Разорвав контакт, Тсуна наклоняет голову вниз, скользя полувлажным, немного шершавым от жара языком по шее мужчины. Одновременно легко надавливает на низ живота и плавно ведёт руку к паху, забирается под трусы с выделяющимся контуром возбуждённой плоти. Холодные пальцы заставляют Занзаса вздрогнуть и сделать рывок в попытке подняться.
Ничего не вышло, его ещё крепче прижали к кровати, несмотря на злое шипение и угрозу отыметь грубо и без смазки.
- Ты обещал, – напоминают.
- Заткнись, – босс Варии недовольно морщится.
Тем временем Тсуна торопливо двигает рукой, поглаживая член любовника. Саваде и самому жарко, но не настолько, чтобы отказаться от восхитительного ощущения маленькой победы. Он прекрасно понимает, кому из них прямо-таки судьба стать боттомом, но разве это настолько важно сейчас?
Глаза цвета жжёного сахара вспыхивают лукавыми искорками азарта. Кто-то другой этого бы не заметил, однако Занзас не «кто-то», и шало оскаливается в ответ.
- Быстрее, – торопит, подаваясь бёдрами вверх, – а то я могу передумать.
Тогда Тсуна приспускает с себя штаны и трусы, выставляя на обозрение соблазнительную задницу и эрегированный член. Немало льстит потемневший пожирающий взгляд партнёра. Надо же, сам Великий и Неповторимый способен на настолько незамутнённую похоть.
Савада вновь садится на талию, только в этот раз так, чтобы плоть Занзаса потёрлась о впадину между ягодицами.
Глаза мужчины – кипящая ртуть. Самоконтроль полетел к чертям.
Повторная попытка поменять позицию удалась с лёгкостью – мгновение спустя Занзас уже грубо заставлял встать любовника на колени и локти, а сам просовывал смоченный слюной палец ему в задницу.
«Доигрался», – обречённо промелькнуло в голове Савады.
Оставалось только расслабиться и надеяться вспомнить, состоялся ли сегодняшний завтрак – хорошо бы, если нет…
Массирующая сфинктер фаланга среднего пальца доставляла некоторый дискомфорт. Не напрягаться никак не удавалось. Тогда Занзас немного отстранился, прекращая манипуляции. Вытянул палец и совершенно неожиданно нанёс несколько последовательных ударов по ягодицам. От неожиданности Савада вскинулся, но его тут же вдавили головой в подушку.
- Считай, – бросили короткое, – до десяти.
И Тсуна, кусая губы, про себя вёл счёт. На десятом крепко зажмурился. Руки и колени дрожали.
Даже для него, оказывается, в боли была некоторая нотка сладости.
Рука у босса Варии была тяжёлая. Мужчина, глядя на покрасневшую кожу, просунул внутрь любовника два пальца, без церемоний растягивая мышцы.
Из-за лёгкого онемения Тсуна всё же смог расслабиться – правда, никак не удавалось унять дрожь.
- Давай, – единственное вырвалось из плотно сомкнутой полоски его рта, и Занзас, не отвечая, приставил к входу в желанное тело сочащийся смазкой член. Один вдох в оглушающей тишине, и тут же толчок – глубоко, со свистящим сквозь зубы выходом.
Савада невольно прогибается, будто хочет избежать проникновения – боли он пока не чувствует, но, кажется, ещё успеет. Зато когда плоть задевает простату, вся гамма ощущений торкает нервы в полной мере.
Хлюпающие звуки вперемешку с обоюдными негромкими стонами. Мутные, расплывающиеся круги перед глазами и бешено скачущий пульс. Это почти обычный трах, ничего не значащая разрядка. Просто ближе – уже некуда.
Руки Занзаса сжимают чужую тощую талию. Миниатюрный босс Вонголы всегда вызывал желание его задеть, сломать, поставить на колени, зацеловать до красных отметин по всему телу. Впрочем, последние два – выполнены, а первые – детская глупость, ревность, зависть. Врождённый дефект души. И ведь сколько раз пробовал поломать недоумка, как оловянного солдатика – ничего не вышло. А теперь – неважно.
Ритм движений почти обогнал беспорядочные удары сердец. Шлепки голой кожи друг о друга – существует ли более развратный звук?
