- Господин Максимилиан плакал? - Вдруг почему-то встревожился доктор.
- Да, плакал. Он чувствовал, что я в него входил! И мне совершенно непонятно почему слуги не сделали всё тщательно!!! - Практически прорычал Мирон закончив одеваться и сделав несколько шагов в сторону кровати.
- Господин, - доктор даже дрогнул от ощущения исходящей от него гневной Ауры, - вполне вероятно, что господин Максимилиан начинает приходить в себя.
- Если это так, - мужчина покачал головой, - я не хотел бы становится болезненной причиной его пробуждения, и уж тем более быть болезненным воспоминанием того, как он приходил в себя и ощущал меня внутри. Мой супруг не должен помнить боль, ясно?
- Господин, если ваш супруг приходит в себя, что было бы просто потрясающей новостью, то я могу уверить вас - он не будет помнить всё что с ним происходило в момент сна.
- Надеюсь, что так оно и есть. - Достаточно сурово проговорил Мирон, после чего присел на край кровати и крайне осторожно откинул с моего лба прядь волос. - Если он будет помнить ту боль что я ему принес, я упраздню твою должность.
- Я вас понял господин.
- Обследуй его, не мог он просто так заплакать из-за боли. - Я почувствовал, как продавился матрас, после чего на мои губы легли его, горячие и уверенные. - Не желаю доставлять ему боль, хватит и его поганой семьи.
После этого он покинул покои, что стали нашими. Не побоюсь этого слова - наши. Я более не вернулся в ту коморку, где очнулся, войдя в это тело. Теперь я спал на одной кровати с Мироном. Слуг прибавилось, и доктор постоянно был при мне, вечно кружил и обследовал. И я постепенно начинал овладевать своим телом. Иногда мог заставить подрагивать веко, иногда чуть сильнее делал вдох.
Согласно моему состоянию, все чем "я" являюсь, довольно сильно́ для оболочки и пока нет в теле достаточно хорошего канала, дабы принять меня целиком, власти над ним у меня не будет. А частями я права не имею, так как это не позволит мне выполнить условие. И именно поэтому приходится покорно ждать, когда переход будет свершен полностью, дабы я смогло овладеть им полностью и просто встать с кровати.
Дальнейшие мои деньки были однообразными - пробуждение сознания, мытье, кормление, массажи, обследования, кормление, массажи, переодевание, кормление, опять массажи и возвращение супруга, его монолог со мной и спать. На утро все тоже самое, отличается только в виде пищи, содержании разговора и все больше и больше смелости у муженька - он начинает прижимать меня к себе все чаще, крепче и на всю ночь, гладит лицо, слегка целует.
Не так давно я стал замечать, что нахождение его рядом способствует налаживанию каналов куда как быстрее, чем в его отсутствие. Как только это стало очевидным, я начинаю непосильную работу, трудоемкую и очень аккуратную - всю ночь леплю каналы, усиливаю пропускную способность и начинаю понимать, что кончики пальцев чувствуют шелк простыней! И не только! Я могу чуть сдвигать пальцы, слегка, совсем чуточку. Но это уже победа, а значит вскоре я стану либо ходячим-зрячим, либо условие выплывет.
Супруг каждый вечер исповедуется передо мной. У него много идей, много планов. Его тревожит политическая картина в мире, небольшие волнения на севере и как ни странно, а самым большим по баллам тревоги является затишье в моем родовом гнезде. Если мое семейство не ведет сейчас никакой войны или банальной потасовки, то это очень и очень опасно. Вообще, согласно словам супруга, моя семейка очень и очень воинственная, склочная и страдают от них все. Собраться скопом и побить - не вариант. Мой папашка сделал самый шикарный ход конем, а именно - поженил большинство своих чад с чадами соседей, чем быстро разбил весь костяк возможного сбора "всем скопом". Вот и не могут его усмирить: вроде как родич шалит.
Дни летят, я лежу. Жду. Тело начинает слушаться, я оттаиваю, потихонечку. Душевные беседы-монологи супруга приобретают все более тревожный окрас. Семейка моя, не найдя никакого другого занятия, вдруг устремилась в сторону моего нового дома. Все чаще и чаще звучат вопросы, когда же долгожданные внуки будут. Я вместе с супругом полностью согласен - маразм заразен. Тело, что не способно самостоятельно до туалета добраться и ложку ко рту поднести, определенно не переживет беременность. Но…да, маразм заразен.
