– Кстати, – сказал я, – думаешь, твоя мама уже дома?
– Скорее всего, – ответил он.
– Так позвони ей. Скажи, что мы поехали в отель «Пикетт» на 60-й трассе, где сможем обсудить дела в спокойной обстановке. Спроси, не возражает ли она. Идет?
Отчасти мои действия были обусловлены прагматизмом. В этом густонаселенном трейлерном парке соседи вряд ли упустили случай сказать миссис Рамси, что ее сына искали федералы. Не хватало еще, чтобы мамаша в панике принялась звонить адвокату, когда мы только начали раскручивать простое дело. Но что-то подсказывало мне, что друзей у Рода немного. Возможно, из близких у него вообще была только мать.
– Идет, – ответил он с облегчением, и я подумал, что, скорее всего, прав.
Никогда не знаешь, что именно вызывает доверие. Порой это комбинация факторов: тон голоса, улыбка, легкий наклон назад, чтобы собеседнику не казалось, будто ты ему угрожаешь, или перспектива бесплатного обеда в прохладном гостиничном номере. Что бы здесь ни сыграло решающую роль, Род согласился поехать с нами, и мы получили больше времени на личный разговор. Через десять минут Эл уже снимал номер в отеле «Пикетт», выбрав люкс с просторной гостиной, где мы могли удобно рассесться на почтительном расстоянии друг от друга. Я не хотел, чтобы кто-то из нас находился слишком близко к Роду – это ведь не кино, здесь главное комфорт. К тому же так он мог спокойно курить. Пока Эл оформлялся, мы с Родом стояли в стороне.
– И как девчонки в Германии? – спросил я.
Род тотчас оживился.
Честно говоря, я применил дешевый прием, но допрос не получится, если стараешься в лоб добиться признания. Гораздо важнее разговор лицом к лицу. Чем больше разговариваешь, тем больше у тебя шансов выяснить все необходимое. Как я уже сказал, Род был немного неуклюж. Несмотря на молодость, он казался потрепанным: его лицо покрывали шрамы от акне и морщины от пристрастия к куреву. Вряд ли самые привлекательные женщины города по ночам представляли, как их касаются тонкие губы Рода Рамси. Но я готов был поспорить, что сам он считал себя дамским угодником. Если обращаться с ним соответствующе и подпитывать его нарциссизм, он захочет общаться со мной, чтобы я мог снова потешить его самолюбие. Улыбка Чеширского кота сказала мне, что я прав.
– Вы знали, что в Германии проституция легализована? – спросил он.
– Нет! Симпатичные девчата?
– О-о-о, – протянул он, – к одной я частенько заглядывал. Она была невероятно красива, сложена, как супермодель. Да я бы только ради нее записался добровольцем. Спустил на нее целое состояние.
– Сколько?
– Порой по паре сотен в неделю. Однажды я просадил за неделю аж тысячу двести долларов, но видит бог, она того стоила. Какое тело!
– А что там с марихуаной? – поинтересовался я, меняя тему. – Между нами, девочками, – почем тогда шел пакетик в Германии?
– Ну, – серьезно начал он, – трехграммовый пакетик продавали за двадцать два бакса. Мне такого на неделю хватало.
Когда Эл вернулся к нам с ключом от номера, я не только узнал, какую жизнь вел Род во время службы в Германии – травка и шлюхи, но и оценил его экономическое положение, которое меня озадачило. Может, я и не служил в вооруженных силах, но в Юме работал бок о бок с армейскими сержантами и знал, что они получают меньше 100 долларов в неделю. Одна марихуана съедала у Рода аж четверть этой суммы. Если у него не было трастового фонда, на отсутствие которого указывала его текущая ситуация, услуги проститутки даже в спокойную неделю быстро загнали бы его в долги. А этого (как и каннабис) в армии не любят. Либо Род жил в Германии не по средствам, либо у него были средства не по рангу. Если так, то откуда он их брал?
Чем больше я узнавал о Роде, тем более странной загадкой он казался. Но в Америке никто не запрещает быть загадкой… пока ты не преступаешь закон.