Первым срывается Тсуна, с низким гортанным стоном срываясь в нирвану. За ним, негромко матерясь – Занзас. Так сказать, в своём репертуаре. Он даже не думает отстраняться, и сперма выплёскивается внутрь, заставляя возмущённо выругаться Саваду. Не способный вырваться, мужчина обречённо утыкается лицом в подушку, а когда становится нечем дышать, оборачивается. С укором глядит на самодовольного мерзавца.
- Скотина, – произносит осипшим от стонов и возмущения голосом.
В остатке вязкой пелены оргазма всё продолжает восприниматься немного иначе, но это быстро проходит, заодно в полной мере возвращая все ощущения от секса без смазки.
Занзас опускается рядом, тоже возвращаясь из своеобразной нирваны. Тсуна хочет было лечь на спину, но, едва опустив на кровать задницу, шипит, перевернувшись обратно на живот.
- Ты хоть когда-нибудь пользуешься презервативами? – хмуро спрашивает.
Тот презрительно фыркает, но затем соизволяет пояснить:
- Вряд ли ты кроме Киоко ещё с кем-то перепихнулся, а вы оба здоровы, я – тем более. С остальными бабами – естественно пользуюсь.
- А смазкой? – Тсуна кисло перекривился.
- Я не гомик, – последовал категоричный ответ.
Савада закатил глаза, поднимаясь. С кряхтением отправившись в ванную, он старался не замечать, как по внутренней стороне бёдер что-то течёт…
Занзас не стал его останавливать, они оба понимали – время не ждёт. Но, недобро прищурив веки, он слез с постели, включая чужой, забытый ноутбук. Имелось в нем кое-что оч-чень интересное.
Ч-2.5
Повесив сумку на плечо, Каору, не дожидаясь друзей, целеустремлённо шла в школу. Она частенько приходила, а точнее – приползала, не выспавшись, так как последнее время вела ночной образ жизни. Емитсу попытался отучить внучку, но безрезультатно – он сдался после того, когда обнаружил в своей машине пару выпущенных на волю, почти не ядовитых пауков.
Первым намечалась математика. Предмет никогда не давался Каору, сколько бы усилий она не прилагала. Бессильным оказался даже Реборн – от пинков девчонка в своё время научилась уворачиваться, бомбы – тушить, и в случае чрезвычайной опасности удирать к Кее.
Хотя Реборна, кажется, ситуация забавляла больше, чем удручала. Он иногда бормотал себе под нос, что хоть что-то от отца досталось – осталось узнать, чем подсобила мать. О самих родителях дома почти не говорили, а на попытки что-нибудь разузнать не реагировали: Реборн недоуменно пожимал плечами, хотя что с него взять, он же не намного старше Киоко, соответственно и её родителей помнит смутно, Нана чуть хмурилась и неуловимо переводила разговор на другую тему – так что потом и не вспомнишь, с чего начали, Емитсу тут же вспоминал про неотложные дела, а дядя Кея резко переставал с ней «молчать» и в компании с Хибертом отправлялся высоко на крышу – туда девчонке лазить не разрешали, да и не получалось. И почему она такая низкая?
Тихо вздохнув, Каору издалека разглядела здание школы. Неожиданно на её плечо села жёлтая птица.
- Хиберт-чан, – девчонка пощекотала того под клювом. – Извини, но ты не можешь пойти со мной сейчас, а то нас как в прошлый раз отругают. Ты же чуть не отгрыз ухо Утару.
Тот несогласно «теренькнул», перемещаясь поближе к шее. Поведя плечом, Каору засмеялась и прогнала питомца.
- Давай, кыш, дядя Кея, наверное, давно тебя ждёт.
Тогда птичка всё-таки улетела. Впрочем, летела недолго, всего лишь за соседний дом. Там приземлилась на веранду одного нежилого дома, где сонно зевал Хибари. Хиберт сел на протянутую руку, и они с Кеей долго смотрели друг другу в глаза. Разрывая контакт, мафиози позвонил Реборну:
- Как обычно. Ничего подозрительного.
- Тогда возвращайся.
Был самый обычный день. У ворот Каору встретилась с Рётой, Утаро и Юной, немного поболтала с ними, после звонка вместе с Утаро направившись в свой класс – к сожалению, в этот раз только их двоих распределили в один. После математики настал черёд английского. На школьном дворе младшеклашки затеяли игру в бандитов и супергероев.
