый друг. Он найдет и под землей, — лорд Найрис закрыл глаза. — Найдет и разрежет на кусочки.
Лаки лишь вздохнул, обнимая его.
А когда они расцепились, то помог ему одеться и молча потянул за собой, к выходу на галерею.
— Что вы себе позволяете, и куда вы меня тащите, — лорд Найрис вырвался.
— Умоляю вас, пойдемте со мной, — снова поймал его Лаки, но лорд Найрис, гневно сверкнув глазами, оттолкнул его:
— Не смейте меня принуждать, господин королевский гонец, не смейте. Я не принадлежу вам.
— Вот как, — Лаки остановился, оглядывая его — такого красивого и вновь недоступного. — Вот как…
Как глупо, высокий лорд просто развлекался с ним, как с мальчишкой, а Лаки вообразил любовь. Он протянул руки, обрывая связывающие их нити и уничтожая их малейшие следы. Ах, если б можно было стереть их узы только в магическом теле лорда Найриса, и оставить болезненные обрывки в себе, но увы…
Лорд Найрис прижал руки к груди, и Лаки с горечью улыбнулся — он тоже почувствовал эту мгновенную боль и пустоту разъединения, как будто исчез из мира кто-то близкий. С простолюдинами такого никогда не бывало.
— Прощайте, милорд, рад был вас развлечь и доставить удовольствие.
Лорд Найрис бледно улыбнулся и подался вперед, словно хотел что-то сказать, но Лаки не стал его слушать. Он вышел наружу и перепрыгнул через перила, растворяясь в потоках ветра и снега, и сила, растревоженная любовью, распирала его тело так же, как страдание от безответности — душу.
***
— Я ждал вас каждое мгновение, господин мой, — Креван поклонился, прижимая ладонь к груди. Флакон с зельем так и лежал в кармане вчерашнего одеяния, надо бы подбросить его Найрису в спальню.
— Мальчик мой, — владыка заключил его в объятья, и они вместе спустились к завтраку, как и подобает супругам.
Найрис тоже бесстыдно явился, пошатываясь и благоухая, словно весенний сад. Неужели подготовил себя и решил соблазнить владыку прямо в столовой?
— Тебе лучше отдохнуть, Найрис, — ревниво сказал Креван. — Я прикажу подать завтрак в твои покои.
Найрис вздрогнул всем телом, а владыка повел головой, как слепой, будто уловил что-то в кристальном утреннем воздухе. Что-то, доступное лишь магу-альфе.
— Я… — Найрис облизнул пересохшие губы, — мой господин, позвольте удалиться.
— Не позволяю, — владыка непостижимым образом вдруг оказался рядом с ним и отшвырнул к стене.
Креван не смел пошевелиться, пока Найрис беспомощно барахтался, пытаясь встать.
— Как же так вышло, — продолжил меж тем владыка, — что в дом мой пробралась крыса и покусилась на мою собственность? Объясните же мне, мои дорогие супруги.
А потом подошел и вздернул Найриса вверх, прямо за шею. Креван только слышал, как тот хрипит, задыхаясь.
— Столь грубо подчищенные следы, — протянул владыка, разжимая пальцы. — Неужели ты позволил припасть к божественному источнику какому-то недоучке?
— Но ведь вы не можете определить, кто это был, — тихо ответил Найрис.
Безумец… Зачем же он дразнит владыку, как будто желает немедленной смерти. Креван не мог сдвинуться с места, так и стоял, прижавшись к колонне.
— Ты очень скоро сам пожелаешь поведать мне это, вот только стану ли я слушать, — владыка сделал сложное движение рукой, и Найрис застыл с остекленевшим взглядом.
А владыка обернулся к Кревану:
— Слушаю тебя, мой мальчик.
— Я полагал, он не осмелится… в вашем доме… я не знал…
Креван жалко оправдывался, пока владыка тащил его за собой, следом несли бесчувственного Найриса. И путь их лежал не в подземелье, как сперва показалось, а в северо-восточную башню. Владыка втолкнул его в лабораторию, а Найриса слуги уложили на высокий металлический стол.
— Ты не дал ему зелье и не стал запирать, хоть я велел тебе сделать это. Почему же ты ослушался меня?
— Я люблю вас, — Креван опустился на колени и прошептал еле слышно: — Люблю, владыка.
— Ложь, ведь ты смеешь ставить свои помыслы выше моих.
— Нет, владыка, это не так… умоляю вас, — он жалко дернулся, звякнув браслетами. Как кандалами.
— Даже сейчас ты перечишь мне, недостойный, — владыка слегка оскалился, и не было в его улыбке привычной мягкости.
— Пощадите, нет… — Креван попытался отползти, но руки и ноги его вдруг ослабли, лишенные всякой твердости.
Владыка же словно стал выше, и призрачные крылья взметнулись за его спиной. Креван зажмурился, не в силах смотреть на сверкающую чешую и острые, как кинжалы, когти. Второе обличье, великий Отец… Раньше владыка никогда не наказывал его всерьез.
Лишь на четвертый рассвет Креван очнулся, как будто выплыл со дна кошмарного озера. Он с трудом выпростал руку из-под пушистого одеяла и ощупал лицо. Глаза вроде целы, и нос… кожа на месте… Владыка вбивал в него послушание со всей строгостью и усердием. “Для твоего же блага, мой мальчик, это все для тебя…” Креван подошел к окну, пошатываясь, метель давно улеглась, и стало видно далекие горы. Как там должно быть прекрасно в это время года, все сверкает, и ветер такой сильный. Он попробовал распахнуть окно и потерял сознание.
И после этого владыка не звал его к себе и не приходил сам. Креван теперь выполнял обязанности и за второго лорда, составлял списки гостей на Зимний бал, подписывал приглашения и отвечал соседям на письма. Лишь однажды ему было велено явиться в лабораторию. Владыка вручил ему послания к каким-то важным вельможам при королевском дворе, но не позволил даже приблизиться к себе, не то что прикоснуться или припасть к руке. Креван успел заметить распростертого все на том же столе обнаженного Найриса. Тот был бледен, как мертвец, но в сознании, на животе и груди его были начерчены зловещие руны, а к плечам и бедрам тянулись прозрачные трубки с темной жидкостью.
— Что вы с ним сделаете, владыка, — осмелился задать вопрос Креван.
— Лишь то, что должно сотворить со всяким прелюбодеем.
Креван в ужасе распахнул глаза. Омеги благородного сословия слишком ценны и слабы духом, чтобы карать их смертью за грехи. Чаще всего им отрубали руки и ноги и оставляли существовать в таком виде. Говорили, что удовольствие альф не становится от этого меньше, да и детородные функции омег сохраняются. Очевидно, Найриса готовили именно к этому.