Что есть бессмертие? Сотни лет, тысячи часов, величайшие люди планеты размышляли над этим вопросом. Бессмертие, как желанную влагу, мечтали испить и храбрецы, и подлецы, и дураки, и мудрецы. Одни считали бессмертие кармой, другие — благословенным даром. Последствием действия желанного философского камня.
И всё же, что есть бессмертие?
Для него бессмертие было скукой.
Подумать только, миллионы лет: не с рождения Христова, а испокон веков. В его распоряжении прекрасный, устрашающий взор замок, изобилующий всем, чего только можно пожелать: красивейшими женщинами, изысканными яствами, всевозможными развлечениями, умными собеседниками. Грешниками, коих изволили послать отмаливать прегрешения в кипящих котлах.
Скука.
Он перечитал тысячи книг, выслушал тысячи мнений, испробовал на вкус тысяч мужчин и женщин. Он опускался до такого разврата, что, наверное, даже Господа Бога проняло бы, увидь он, какие оргии творились внутри крепких каменных стен адского замка.
Он рвал зубами плоть, наполнял чаши смесью крови и вина, обсасывал кости многочисленных любовниц, совокуплялся с лошадьми, собаками, трупами.
Но… это надоедало. Если час за часом повторять одно и то же — даже самая отвратная содомия может наскучить. А он, как-никак, существовал очень-очень долго. И в какой-то момент он решил подняться наверх.
Господь воспротивился: Ты? Наверх? Да даже я опасаюсь спускаться в эту бездну грехов и искушений.
Тогда он самодовольно усмехнулся: Искушение — это я. А ты святая реликвия. Твоего сына прикончили мои прислужники, в то время как сами они, тысячелетиями, проводили шабаши.
С издевательской улыбкой он оставил свои покои, свою свиту, чтобы спуститься на самый низ подземелий и отыскать призрачные каменные ступени наверх.
К свету.
*
Несмотря на поздний час, таверна оказалась переполнена. Множество людей праздновали вместе с титулованными особами рождение кронпринца. У королевства наконец-то появился наследник, а это, как говаривали местные жители, весомый повод, чтобы отхлебнуть чарку другую.
Возможно поэтому мало кто обратил внимание на двух зашедших путников. А они и не старались остаться замеченными. Хотя, бросив один взгляд на них, становилось понятно кто есть кто: высокий господин однозначно из благородных — какой-нибудь странствующий инкогнито барон или граф, а сопровождающий его мальчик — паж или слуга более низкого ранга. Распространённое явление.
Господин заказал двухспальную комнату, бадью с водой, поднос с ужином на двоих и бутыль лучшего вина. Одна из служанок тут же, сверкая милой заученной улыбкой и внушающих размеров декольте, повела клиента по широким ступеням деревянной лестницы наверх. Мальчишка остался ждать еды и спиртного.
Он выглядел очень примечательно: юный, около тринадцати лет отроду, с белокурыми вьющимися локонами, обрамляющими белое, словно дорогой воск, личико. По-детски пухлые губы, ямочки на щеках, озорные зелёно-карие глаза. Он бросал на хозяина таверны такие взгляды, что тому становилось почти жарко.
Мужеложство не поощрялось правящими особами, но ходил слушок, что младший брат короля склонен к таким плотским утехам. Сейчас немолодой лысоватый Ганс задумался, так ли оскорбительны эти слухи.
Стройный худенький мальчишка немного напоминал незрелую девочку — сходство увеличивали доходящие до плеч кудри. Он изящными пальцами поправил волосы, обнажив часть тонкой шеи и маленького ушка с одной слабо качающейся золотой серьгой.
Хозяин таверны незаметно сглотнул набежавшую слюну и отошел подальше от соблазна. Однако мальчишка, прервав молчание, спросил:
— Где же еда, уважаемый? Мой господин не любит ждать.
«Будь уверен, Хильда отвлечёт его так, что он о еде и думать забудет», — сказал про себя хозяин, но кивнул и окликнул кухарку.
— Хей, Ганс, ещё пива за наш стол. Надо же чем-то потчевать наших девочек, — перекрикивая гул других голосов, сделал заказ кряжистый немолодой мужчина, а две «девочки» за тридцать за его столиком кокетливо захихикали.