Отель оказал именно тот эффект, на который я надеялся. Кондиционер остудил нас после часа, проведенного на ногах внутри и снаружи раскаленного дома, а мягкий диван и два удобных кресла и вовсе были тем, что доктор прописал. Даже Эл позволил себе немного передохнуть, что дало мне возможность снова вклиниться со своими вопросами.
– Расскажи-ка мне об отделе планирования, – сказал я Роду. – О Восьмой пехотной дивизии я знаю разве что по песенке Джонни Мэтиса.
Рода и в проекте не было, когда Мэтис записал свою песню, но он коротко кивнул: ему пришелся по душе мой культурный экскурс.
– В отделе планирования разрабатываются и хранятся планы на случай войны.
– Войны?
– С Советами. Если ты не заметил, Джо, Варшавский договор начинается у восточной границы Западной Германии.
Меня заинтересовало это обращение по имени. Как только мы показали свои удостоверения, Род принялся склонять имя Эла на все лады, но меня не называл никак, даже «агентом Наварро». Я уже понимал, что почти все слова Род произносит с неким расчетом. Так к чему он клонит, называя меня «Джо»?
– Просвети меня, – сказал я. – Ликвидируй мою безграмотность.
И он не заставил просить себя дважды.
– В нашем противостоянии самое важное – как конкретная сторона реагирует, как она справляется с непредвиденными обстоятельствами. Все постоянно меняется, поэтому планы приходится обновлять едва ли не каждую неделю. Какова численность войск? Что будут делать военно-воздушные силы? Силы НАТО? Что случится, если космический шаттл приземлится в Сибири, а не в пустыне Мохаве? Помните, мы потеряли над Испанией три водородные бомбы? – (Я прекрасно это помнил. Январь 1966-го. В воздухе столкнулись американский бомбардировщик B-52 и самолет-топливозаправщик KCK-135. Я понимал, что Род проверяет меня этим вопросом.) – Что, если что-то подобное случится завтра, скажем, в Болгарии? Нужны планы на случай любой внештатной ситуации.
Отлично. Роду нравилось меня просвещать и кичиться своими знаниями. А знаний обо всем, что связано с отделом планирования, у него хватало – я был впечатлен. Он говорил так, как в моем представлении должен говорить старший офицер, дающий краткую справку. Он понимал вопросы стратегии и тактики на поразительно высоком уровне. Кроме того, он знал историю и понимал, какое влияние она оказывает на современность. Я был поражен его знаниями… и понял, что, если наши встречи продолжатся, расколоть Рода будет очень сложно.
Зачастую, когда я допрашиваю людей, обладающих специальными знаниям, к примеру докторов и юристов, они быстро задирают нос и забывают, что мы, агенты, можем обрушить на них всю мощь государственной власти. Род был не таким, в нем не было очевидной заносчивости, ведь он не мог похвастать дипломом. Но я задавал вопрос за вопросом и по его ответам чувствовал, что он подбирается к грани.
Скорее всего, Эл еще не понял, что Род уже не видел в нем угрозы. Он был достаточно умен, чтобы понять: он гражданское лицо, а следовательно, армия и INSCOM не имеют над ним юрисдикции. Пуф! В мыслях Рода Эла уже не было – он не представлял опасности. Теперь он пытался понять, как одолеть меня.
– Скажи, Джо, – покровительственно начал он, – насколько высокий у тебя уровень допуска?
– Достаточно высокий, – ответил я.
– Нет, Джо, скажи, какой именно. У тебя есть допуск к совершенно секретным материалам?
– Есть.
– А что насчет документов особого режима? – спросил он, имея в виду секретную информацию с особым режимом хранения.
– Тоже.
Очевидно, он собирался пойти дальше, но я начал уставать от его чванства и решил покончить с этим.
– Родерик, – сказал я, понижая голос, наклоняясь вперед и сохраняя зрительный контакт, – у меня есть допуск ко всему, понимаешь? В этой комнате ни у кого, включая мистера Юэйса, нет допуска более высокого уровня. Поэтому я здесь.
В этот момент замер даже Эл – в номере повеяло холодом, – но я еще не закончил. Я намеренно растянул неловкую тишину, повисшую в комнате, и угрожающе играл желваками. Через несколько секунд Род заерзал на диване и взглянул на меня виновато. Намек он понял.