Ч-2.6
Через пару часов ей исполнится тринадцать, и она считает, что имеет полное право всё знать. Восемь лет. Подумать только, восемь лет не общаться с самыми близкими ей людьми. Это уже выходит за грани нормы.
Каору, несмотря на уговоры Юны, никого не приглашает на День рождения, отказывается от семейного праздника, зато тянет Хибари на чердак, и они долго-долго молчат вдвоём. Даже Реборн или Рёта не посмели бы прервать их уединения, если бы они сейчас были здесь. Кстати, Реборн опять в очередной сессии – это, словно проклятие, настигало его в каждый День рождения девчонки.
Ближе к вечеру Кея безмолвно поднялся, и шатенка вздохнула – кажется, она и в этот раз не получит ответов. Однако Кея достал из какого-то Ками забытого шкафа клочок бумаги и шариковую ручку. Протянул их воспитаннице:
- Пиши.
- Что писать? – не поняла Каору.
- Что хочешь, то и пиши. Им. Я передам.
Она вздохнула. Потом собралась с мыслями и, положив листок на деревянный пол, начала выводить на кандзи:
«Дорогие мама с папой, если вы не приедете, я попрошу Реборна меня пристрелить. И попрошу очень убедительно. Настолько убедительно, что он наверняка согласится.
С любовью, Каору».
Дописав, отдала записку Кее и, понимая, что большего ждать не стоит, спустилась вниз.
А Хибари, привязывая письмо к лапе Хиберта, пустился в размышления о том, как будет объяснять случившееся Реборну.
*
Над Варийским особняком громко и раздражающе теренькала жёлтая птица. Внешне она походила на цыплёнка, но Бельфегор точно знал: без дополнительного пинка куры не летают. Потому он решил проверить свою гипотезу, метнув из открытого окна в птицу канцелярский нож. Птица увернулась, и Бельфегор совсем не заметил, как немного увлёкся, достав из верхнего ящика стола пару десятков оставленных там на всякий случай кухонных ножей.
Скуалло, конечно, периодически делился с Занзасом своими подозрениями насчёт личности похитителя столовых приборов из общей кухни, однако босс только пожимал плечами, запуская очередным стаканом в коммандера, и велел разбираться с дефицитом самому. Исчез ящик ножей – купи два… В общем-то Занзас считал, что каждый имеет право на свои тараканы, если они не мешают лично ему.
Хиберт, а жёлтым засланцем оказался именно он, ловко перелетал с места на место, не давая попасть в себя метательным снарядам. Решив понаглеть, он залетел через единственное открытое окно и двери в коридор. Бельфегор даже на секунду застыл от неожиданности и, принимая вызов, метнулся за нахальной несостоявшейся курицей туда же.
Проводив сэмпая взглядом, Фран задумчиво покивал самому себе и отправился следом. А Хиберт, за прошедшие года не раз бывающий в особняке, приблизительно помнил нужные коридоры и целеустремлённо летел вперёд. К счастью, в кабинете Занзаса двери постоянно приоткрыты – совсем маленькая щель, но птице удалось проскочить.
Занзас, вальяжно развалившись в кресле, попивал скотч. В соседней комнате спал Тсуна – пару часов назад он просто пришёл в комнату и отрубился до начала прелюдии – поэтому, когда в помещении появился Бельфегор, затем вплыл Фран, а с ними за компанию приплёлся Скуало, намеревавшийся уточнить кое-что у босса, мафиози пригвоздил подчинённых убийственным взглядом. Суперби предупреждению не внял, поэтому Занзас, недолго думая, запустил в него стаканом. Ску быстро поклонился и отскочил в сторону – стакан разбился как раз там, где секунду назад пребывала его голова.
Позабытая всеми птичка уселась на портьеру и спокойно наблюдала за разборками. Увы, в соседние апартаменты прохода не было, и рассудительный Хиберт выжидал своего часа. Занзас тоже заметил «жёлтое нечто», но, в отличие от Принца, узнал питомца Кеи. К ноге тщедушной птицы кто-то привязал свёрнутую в трубочку записку, и та могла предназначаться только одному человеку в особняке.
Раньше Занзас считал зазорным охранять чьё-то тело, а тем более, сон этого тела, но в последнее время Тсуна отвратительно много работал: если он не присутствовал на очередной зачистке, то разбирался в чёртовой тонне документов, если не разбирался с документами, то проводил совещания, подбадривал народ. Небольшие сражения переросли в небольшую войну, о которой, впрочем, знал ограниченный круг лиц. Потери были изнурительными для обеих сторон, но никто сдаваться не хотел: у мафии имелись кольца, у «несогласных» – люди и связи. А Тсуна изнурял себя целиком и полностью, не желая терять никого из своих людей. Это походило на помешательство.