Во всей зале стоял невообразимый шум: стучали о деревянные столы кубки, гремели стулья, чужие голоса, басовитые и серебристые раскаты смеха. Звуки вполне долетали до второго этажа, поэтому самые дорогие комнаты находились на третьем.
Свет от множества свечей и пламени в камине то взволнованно вздымался вверх, то умиротворённо утихал. Мальчишка усмехнулся краешком губ и зачарованно потянул руку к свече на столике рядом. Он почти коснулся огня, когда чары «развеяла» кухарка:
— Ганс, Господи Иисусе, этот обалдуй сейчас себе пальцы сожжет! Ты что удумал, негодник, что мы твоему господину скажем?!
Тот одёрнул руку, недовольно поджав губы. Кухарка подала ему поднос с едой и вино в корзинке.
— Донесёшь, малыш? — спросил Ганс.
— Конечно, — уверил его мальчик, принимая ношу. При этом он улыбнулся так, что хозяина бросило в пот. — Спасибо за угощение, надеюсь, Вы не откажете моему господину и в горячей ванне.
И присев, словно в книксене, этот юный соблазн плавной походкой отправился туда, где незадолго скрылись господин со служанкой.
— Чёрт бы меня побрал, — облокачиваясь на стойку, пробормотал Ганс.
— Молчи, а то накличешь, — проворчала старая кухарка и тут же громко сварливо позвала: — Барбара, Ариетта, вы поможете мне закончить плов или будете флиртовать с Ирмисом? Живо сюда!
Господин мальчика явился в плаще с закрывающим лицо капюшоном. Материал вещицы наверняка стоил баснословно, поэтому Хильда тут же признала в незнакомце вельможу. Такие как он всегда искали тайных развлечений на стороне, и служанка таверны «Золотая чаша» собиралась обеспечить высокородному это развлечение, даже если в темноте капюшона скрывается калека или урод. Лишние гроши на новое платье никогда не помешают.
Они поднялись на третий этаж в самую крайнюю, к счастью, незанятую комнату, куда почти не долетал шум. Хильда открыла перед мужчиной дверь, зажгла свечи и, разъясняя расположение вещей, многозначительно улыбнулась при упоминании кроватей.
Благородный господин, правильно растолковав жест, подошел ближе. Хильда сначала положила руки ему на плечи, затем осмелилась стянуть капюшон. Он мягко спал с головы — служанка пораженно замерла, поглощённая омутами угольно-чёрных глаз.
Они казались морионами, воплощениями тьмы на бледном, слишком неестественно бледном лице. А может это всего лишь странные отблески пламени свеч?..
Резкие хищные черты, узкая линия губ, сжатых в жесткой чуть усталой складке, высокий лоб, нос с горбинкой и резко выделяющиеся скулы… Хильда видела многих мужчин: толстых, худых, высоких, низких, женственных, грубых, но с такой типично-мужской красотой — никогда. Наверное, в старину именно таких и выбирали, чтобы их профили выбивали на камнях и рисовали в качестве символов отваги и мужественности.
По сравнению с ним, для женщин любого возраста, тот мальчик-паж казался дешевкой.
Лицо мужчины обрамляли светлые, почти серые, но не седые волосы. Они наверняка доставали до лопаток, так как придавленные тяжелой тканью, прятались под плащом.
— А что скажет твой хозяин? — с насмешкой спросил благородный.
— Он давно закрывает глаза на мои маленькие шалости, сир, — кокетливо захлопала ресницами служанка.
Хильде, несмотря на каблуки, пришлось привстать на носки, чтобы найти своими губами его рот.
Тогда-то дверь с грохотом распахнулась, открыв взору юного слугу. Увидев любовную сцену, его глаза расширились, а щеки окрасились очаровательным румянцем.
— Простите, я… — смущённо забормотал, отводя взгляд.
Хильде стало почти жаль пажа, ведь господин сейчас наверняка отругает мальца за нерасторопность и выгонит его ночевать в конюшню. А солома в окружении лошадей — не самая приятная постель.
— Ничего, заходи, — вельможа отстранился и ненавязчиво подтолкнул служанку к двери. — А Вы…
— Хильда, сир, — та покорно склонила голову, пытаясь скрыть своё удивление и смущение от неожиданного поворота событий.
— Хильда, — повторил благородный, — думаю, Вам лучше отправиться вниз к посетителям. Не поймите неправильно, я устал и хочу провести эту ночь один.