Еще несколько дней и вот он решающий вечер. Мирон заходит какой-то потерянный. Садится напротив ложе в свое любимое кресло и долго смотрит на меня. Я лежу и ощущаю, как ему тяжело, о чем-то заняты все его мысли. Хочу утешить, я ж не чурбан какой. Все понимаю - есть дни хорошие и не очень. Обид на него у меня лично нет. Да, сделал больно, но такова судьба этого тела. Это его путь. А я здесь временный гость. Когда будет выполнено условие, я новь полечу вперед, буду выполнять свою работу и исправлять чьи-то ошибки, оберегать кого-то или жить за кого-то.
- Муж мой, - тихо заговорил Мирон, а я превратился в слух, отбрасывая свои мысли, - жаль, что мы так и не познакомились. Скорее всего, когда ты проснешься, то станешь полноправным правителем. И, возможно, меня не будет рядом.
Он замолчал, а я замер. Что-то произошло. Серьезное. Настолько, что он, прикрыв глаза, откинувшись на спинку кресла, несколько минут просто сидел молча и думая о своем.
- Жалею только о том, что ты меня не узнаешь и не родишь моего ребенка. А все остальное - я принял это с радостью. Это моя жизнь…прости, но я не пошел на поводу требований зачать тебе малыша, пока ты в таком состоянии. Я не захотел рисковать тобой и сегодня была объявлена война. Они готовы, а мы не очень. Мы никогда не будем готовы к войне - слишком маленькое княжество, небольшое население и бедные земли. У твоей семьи все более радужное.
Он открыл глаза, аккуратно встал и подошел, присел на край кровати. Осмотрел мое безмятежного выражения лицо, потянулся рукой, провел пальцем по губам.
- Как же я хочу услышать твой голос, почувствовать вкус твоих поцелуев. - Он наклонился и его губы прижались к моим, а голос прошептал, - как же хочу услышать твои стоны наслаждения, слова, теплые и громкие. Очнись, прошу тебя.
Здесь у меня всю сущность тисками сдавило, свернуло. Хотелось заорать, подорваться с места, обнять его, заставить эту боль в глазах пройти. Я не вижу условие, не вижу память тела, но так хочется его порадовать и снять часть груза. Но…ни на миллиметр, даже ранее движимые пальцы и те одеревенели, словно это явный запрет. Словно все далее разворачивающееся идет по сценарию приведшему к данному месту предыдущими событиями и менять ничего нельзя.
Несколько дней Мирон приходил, рассказывал что-то из прошлого своего, из ежедневных обязанностей, но к теме войны не возвращался. Я же понимал его очень хорошо. По тому, как он ворочается по ночам и не может уснуть, по его болезненному взгляду, по отчаянию что он не способен предотвратить происходящее, могу сказать одно - дела плохи.
Сегодня Мирон пришел днем. На нем были доспехи. Решимость на лице. Он пришел, осмотрел меня и подойдя ласково поцеловал.
- Прощай мой любимый, когда ты проснешься, увы меня уже не будет. Но, - он нежно улыбнулся, - мои верные люди позаботятся о тебе. Уже все устроено. Мы задержим их на границе малого хребта и когда они прорвутся, вас уже здесь не будет. Вы уйдете далеко в горы, в святилище, куда им хода нет. В том месте излечиваются все болезни, и ты откроешь там свои прекрасные глаза, начнешь свою жизнь. Найдешь себе достойного супруга, сильного и способного защитить, присоединишь мои земли к его и защитишь мой народ. Прощай мой любимый спящий супруг.
Он отошел, церемониально поклонился и вышел быстро из покоев надев на голову шлем. Признаю…я плакал. Он мне понравился. Эти беседы, словно с душой моей говорил…я плакал навзрыд, кляня одеревеневшее тело. Я был готов сорваться с места наплевав на поток условия.
Дабы успокоиться, мне потребовалось трое суток. За это время супруг уже прибыл на границу в расположение оборонительных войск. Скажете, что он отчаялся раньше времени? А вы бы не отчаялись, зная, что на вас идет армия в двадцать тысяч человек, при том, что на вашей стороне всего две? И эта армия не глупые пехота со щитами, а матерые волкодавы, что спокойно по горам ходят и не падают, строй держат. Он ушел на смерть, дабы закрыть пути для вторжения, дабы все успели уйти. Из всех областей его родного дома. И поднять белый флаг не получится, так как мое семейство не признает сдачу в плен. Они идут подраться!