Все присутствующие в кабинете личности замерли, когда дверь сбоку отворилась, а на порог вышел сонный Савада в чьей-то белой рубашке. Имелось ли что-то под низом, никто предположить не решился.
Босс Варии давно усвоил: сонный Савада – проблемный мусор. Очень, очень проблемный, не обращающий внимания совершенно ни на что. С годами, а именно с уходом Реборна, сон Тсуны стал крепче, а пробуждение напоминало вязкое марево, исчезающее только минут через семь, если, конечно, субъекта опять не усыпить. А в те семь минут Десятый продолжал условно спать.
Подойдя к Занзасу, он расслабленно облокотился на его плечо и продолжил посапывать – бессознательный жест доверия. Босс Варии, предчувствуя, как будет рассказывать произошедшее самому боссу Вонголы, с невозмутимой усмешкой приобнял любовника за талию, чтобы тот, чего доброго, не свалился на пол, напрочь испоганив всю картинку.
Скуалло стоял, в буквальном смысле разинув рот, Фран вновь не увидел ничего примечательного и больше заинтересовался жёлтым комком перьев под потолком.
- Ши-ши-ши, босс, – до этого удивлённо молчавший Бельфегор пришёл в себя первым, – не отдадите мне это на завтрак?
И некультурно ткнул пальцем в птицу. Та возмущённо нахохлилась, перескочила с места на место и вперилась убийственным взглядом в наглого нарушителя.
Занзас, кинув беглый взгляд на причину переполоха и не разбираясь, кто виновен, одним выразительным взглядом послал подчинённых… за дверь. Те, естественно, повиновались, а Ску даже порадовался, что в этот раз их послали не за окно.
Потом брюнет подхватил Тсуну на руки и отнёс его обратно в кровать. Не удержавшись, взъерошил тёмно-русые волосы. Пробормотал что-то ругательного содержания и вышел, прикрыв за собой дверь. Вскрыл новую бутылку бурбона.
Хиберт настороженно наблюдал за человеком, готовый в любую секунду атаковать или скрыться.
Сделав пару глотков, Занзас пальцем поманил животину, похлопав ладонью по столу. Та с недоверием приземлилась, и тогда босс Варии, покопавшись в столе, нашёл ещё один стакан. Налил в него до краёв спиртного и подсунул Хиберту. Птица заинтересованно опустились на край, попробовала «угощение»…
Что же, через полчаса Занзас отвязал от лапы птицы записку, удовлетворённо кивнув самому себе: при желании и настойчивости споить можно кого угодно.
Прочитав послание, он неопределённо хмыкнул, смял бумажку, чтобы затем выбросить её в ведро с мусором. Кинул задумчивый взгляд на Хиберта и позвонил Реборну.
После недолгих гудков из динамика раздалось знакомое:
- Хаос.
Не отвечая на приветствие, собеседник сразу перешёл к делу:
- Твой мусор совсем распоясался.
Реборн фыркнул и с хитрыми деловыми интонациями потребовал:
- Продолжай.
Кажется, скоро кому-то выпадет особо весёлая ночка.
========== Часть третья: Одиннадцатая ==========
Kyuu ni furidashita ame ga,
Machi o yasashiku someru,
Hokori ya iyana koto mo arainagashite kureru.
Hare no hi mo areba so da yo,
Ame no hi datte aru yo,
Amayadori demo shite sa kyukei de mo shiyou.
Mainichi wa korekara mo tsuzuku,
Eien ni togireru kotonai ima ga tsuzuku.
Hora nakitai toki wa nakitai dake,
Namida kareru made nakeba ii.
Tsuyogaranakute ii sa tsuyoku narerukara.
Ima saka o kake agaru sono toch
Kurushiku naru sa min’na onaji.
Aseranakute ii n da tadoritsukerukara.
–
Внезапно поливший дождь
Нежно окрасил город,
Смывая пыль и ненастья.
Было бы и в солнечный день
То, что есть в дождливый.
Соорудим укрытие и передохнем.
Эти дни будут продолжаться,
И беспрерывно, в вечности, настоящее продолжится.