Девушка сделала быстрый книксен. Мгновение спустя уже раздавался дробный стук каблуков о деревянную поверхность ступеней.
Мальчишка закрыл двери и, секунду помедлив, позволил себе расхохотаться. Он смеялся так, что едва не уронил поднос. Мужчина вовремя подхватил еду и поставил её на одну из кроватей. Потом изъял у мальчика корзину с вином, пристроив ту рядом.
Белокурый же, отсмеявшись, зажмурился от удовольствия.
— Знаешь, о чём она думала, когда спускалась? — не дождавшись ответа, продолжил: — Что за ночь с тобой готова продать душу Дьяволу. Как думаешь, согласиться?
Ивейн укоризненно покачал головой:
— Не нужно, она ведь пошутила.
— Половина известных знахарей тоже шутники, но всякую гадость вызывать они умудряются регулярно, — парировал мальчик.
В дверь постучались.
— Входите, — разрешил мужчина.
Две девушки несли большую овальную бадью, а трое других по паре ведер с тёплой водой.
— Вам помочь? — услужливо спросила одна из служанок, но в ответ получила качание головой и кивок на пажа.
Тогда девушки, поставив всё посередине комнаты, с книксеном удалились.
— Замечательно, — оценил мальчишка. — Давно хотел искупаться.
Не стесняясь постороннего, он начал раздеваться. Скинул тонкий коричневый плащ и пуговицу за пуговицей расстёгивал рубашку. Ивейн смотрел на действо не дольше пяти секунд, а затем, будто очнувшись, поторопился вылить воду из нескольких вёдер в бадью. Он старался стоять спиной к «прелюдии», чтобы ничего не видеть, когда услышал лёгкий вибрирующий смех:
— Кого ты хочешь обмануть, рыцарь.
— Лю…
— Людвиг, — перебили. — Тебе так нравится моё иное имя?
— Нет, — ответил Ивейн, опуская глаза.
Он хотел сказать что-то ещё, но обернулся, и слова застряли в глотке.
Людвиг стоял рядом совершенно обнаженный. Теплый отблеск свеч бесстыдно оттенял все искушающие изгибы юного тела. Восковая, идеально гладкая кожа соблазнительно манила, а глаза и улыбка обещали большее.
Хотя, обман, всё обман.
Людвиг любит пощекотать нервы, а Ивейн почти привык к его штучкам. И не телом ему хотелось овладеть, а скрывающейся за ним… нет, не душой — под оболочкой скрывалось нечто большее, заставляющее тело мальчишки подавать себя так… развратно. Как не пытался мужчина усмирить свою алчность, жажду и похоть, даже спустя года ему не удалось избавиться от удушающего желания владеть. А ведь Ивейн — настоящий рыцарь времён Утера Пендрагона, короля Артура и великого Мерлина. Тогда это звание являлось не званием вовсе, а смыслом и образом жизни.
Людвиг насмехался над мужчиной из-за этого, но и за это же иногда вознаграждал.
Он прошёл мимо, осторожно залез в бадью и откинулся назад, блаженно прикрыв веки.
— Присоединишься, рыцарь? — разомлевшим голосом.
— Обойдусь, — ответил тот, присаживаясь на кровать.
— Как хочешь, — небрежное пожатие плеч. — Тогда сними свои латы и потри мне спинку.
Тяжело вздохнув, Ивейн поднялся, скинул с себя плащ, перевязи двух мечей, расстегнул верхние пуговицы рубахи, закатал до локтей её рукава.
На небольшом столике, как обычно в тавернах, находились банные принадлежности: пара полотенец, мочалка, душистое мыло. Взяв две последних, Ивейн подошел к юнцу.
Людвиг чуть повернул голову, когда грубые мозолистые ладони намылили ему плечи и шею. Он убрал наверх волосы, прижав их ладонями к макушке, и обернулся полностью.
— Мне не стоило вас прерывать? — лукаво вопросил.
В его глазах — глазах не-мальчика, танцевали отблески свеч у завешенных шторами окон.
Несмотря на изобилие огня, в комнате царил полумрак. Краем глаза Ивейн заметил шальную пляску колдовских теней на потолке: они то складывались в вихрь бабочек, то в замысловатые зубастые, норовящие друг друга сожрать фигурки, то в вообще непонятные размытые кляксы.
— Ты сам знаешь ответ, — руки намылили грудь, массирующими движениями растёрли пену.