В комнату вошло несколько человек. Это были воины и слуги. Слуг я знаю, так как они постоянно при мне. Воинов нет.
- Его светлость приказал на третий день увозить господина. - Тяжелым басом проговорил воин, осматривая меня. - Подготовь его. Эти вещи оденьте. Будет создавать впечатление раненного воина.
- И волосы повяжите в высокий хвост, как у конных. - Подал голос второй воин, что передал сверток.
- Он очень худенький, - слуга, который был самым щуплым, развернул сверток, - эти одежды большие.
- Это все что сумели найти. - Пожал плечами передавший сверток мужчина.
- Хорошо. Оденем. - Сказал второй слуга, тот что мощнее.
- Будем ждать снаружи.
Они вышли, а слуги быстро раскрыли меня, осмотрели на предмет неожиданности организма…я же памперсов не ношу…и сноровисто стали одевать на бессознательное тело принесенные вещи. Пока один из них натягивал мне штаны, второй быстро запихивал мою тушку в рубашку. Затем они перевязали на руках и ногах лентами рукава и штанины. За ними последовали латы, наручни и на грудь легла пластина брони. Момент обувания моих ног я проворонил, так как мне голову терзали, собирая волосы в высокий хвост.
Буквально пара минут и моя тушка одета, а воины вошли. Самый рослый сноровисто поднял на руки, практически не приседая из-за веса, зашагал в сторону выхода. Они прошли по коридорам и лестницам, мимо закрытых дверей и вышли в просторный холл. Как только переступили порог, меня передали на руки ожидающих воинов, дабы они меня отнесли в повозку, где расположился лекарь с бинтами.
У меня все нутро скукожилось…условие…
Я был обязан!
Чувства, ощущения, способность - тело стремительно оживало. Мои веки затрепетали на первые два шага, что сделали несущие меня парни. Далее дернулись пальцы на руках и ногах. За ними я попытался с силой втянуть воздух, дабы заставить их обратить внимание. И сиплый вдох заставил их замереть. Я попытался открыть рот и едва смог. Было больно. Очень. Но так проходит почти всегда процедура овладения телом, если нет просторного канала передачи объема сил, что мне потребуются для выполнения условия.
С силой сжимаю кулаки, вызывая возглас удивления и сжимаю плотно губы - надо его оседлать, быстрее, время уходит. Открываю глаза, с усилием, игнорируя боль и еще не спавшее до конца оцепенение. Быстрее! Быстрее!
Выгибаю спину, давая понять, что они не ошиблись и им это не мерещится. Едва удерживают, поднимается гомон. Воины пытаются донести меня до повозки, так как лекарь что-то кричит им, но я начинаю биться в конвульсиях, так как тело заработало, телу больно, и я заставляю его принять меня. И оно со скрипом принимает, подчиняется, а вот парни едва могут совладать с выгнувшимся дугой тоненьким пареньком, чье тело я занимаю.
Надо заставить его слышать! И я заорал во все горло, заставляя работать легкие так, как надо. Крик, не от боли, нет, крик как впервые появившийся на свет младенец оглашает о своем пришествии, так и я, огласил о своем прибытии. Расслабившись на мгновение, открываю глаза повисая на руках ошеломленных воинов, глядя на лекаря, что прилетел, спрыгнув с повозки и воинов, что обязаны защищать меня.
Облизываю губы, игнорирую их вопросы. Сейчас идет приток сил, сильный и тело пока в эйфории, слушается плохо, но слушается.
- Мирон…надо к нему. - Шепчу-хриплю, изумляя всех.
- Его светлость…
- Надо к Мирону! - повышаю я голос, дернув ногами, - поставьте меня!
- Вам же… - начинает лекарь, но я слушать не намерен.
- Это приказ! - рычу, выдавая звериный рык, дернув ногами. - Живо!!!
И они ставят, держат за тело, под руки - ошеломлены и растеряны. Ноги касаются земли, слегка подгибаются, так как слабость еще не сошла от притока таких сил. Но нельзя медлить. Мне необходимо спешить. Я обязан успеть! У меня всего два дня!
- Куда он уехал? В какую сторону? - хриплю, так как сорвал голос.
- Господин, - начинает по новой лекарь, явно считая меня невменяемым.
- В какую сторону солдат?! - смотрю на воина, знаю, что один глаз заплывает кровью, так как лопнули капилляры.
