После того как от площадки отъехал микроавтобус, это произошло довольно быстро. Пройдя немного по аллее в направлении жилой части летного городка, коллеги начали постепенно прощаться и сворачивать каждый в свою сторону.
Вскоре на тропинке между деревьями остались только два парня, по-видимому, закадычные друзья. Они оживленно и эмоционально обсуждали что-то и даже не заметили приближения полковника.
– Ребята! – громко позвал он, чтобы привлечь к себе внимание. – Можно с вами поговорить?
Те смолкли, как по команде, и, обернувшись, удивленно уставились на Гурова.
– Вы на авиабазе работаете?
– Да, а что? – проговорил один из парней, среднего роста плотный брюнет.
– Ничего особенного. Просто мне нужно побеседовать с кем-то из персонала. По поводу убийства. У вас ведь там убийство произошло. Так вот, я провожу дополнительное расследование. Я из Москвы.
С этими словами Гуров развернул «корочки», и две пары изумленных глаз, оторвавшись от его лица, стали изучать фотографию.
Лев заметил, что при упоминании об убийстве по лицам парней пробежал некий холодок, и в выражении возникла отчужденность. Поэтому, чтобы вновь не жалеть о напрасно потерянном времени, он старался говорить с максимальной непринужденностью, будто это «собеседование» – дело самое обычное.
– Есть версия, что этот парень, которого обвиняют, не очень дружил с бывшим начальником. С другой стороны, родные и близкие утверждают, что он ничего подобного никогда сделать не мог. Нужно разобраться.
– А мы здесь при чем? – неприязненно спросил брюнет.
– Вы – коллеги, – со всей возможной доброжелательностью улыбнулся Лев. – Да и не только вы, я со многими уже говорил, – для убедительности приврал он. – Вы общались с Максимом, хорошо знали его. Как по-вашему, способен он на подобный поступок?
– Не знаю. Парень как парень, – все еще не желая идти на контакт, проговорил брюнет.
– А этот конфликт, о котором все говорят, из-за чего он произошел?
– Не знаю, – повторил брюнет. – Меня там не было. Говорили, что Максим пилотировал вертолет и не смог посадить.
– Но в итоге ему, кажется, не предъявили обвинение?
– Кажется, нет.
– Вместо этого сместили командира части, правильно? Так что же выходит – командир пострадал, прикрывая проступок подчиненного?
Такой поворот явно стал для собеседников Гурова неожиданностью. Брюнет, смутившись, ничего не ответил, а второй парень, невысокого роста блондин с лицом былинного добра молодца, откровенно хмыкнул:
– Да уж, прикроет он, дожидайся. Догонит и добавит еще, вот это вернее будет.
– То есть утверждение о том, что Курбанский придирался к Максиму не по делу, имеет основания? – поспешил ухватиться за ниточку Гуров.
– Наверное, имеет, – все еще продолжая саркастически улыбаться, ответил блондин.
– Сделали героя, – ворчливо пробурчал брюнет. – Как будто он только к нему одному придирался.
– А что, были и другие случаи? – чувствуя, что лед тронулся, оживился Лев.
– А то, – откликнулся блондин. – С Китаевым это просто очень заметно вышло. Вертолет уделали, вот и вылезло все на поверхность. А так он и с остальными творил что хотел. Считай, вся часть у него на побегушках была. «Дедов» еще более-менее не трогал, а кто помоложе или новенький, так тем иногда просто житья не было. Ладно бы еще по делу гонял, а то просто так, для развлечения изгалялся. Власть свою хотел показать.
– Да что новенькие, – подхватил брюнет. – А Миша с Генкой? – взглянул он на своего товарища. – Ты вспомни. Уж кажется, как только не обихаживали они эту его «кастрюлю», а все недоволен был. Гонял их, бедных, чуть не сутками. Каждый винтик перепроверять заставлял по сто раз.
– Кто это, Миша с Генкой?
– Это «экипажники» с «Ми-8», – ответил за товарища блондин.
– «Экипажники»? А что такое «экипажники»?