Я говорил самым резким тоном с начала встречи, но специально не стал повышать голос: чтобы он почувствовал угрозу, но и не мог ощутить свое превосходство. Если бы Рода снова пришлось допрашивать по этому вопросу – каким бы ни был сам вопрос, – скорее всего, беседовать с ним пришлось бы мне, а я не допрашиваю людей, ощущающих превосходство. Это гиблое дело. Никто ни в чем не признается пятнадцатилетнему подростку, а именно такой расклад возникает, когда субъект чувствует себя выше.
Как ни странно, Роду я, похоже, понравился, потому что он спокойно отнесся к тому, что я поставил его на место. Его лицо смягчилось, он дружелюбно кивнул. Я сказал то, что должен был сказать, и пошел дальше – без всяких препирательств. Род быстро это понял. Мы оба остались в игре.
Загадкой для меня оставалась дрожащая сигарета. Она дрогнула дважды. Двадцатью минутами ранее мы впервые заговорили об отделе планирования, и Эл брякнул что-то вроде: «Разве Клайд Конрад не занимался теми же планами?» Эл не оторвался от своих заметок и не увидел ответ Рода, но его увидел я. Сигарета снова задрожала, и дым зигзагами поднялся к потолку.
Я заметил это два раза подряд. Теперь я хотел сам провести эксперимент – в контролируемой среде гостиничного номера. Чтобы подготовить его, мне нужно было успокоить Рода.
К счастью, нам как раз доставили обед: посыльный в фиолетовой форме с золотистым кантом вкатил в наш номер тележку с горой сэндвичей, картошки фри и маринованных огурчиков. Род тотчас приступил к еде. При его нынешнем образе жизни он не мог устоять перед угощением, но я вообще люблю угощать собеседников, даже если они живут на широкую ногу. Еда меняет динамику разговора; гораздо сложнее противостоять человеку, который только что тебя накормил. Чтобы поддержать настроение и дать Элу возможность поесть, я вернулся к своей шутливо заговорщицкой манере.
– Род, – сказал я, – как я понял, офицеры не слишком вас зажимали – ты говоришь, что низшие чины жили в свое удовольствие: нарушали устав, курили травку…
– Там была лафа, – ответил Род, снова улыбаясь. – Травку курили все, даже многие офицеры. Само собой, был и черный рынок – на улице толкали по дешевке кое-что из армейского магазина.
– Но ты-то, конечно, жил по совести? – спросил я.
Род лишь улыбнулся в ответ – и это стало еще одним подтверждением, что законы и правила в его представлении существуют, чтобы их нарушать.
– А что с вином? Дешевое оно было на базе?
– Очень дешевое.
– Тебе нравилось?
– О да, особенно рислинг. Там вечно все ходили пьяные. Больше ведь на базе заняться нечем.
Род уже в четвертый или в пятый раз произнес слово «все», которое свидетельствует о виновности. В его представлении «все» нарушали правила – так почему бы не нарушать и ему? Я задумался, платит ли он налоги (если зарабатывает достаточно, чтобы делиться с Дядей Сэмом) или же считает, что в этом нет необходимости, ведь «все» дурят систему.
Эл вернулся к вопросам о перемещениях служащих. Род ответил, что он часто гулял по окрестностям, как по выходным делают и многие немцы, но ничего не сказал о путешествиях за границу. Однако важнее, чем сам ответ, было то, что он заметно расслабился. Теперь он говорил с нормальной скоростью. Его руки больше не летали в отчаянной жестикуляции. Докурив очередную сигарету, следующую он вытащил из пустеющей пачки лишь через пятнадцать минут. Я подождал, пока он не раскурит ее и не сделает первую глубокую затяжку, а затем задал вопрос, к которому мы подбирались с самого начала.
– А что твои сослуживцы? Этот Клайд Конрад был хорошим парнем? Каким он был?
Род внимательно выслушал вопрос. Кожа прямо под его левым глазом, чуть выше скулы, немного дрогнула; обычно такое можно заметить лишь у блефующего игрока за покерным столом. Но я следил за сигаретой.
– Конрад очень умен, – наконец ответил он. – Он много читал – знал о планах больше многих офицеров.