От воды в бадье вздымался едва заметный пар.
— Конечно, ты же рыцарь, — саркастический смешок. — Платок от благородной леди и один благосклонный взгляд — твой удел. Что бы ты делал, если бы я не зашел? Лично я не против посмотреть или побыть третьим. Но согласись, невинность мне удалось изобразить талантливо.
Мужчина промолчал, продолжая мыть мальчика. Добрался мочалкой до поясницы и остановился, кинув на Людвига вопросительный взгляд. Белокурый опустил туловище в воду, высунув из неё ноги. Отпустил волосы, и они непослушными вихрами разметались по плечам.
— Ты думаешь, это неудачная легенда, — неожиданно, со смешком утвердил мальчишка.
— Не читай мои мысли, — раздражённо поморщился Ивейн.
— Что хочу, то и делаю, — ленивая усмешка. — Скучно.
— Тебе всегда скучно, — пальцы коснулись гладкой кожи стопы. Мужчина нехотя признал: — Да, я так думаю. И всегда буду думать. Никогда не любил обманывать людей.
— Неудивительно, рыцарь. Но я тебе в сотый раз повторю, что по-другому не получится. Хочешь разыграть всё наоборот? Слишком много риска нам ни к чему. А маленький господин со слугой, больше смахивающим на наёмного убийцу, вызовет много слухов. К тому же из-за возраста мне, «благородному», много куда закроют доступ, — непосредственно наморщил нос: — В бордель, например. Лишиться плотских удовольствий я не готов.
— Знаю, — рыцарь склонился, чтобы зачерпнуть пустым ведром немного мыльной воды, и Людвиг схватил его за запястье.
Притянул к себе, заставив оступиться и намочить колено в воде.
— Поцелуй меня, — прошептал юнец прямо в губы мужчины.
Огоньки свеч, казалось, сначала взвились вверх и тут же приникли, позволяя полумраку отвоевать себе большую часть углов помещения.
Ивейн не стал противиться: коснулся чужих губ своими, чуть шершавыми, полусухими, проникая языком в податливо приоткрытый рот. Впился голодным жестким поцелуем, сминая, пытаясь овладеть силой, таящейся в хрупкой оболочке очередного мальчишки. Будто это действительно возможно.
Людвиг позволял ему касаться себя: зажмурился, выгибаясь в спине, стискивая свободной рукой собственную разгорячённую плоть. Его влажный язык сплетался с языком Ивейна и тут же отступал, давая возможность полностью исследовать свой рот.
Губы разомкнулись лишь для глотка воздуха, чтобы в следующую секунду снова сорвать ещё один поцелуй.
Ещё и ещё.
Приоткрыв глаза, Людвиг скосил взгляд на возбуждённую плоть Ивейна. Он попробовал потянуться к ней, но мужчина перехватил руку, разорвал поцелуй и мгновенно отшатнулся, вставая на ноги. Он дышал, словно загнанный зверь, в то время как дыхание мальчика ничуть не изменилось.
Забылся, совершенно забылся, а этот… дьявол корыстно воспользовался случаем.
— Ты тот ещё сластолюбец, господин рыцарь, — смешливо пропел белокурый.
— Это ты… меня совратил, — сквозь зубы выдавил тот.
В эту минуту он ненавидел… нет, не Людвига — самого себя. Существует ли что-то худшее, чем дать волю своим бесам?
— Конечно существует, — засмеялся мальчишка, и рыцарь поглядел на него почти со священным ужасом. — Иди ко мне. Обещаю, кошмары тебя сегодня не достанут.
Тогда Ивейн замер, прикрыл глаза. Успокоился, вернул вместе со спокойным дыханием утраченное самообладание. Плоть ещё не утихомирилась, но это неважно.
— Нет, — решительно ответил. — Я и так…
— Поддался искушению? — лукаво подсказал Людвиг. — Лучшего комплимента для меня не придумаешь.
Такие разговоры не в первый раз происходили между ними.
Соблазн — великое дело. Он — сейчас, а последствия — где-то в будущем. «Сейчас» — ближе, особенно когда…
Ивейн досадно скривился, поглядел на мокрое колено и отправился ужинать. Мальчишка какое-то время нежился в воде, отказываясь мыть голову, и не скрываясь смотрел на спутника, пока тот аккуратно справлял трапезу. Затем переглянулся с огоньками свечей в комнате.