– Ну это такие люди, которые машину к полету готовят, – сосредоточенно наморщив лоб, объяснил блондин. – И после полета тоже. Проверяют. То есть машина, считай, на полной их ответственности. Техническое состояние и прочее все. Это, так сказать, универсалы. А есть еще «группачи». Они по узкой специальности работают. Электроника там или двигатели. Их привлекают, когда серьезные поломки в каком-нибудь конкретном узле.
– Им, наверное, проще, чем «экипажникам»?
– Еще бы!
– Работка не бей лежачего, – поддержал товарища брюнет.
– А эти Миша и Гена, значит, полностью обслуживали «Ми-8»? Тот самый, на котором так часто летал Курбанский?
– То-то и оно, – сказал блондин. – Максима-то он время от времени доставал, под настроение. А уж с этих, считай, не слезал почти. И главное – вертолет-то списанный. По-хорошему, они и не обязаны даже были им заниматься.
– А по факту целыми днями только им и занимались, – поддержал брюнет.
– Получается, что больше всех доставалось Мише и Гене? – пытался вывести на конкретику Гуров.
– Как сказать, – задумался блондин. – Здесь трудно судить, кому больше, кому меньше. От него, в общем-то, и Китаеву хорошо доставалось. Да и другим. Как-то курсантика одного прямо до нервного срыва довел. Даже в госпиталь отправляли. Не знаю. Это дело индивидуальное. Трудно судить.
– А вот этот вертолет, «Ми-8», его только Миша с Геной обслуживали, или Курбанский привлекал еще кого-то? Например, тех же «группачей»?
– Да нет. Вроде нет, – вопросительно взглянув на товарища, проговорил блондин.
– Нет, он больше никого не привлекал, – удостоверил тот. – Зачем рисковать? Техника устаревшая, кто с такой не работал, напортачить может. А ребята эту его «кастрюлю» уже до винтика изучили. Если где и возникало что – всегда знали, в чем причина.
– Да и не возникало почти, – поддержал блондин. – Зря, что ли, он их там целыми сутками томил?
– Это точно. Хоть и старая машина была, а работала чики-чики.
– Так, значит, к этому вертолету была прикреплена специальная бригада техников, и они содержали машину в отличном состоянии? – резюмировал Гуров.
– В общем, да, – не совсем понимая, к чему он клонит, сказал блондин.
– Но тогда как объяснить, что в тот день Курбанский велел именно Китаеву проверить исправность гидросистемы «Ми-8»? Максим, если я правильно понял, не входил в бригаду «экипажников», да и сама машина, если верить вашему рассказу, содержалась в порядке. Неполадки в гидросистеме – серьезная проблема, вряд ли бдительные специалисты довели вертолет до такого состояния. Особенно, если, как вы выразились, и сам Курбанский их «гонял». Для чего же он отправил туда Максима?
По-видимому, такой вопрос не приходил в головы двух друзей, и сейчас, услышав его, они молчали в глубокой задумчивости.
Но Гуров и не ждал исчерпывающих ответов. И без того было ясно, что вся история с проверкой вертолета подстроена изначально. И подстроена, скорее всего, самим Курбанским. Как же так получилось, что в результате сам он и оказался жертвой?
Несомненно, ответ на этот вопрос напрямую мог указать на настоящего преступника. Но пока этого ответа у полковника не было.
– Кстати, ребята, – вновь обратился он к притихшим собеседникам. – А кто обычно пилотировал этот «Ми-8»? Тоже кто-то «специально назначенный» или могли быть разные летчики?
– Кирилл обычно летал, – ответил блондин. – Другого, кажется, не было.
– Нет, не было, – подтвердил брюнет. – Кирилл машину знал, да и Курбанский доверял ему. Хотя поблажек тоже не давал. Это уж как обычно.
– Ну а сами-то вы верите, что Максим действительно виноват? – видя, что к концу беседы отношения потеплели, спросил Лев.
– Не знаю, – помолчав, медленно проговорил брюнет. – Максим – нормальный парень. Да и вообще. Если он ножом его пырнул, чего, спрашивается, сидел там? Не знаю. Странно все это как-то.
– Ладно, ребята. Спасибо за разговор. Не буду вас больше задерживать.