- Север. - Вытягивается в струнку воин, не осознанно принимая мою власть.
- Куда? Где? Какая это сторона? - зашипел я. - Пальцем ткни!
И он тычет. Я поворачиваю голову и начинаю шипеть, ощущать мураши по телу, как если бы отсидел ногу. Это очень хороший признак. Оцепенение сошло, силы впитываются в мышцы, а значит я смогу преодолеть этот путь.
- Коня. - Требую я.
И они начинаю по новой мне препятствовать. Мол я еще слаб и все такое, вплоть до приказа князя. Мне надоело. Надоело бороться против ветряных мельниц. Надоело слушать о своей болезни. Надоело неподчинение. Надоело!!!
Дернувшись из их рук, шатаясь дошел до повозки, схватился за ее борт руками, зарычал на попытку меня поддержать. Рык был звериный, утробный. Они остановились. Я же выпустил когти и с силой сжал деревянный борт. Послышался треск ломаемого дерева. Стало сразу легче. Вата, которую я ощущал исчезла с этим звуком. Слабость сменилась на бодрость. Дрожь ушла. Осталась только холодная решимость.
Выпрямляюсь, встаю ровно, закрываю глаза и зову самого сильного коня в этом замке. Зову как старший и сильный. Конь, я его ощутил, встал на дыбы и где-то не так далеко послышалось его ржание. Он идет, а я подожду.
- Господин, - подошел лекарь, взволнованно глядя на меня.
- Не время. - Я вдыхаю полную грудь воздуха и выдыхаю остатки внутреннего мандража.
Стук копыт, крик конюха. Конь прибыл и я, резко развернувшись, стартую с места, моментально оказываюсь на неоседланной спине, посылаю зверя в сторону выхода из замка. Мой маневр вводит сначала в ступор воинов, а потом они стремительно заголосили "коня мне!" Но это уже не важно - пара "конь-наездник" уже мчит во весь опор.
Зверь подо мной наращивает скорость, и я на его спине, крепко держась ногами, с полным решимости лицом, мчу по улице внутри замкового простора, огороженного стеной, полагаясь на память животного, что выходил из стойла на волю именно так. Минута, другая и вот она стена, вот он пост и готовые экипажи. Здесь же главный маг, что остался для защиты моей персоны. Что смотрит на мое приближение и не верит.
Мы проносимся мимо, за мной несутся другие всадники, что догнали нас, а маг отмирает и требует своего коня.
Давай родной! Давай! Быстрее!
Мы мчим во весь опор, я вливаю силы в его тело, его ноги и дарую шлейф сил тем, кто мчит мне в след, кого Мирон оставил мне на охрану и на будущее своей земли. Нет, Мирон, ты не уйдешь, не бросишь своих подданных. Мое условие…я его выполню. Для этого я здесь. Для этого я был лежачим мешком с костьми, с мышцами и абсолютно безмятежным спящим лицом.
Мы мчим дальше, быстрее, стремительнее. Мое сердце бьется, колотится о ребра, как о клетку и в ушах гул, словно вблизи водопада.
Перед взором предстала преграда в виде ущелья. Торможу, конь даже не взмылен, не устал. За моей спиной, абсолютно изумленные члены нашего экстренного отряда, приближаются и осматриваются по сторонам. Не верят, что дневной переход осуществлен всего лишь за треть. А я ищу дорогу, как на ту сторону перейти. Оборачиваюсь и впиваюсь глазами в воина.
- Как попасть к Мирону? - смотрю, пожирая взглядом, как хищник на добычу.
Он тушуется, сдает вместе с конем назад, бледнеет. Маг кидает на него защиту, но мои силы игнорируют мага. Я сильнее, я умнее, но я спешу и сейчас мне наплевать на то, узнает ли кто-то о истинных моих силах или нет. Я спешу, я обязан успеть, и мне можно показывать свои силы. И я показываю, а воин начинает задыхаться.
- Говори!
- Туда до моста. - Выдает еще один воин, что ощущает давление на своего капитана.
Лишь киваю головой, срываюсь с места и опять невероятный забег по опасным местам, по дороге выдолбленной на краю ущелья, по долине и вот она вершина, откуда я вижу вдали сигнальную башню. Уже полдень, мы миновали ночь в седлах, и костров не видно. Осматриваю простор каменных перевалов, ущелий и дорогу, по которой нам предстоит нестись во весь опор. Времени катастрофически не хватает!