Тут его сигарета дрогнула в третий раз, и я получил подтверждение, на которое рассчитывал.
Эти реакции называются автономными, и они проявляются лишь в ответ на определенные слова. К примеру, если убить кого-то мачете, слова «ледоруб» и «нож» не будут оказывать никакого эффекта. Рефлекс проявится только при упоминании слова или фразы, которые непосредственно ассоциируются с действием. Для Рода, как я только что убедился, таким было имя «Клайд Конрад», но почему? Имена собственные отследить не так-то легко. Может, Конрад и Род вместе зависали со шлюхами, а может, как он уже намекнул, толкали армейские сигареты на черном рынке. Но реакции повторялись снова и снова, а значит, между этими двумя существовала очень серьезная связь.
Само собой, это надлежало изучить внимательнее, но перед нами встал практический вопрос. У Эла заканчивалось время. Род мог сам вернуться домой – он приехал в «Пикетт» на своем обшарпанном «Додже Эриес», который маячил в моем зеркале заднего вида всю дорогу в отель. Но Эла нужно было через полчаса доставить в аэропорт, иначе он рисковал пропустить свой рейс.
– Может, позвонишь маме перед выходом? – предложил я Роду. – Чтобы не волновать ее понапрасну.
– Ничего, все нормально, – ответил Род. – Позвоню ей, когда вернусь.
Он снова улыбнулся – сейчас это была настоящая улыбка, а не кривая усмешка. Похоже, он был доволен своими ответами, а мы на него не давили. Будь вы тайным свидетелем этой встречи, вы бы задумались: «И чего они добились?» Со стороны все казалось пустым трепом и хвастовством с гарниром из рассказов о холодной войне и откровенной чуши. Но вы оказались бы очень и очень не правы.
Выслушав наши благодарности, Род направился к двери, явно радуясь, что все уже позади, – так он думал. Я же подождал, пока он возьмется за ручку, чтобы выстрелить в него последним вопросом.
– Кстати, – сказал я, – Конрад что-нибудь тебе давал?
В сфере дознания это называется конфронтацией у косяка. Допрос окончен; подозреваемый чувствует, что он в безопасности – до свободы остается один шаг, один поворот дверной ручки. Никогда не знаешь, что услышишь в этот момент.
– Нет, ничего особенного, – ответил Род. – Но он дал мне номер телефона.
Как ни в чем не бывало он вытащил из заднего кармана бумажник, вынул из него потрепанный клочок бумаги и протянул нам.
– Можно мне взять? – спросил я.
– Конечно, – сказал он. – Забирай.
Я взял его за уголок, осторожно перевернул и прочитал номер: 266–933. Девятка была написана на немецкий манер и напоминала строчную «g», а потому я решил, что писал не Род.
– Что это за номер? – спросил я.
– Телефон, наверное. Он сказал мне взять его на будущее, если у меня возникнет необходимость с ним связаться, – ответил Род и с этими словами вышел и закрыл за собой дверь.
Я аккуратно сложил бумажку в гостиничный конверт. Не важно, что там был за номер. Сама бумага – ее плотность, волокна, текстура – показалась мне весьма необычной.
Глава 2
Бытовые проблемы
Эл Юэйс оказался не таким молчаливым сфинксом, за какого я его принял. От отеля «Пикетт» до международного аэропорта Тампы было не больше десяти минут езды, но по дороге Эл вышел за рамки протокола (по моей наводке) и посвятил меня в дело Конрада.
Завербованный американской разведкой агент – Эл не мог или не хотел сказать большего – сообщил в INSCOM о шпионе, засевшем глубоко в рядах 250-тысячного американского гарнизона, развернутого в Германии. Этот неизвестный солдат воровал документы, которые впоследствии уплывали через Венгрию в Советский Союз. По словам Эла, Военная разведка и Региональное отделение ФБР в Вашингтоне вели это расследование много лет. Это было все равно что искать иголку в стоге сена, но в конце концов они вышли на Клайда Ли Конрада. На это было две причины: его долгая служба в Германии (большинство солдат через несколько лет получают приказ о переводе) и, что важнее, тот факт, что большую часть службы он отвечал за хранение именно тех планов, которые утекали к Советам.