Попрощавшись, Гуров пошел своим путем, а молодые техники еще долго стояли посреди аллеи, обсуждая этот разговор и те новые и неожиданные мысли, на которые навели их вопросы полковника.
Между тем сам он тоже не мог назвать сложившуюся картину предельно ясной.
Чем дальше продвигалось расследование, тем больше появлялось потенциальных кандидатур, у которых мог быть мотив. Отомстить Курбанскому могли «вышестоящие», участвовавшие в его махинациях, если он не поделил с ними добычу. Это могли быть и родственники Иванникова, если его неожиданное самоубийство было спровоцировано какой-то выходкой со стороны Курбанского.
А теперь, после разговора с молодыми техниками, выясняется, что и в среде обслуживающего персонала базы могли найтись недоброжелатели. И не только Максим Китаев. Если «экипажники» «Ми-8», эти самые Гена и Миша, в какой-то момент потеряли терпение, осуществить месть у них были все возможности. Правда, тут возникает нехороший аспект предательства по отношению к товарищу. Ведь Максима-то все-таки подставили. Но тут уж, как говорится, каждый выбирает для себя.
Дойдя до остановки, где пассажиров забирали уже обычные, а не служебные маршрутные «Газели», Гуров остановился в ожидании общественного транспорта, но тут увидел машину с шашечками и, тормознув новенькую «Калину», отправился в прокуратуру.
Следующим пунктом сегодняшней «программы» он наметил изучение материалов по самоубийству Иванникова, и ему хотелось нагрянуть неожиданно, чтобы никто не смог подготовиться к его демаршу и заранее принять какие-либо меры по сокрытию или искажению информации.
Прибыв в прокуратуру и предъявив на проходной удостоверение, Лев сразу поднялся в кабинет к Сырникову.
– Ну как, разобрались? – с веселой улыбкой встретил его следователь. – Убедились, что в этом деле нет никаких подвохов? Все там яснее ясного, и ничего мы не подтасовывали и от себя не прибавляли.
– В том, что вы не прибавляли от себя, я убедился, но что в деле все яснее ясного, я бы не сказал.
– Вы серьезно?
– Да, имеются моменты, которые мне бы хотелось дополнительно прояснить. В частности, что касается этого загадочного самоубийства. Я имею в виду скоропостижную смерть командира, принявшего часть сразу после Курбанского. По этому факту проводилось дознание?
– Разумеется. Только там ведь… это же самоубийство. Сами понимаете, виновных искать здесь сложно. Тем более что произошло все, можно сказать, у всех на глазах.
– То есть? – удивился Гуров.
– Нет, он, конечно, не прилюдно это сделал, – поспешил поправиться Сырников. – Но он застрелился в кабинете, а в «предбаннике» в этот момент находилась секретарша. Она подтвердила, что на момент выстрела Иванников был один, кроме того, в течение почти часа перед этим у него не было посетителей. То есть о каких-то внешних причинах здесь говорить не приходится. Скорее всего, поводом послужило что-то из сферы глубоких личных переживаний.
– Может быть. Но мне все-таки хотелось бы ознакомиться с делом. Могу я его посмотреть?
– Э-э… то есть да, разумеется, – сразу заволновался Сырников. – Но… честно говоря, вы меня застали несколько врасплох. В данный момент под руками у меня нет этих материалов, возможно, они даже уже переданы в архив… Как вы смотрите на то, чтобы ознакомиться с ними, например, завтра утром? К этому времени я успею сориентироваться. Выясню, где сейчас находится это дело, и вы спокойно его почитаете, не тратя время на ненужные ожидания.
– Попробуй выяснить это прямо сейчас, Сергей, – мило улыбнувшись, проговорил Лев. – Я подожду, если нужно.
– Но… я даже не знаю. Боюсь, это будет неудобно. Очень неприятно было бы заставлять вас терять свое время.
– Без этой информации я все равно не могу продолжать расследование. Так что, так или иначе, получить дело мне необходимо. Да и вовсе не обязательно мне сидеть и прохлаждаться, пока ты будешь заниматься поисками. Что я за барин такой? Хочешь, вместе сходим в архив?
Несмотря на то, что Сырников явно хотел совсем другого, Гуров ясно дал понять, что не отстанет, пока не настоит на своем.
Убедившись, что оттянуть роковой момент не удастся, Сырников про архив больше не упоминал. Позвонив, явно только для вида, кому-то из своих коллег, он «выяснил», что дело находится у его непосредственного начальника, того самого, который так любезно предоставил недавно Гурову свою машину.
– А, так оно до сих пор у него? – не очень правдоподобно разыгрывая удивление, говорил Сырников в телефонную трубку. – Надо же! А я думал, он давно уже его передал на хранение.
«Что там с ним такое, с этим самоубийством? – думал Лев, с возрастающим интересом наблюдая за неподдельным волнением следователя. – Обычная халатность в проведении дознания? Как, например, в случае с Максимом, когда все свалили на «очевидность» и не потрудились даже выяснить, откуда взялся нож? Или здесь что-то более серьезное? Чего он так боится, этот Сырников?»
Опасаясь, что эта «боязнь» может спровоцировать следователя изъять из дела какие-нибудь «неудобные» документы, он решил не отступать от него ни на шаг. Сказав, что не хочет «лишний раз утруждать», прошел вместе с ним в кабинет начальника и добился того, что папка с материалами по самоубийству из сейфа прямиком перешла к нему в руки, минуя посредников.
– Вот, пожалуйста, – проводив ее печальным взглядом, произнес Сырников. – Надеюсь, что смогли вам помочь.
– Да, большое спасибо. Очень благодарен за помощь, – кивнул Лев. – А здесь не найдется какого-нибудь тихого местечка, чтобы я мог все это спокойно посмотреть?
– Да вон к Реутову в кабинет пусть сядет, – сказал восседавший за начальственным столом крупный мужчина с высоким лбом и внимательными серыми глазами. – Он все равно сейчас на ограблении, раньше трех не вернется. Проводи, Сережа.
– Да, конечно. Идемте, я вам открою.
Спустившись на первый этаж и взяв у дежурного ключи, следователь провел Гурова в небольшое помещение со стареньким компьютером и огромным количеством каких-то бумаг.
– Вот, пожалуйста, – снова с некоторым оттенком грусти проговорил Сырников. – Проходите, устраивайтесь. Надеюсь, вам будет удобно. Когда закончите, зайдите ко мне, если нетрудно. Нужно будет закрыть здесь, да и дело на место вернуть.
– Да, конечно.
Проводив взглядом опечаленного коллегу, Лев устроился за столом и через минуту уже полностью погрузился в материалы лежавшего перед ним дела о самоубийстве…
…Подполковник Иванников был переведен в Покровск из Москвы с повышением в должности и в чине. Уже один этот факт, казалось, мог обеспечить новоиспеченному командиру и полковнику хорошее настроение на многие годы вперед. И, судя по опросам свидетелей, поначалу именно так все и складывалось.
Опросы эти проведены были довольно тщательно и, так сказать, «широкомасштабно», что не преминул отметить Гуров, отдавая должное своим покровским коллегам. Читая протоколы, он постепенно прояснял для себя картину взаимоотношений нового командира со своими подчиненными. Картина эта выглядела весьма оптимистично.
Упоминания о сдержанности и рассудительности, ровном характере и безупречном воспитании вновь назначенного руководителя встречались практически в каждом протоколе. Причем в этих отзывах не чувствовалось ни малейшей натянутости. Уравновешенность действительно была характерной чертой Иванникова. Предполагать в таком человеке склонность к импульсивным поступкам, а уж тем более к суициду, было абсурдно.
Однако, продолжая изучать протоколы опросов, Лев вскоре заметил и еще один общий момент, который встречался в нескольких из них.
Все, кто заходил в кабинет к Иванникову в день убийства, в один голос утверждали, что на нем, по недавнему образному выражению Китаева, «не было лица». В этот день по разным вопросам к нему заходили пять человек, и каждый отметил, что начальство не в себе. Но о причинах такого состояния никто не пытался даже высказывать предположений. «Все шло хорошо» – вот краткое резюме, в которое выливались все ответы на дотошные вопросы следователей о возможных непредвиденных случаях, которые могли бы расстроить новоиспеченного командира.